Поначалу в купе их было четверо: Серёжка, тридцатипятилетний буровик Николай, Софья Андреевна, старушенция лет под пятьдесят, и Гришка, дембель-ракетчик.

Ночью, когда садились в поезд, как-то все быстро перездоровались в темноте, разлеглись по полкам да заснули. А вот на следующий день, к обеду, в купе стало оживлённо, шумно и суетно.

Началось с того, что Софья Андреевна оказалась и не такой уж старушенцией, как представил её вчера в потёмках Сергей. Да, худенькая, даже усохшая какая-то… Да, морщинки у глаз… Да, седина… Но когда она вошла в купе после туалетной комнаты в спортивном костюме – умытая, посвежевшая, благоухающая чем-то вкусным, не похожим на карвалол – Серёжка лишь восхищенно дёрнул головой: ни фига себе! Сзади глянешь – семнадцатилетняя девчушка! Да ещё какая! А ему вчера показалось – чуть ли не в шушуне она… Во, дурак!

– Доброе утро! – радостно поздоровалась она со всеми.

– Здрасьте, – вразнобой отозвались с полок мужики. Гришка даже стыдливо подогнул ноги, спрятал их под одеяло.

– Вставайте, молодёжь, вставайте! Успеете ещё належаться, дорога длинная. Завтракать будем.

– Не, я в ресторан с ребятами схожу, – буркнул Николай. – У меня ребята из бригады в соседнем вагоне едут…

– Да успеете вы к ним, Николай. – Она быстро и аккуратно заправила постель, раскрыла сумку и принялась заставлять столик снедью. По купе потянуло копчёной курицей, огурцами, хлебом. – Домашнее надо доесть, а то испортится… И вам как раз закуска под лечение будет.

– А что… – Николай высунул из-под простыни голову. – Ага?..

– Ага, ага, – согласно покивала та. – Амбре не для слабонервных.

– Извиняйте. – Он снова накрылся простынёй. – Посидели малость с ребятами вчера… Извиняйте…

– Мужчины, идите мыться. Готово всё!

– Ты смотри, какая общительная, – сказал Николай в тамбуре. Они перекуривали, пока дембель умывался. – Даже непривычно…

– А чего… нормально… – Серёжке, наоборот, казалось, что так и должно быть. На метеостанции его так же встретили: сразу и с душой. Да и в институтской общаге… Серёжке везло на людей. – Хорошая тётка…

Николай тяжело вздохнул, затушил окурок и зашёл в освободившийся туалет.

– Старухой вчера почему-то её представил, – подумал Серёжка, глядя на проносившиеся мимо пейзажи. – А она ничего… Даже «амбре» слово знает, а я: «шушун»…

…Когда он заявился в купе, все уже сидели у столика и ждали его.

– Сейчас, я мигом…

Сергей достал свою сумку с третьей полки, вытащил полбулки чёрного хлеба, пару «Бычков в томате», Светины пирожки в целлофановом пакете и одну из пластиковых бутылок с вином.

– Друзья дали, домашнее… Вкусное! Я пробовал…

– Да у меня своё есть, – как-то даже обиженно буркнул Николай, кивнул на выставленную бутылку «Хортицы».

– А-а! – примирила всех Софья Андреевна, отчаянно и весело махнув рукой. – Всё попробуем!

Гришка сидел в сторонке у двери и силился снять китель с вешалки. Петелька, видимо, перехлестнулась, и китель сопротивлялся.

– Ты куда? – Николай расставлял разовые стаканчики.

– Я… это… друганы в соседнем вагоне. Я… к ним схожу… договаривались… – покраснел тот и с силой дёрнул китель. Петелька оборвалась.

– Я те схожу! Сиди! – строго одёрнул его Николай. – Тоже мне… И меня ребята ждут, и чего?.. Сиди! Я пятнадцать лет назад так же на дембель ехал: красивый – что ты! Китель с иголочки, значков – полная грудь, альбом дембельский, подарки всем в чемодане… И карманы пустые! Жрать хотел – аж желудок сводило! Сиди! Не обижай людей!

Григорий покраснел ещё больше, кое-как повесил китель обратно и придвинулся к столу. Вино в стаканчиках приобрело кровавую окраску. Попутчица понюхала его на расстоянии, удовлетворительно кивнула головой:

– Хороший аромат.

– А мы его сейчас на вкус! Чего его нюхать?! Ну, за знакомство! – Николай поднял стаканчик и залпом выпил. – Эх, и вправду хорошее! Серый, ты дверь-то запер? А то, неровен час…

В общем, хорошо они посидели. Гришка с Николаем оказались земляками: один с Барабинска, другой – с Новосиба. А ехали с югов, потому что Гришка там служил (где да как – он говорил об этом как-то застенчиво и невнятно. Да его особо и не расспрашивали), а Николай ездил в гости к родителям.

Софья же Андреевна наоборот – в гости к сыну ехала в Хабаровск. Три месяца назад «вышла» на пенсию и решила прокатиться. Работала всю жизнь… сомле… сомьель… – Серёжка так и не запомнил точно. Дегустатором, в общем…

Вот ребята поразились! Особенно Николай: с полчаса расспрашивал, сколь платят да можно ли ему, простому работяге, устроиться на эту работу? Прилип к ней, как репей. Но та только весело отшучивалась да подставляла стаканчик для добавки. Сергей даже позавидовал её тренированности.

Странно, что проводница, заходившая к ним пару раз с чаем, даже не приструнила их, хотя всё спиртное «хозяйство» стояло на столике.

А потом пришли Гришкины друзья-дембеля…

А потом – друг Николая по буровой…

В купе стало тесно, и Серёжка перебрался на верхнюю полку, куда ему периодически подавали и питьё, и закуски. Он трясся на полке, свесив лохматую голову вниз и слушал спорящих.

А там, внизу, начали было с «высокого» – как сборная сыграет на чемпионате в Бразилии? – и постепенно опустились до «низменного»: кому на Руси жить хорошо? Народ собрался горластый, категоричный, как гильотина: что молодёжь, что Софья Андреевна. И у каждого была своя, выстраданная правда.

Что буровикам, что служилым – всем молодым казалось: хорошо на Руси жить! Хорошо! Только не им, а «этим»…

– Пашешь здесь, пашешь, – бухтел раскрасневшийся Николай, – а домой приедешь: за садик плати, за школу – плати, за коммуналку – что в ювелирный магазин сходил… За всё плати! А уж про больницу и не говорю! У меня северок-то все зубы повыщелкивал, думал: вставлю, как этот, из «Маски», зубастый буду. Ага, раскатал губу. В четыреста семьдесят тысяч «маска» моя обошлась! В четыреста семьдесят!!! Совесть есть у людей?! Попахал бы этот стоматолог у нас на буровой, да, Стёп? – посмотрели б мы, как он миллионы с простых людей «рубить» стал бы. Постеснялся бы, совесть бы заела!..

Молчаливый напарник грустно кивал головой и налегал на Софьину курочку.

– А мне бесплатно в гарнизоне вставили! – похвастался Григорий и даже ощерился, показав две железные коронки.

Николай только досадливо махнул на него рукой.

– У тебя ж железо… А у меня имплантаты! Башкой-то думай!.. Да и за казённый счёт у тебя, положено. Мы ж, гражданские, на вас отчисляем.

– В долги, небось, залезли, в кредиты? – усмехаясь чему-то своему, спросила Софья Андреевна.

– Здрасьте! Вжизнь в долги не залазил! Да ещё с процентами! Так, потихоньку, за осень отдал…

– Ого! – удивилась та. – И, говорите, на жизнь не хватает? С таким заработком?

– А где ж хватит-то?! – искренне изумился Николай. – С семьёй на Кипр съездили, оделись, машинку купил – и всё, опять на буровую! А те полгода в парламенте сидят, штаны протирают! А полгода по загранке разъезжают! За наш счёт, между прочим!

– Завидуете, что ли?

– Завидую! Честно говорю: завидую! То ли горбатиться, то ли штаны протирать!

– Так тебя, Никола, так же сволочить будут, как ты этих, депутатов! – изумился Сергей.

– Пусть! Но хоть пяток лет поживу, как человек! – упрямо гнул тот свою линию. – А то ж ведь ни хрена впереди, никакого просвета!

– Николай, а вам какой просвет-то нужен? – встряла Софья Андреевна.

– Ну… – тот смешался. – На яхтах вон разъезжают… Наворовали у народа…

– Тоже воровать хотите? У народа?

– Да ничего я не хочу воровать! – психанул тот. – Обидно просто! Нахапали – и живут припеваючи!

– Ох, Николай… – Софья Андреевна плеснула себе немного вина. – Нашли чему завидовать… Человеку всегда чего-то не хватает. Тому же Абрамовичу… А вы… Вы же счастливый человек! Любимая работа, хорошие друзья, крыша над головой, машина, детишки… Сыты, обуты. Радуйтесь каждой минуте и не берите в голову… Счастливчик вы.