– Прыгать куда? – наивно спросила я.

– Прыгать с парашютом! – засмеялась Таська и начала стягивать с себя свадебное платье, в которое она до сих пор была одета.

– Я не хочу прыгать с парашютом! – твёрдо заявила я тоном, как мне показалось, уверенным и не допускающим никаких обсуждений.

– Крис! – позвала Тася. – Она не хочет прыгать!

Крис появился на пороге спальни.

– Шура, это не совсем настоящий прыжок, – он попытался меня успокоить. – Вам никто не разрешит прыгать самостоятельно до тех пор, пока вы не совершите три тандема, то есть три прыжка с инструктором.

– Но я не хочу прыгать даже с инструктором! – проговорила я, хотя уже и не так уверенно.

– На самом деле в этом нет ничего страшного, это очень, очень здорово! – уверял меня Крис. – Я рекомендую попробовать.

– Но мне ведь нужно что-то знать для этого? – предположила я.

– Самое главное – сделать перед прыжком глубокий вдох, набрать в лёгкие побольше воздуха и задержать дыхание, – сказал Крис. – Остальное будет делать за вас инструктор. Но если вы совершенно не согласны, мы можем всё отменить.

Таська, переодетая в шорты и майку, схватила меня за руку и снова потянула за собой.

– Ты должна прыгнуть, ты просто обязана, если ты меня любишь! – потребовала она.

– А если ты меня любишь, оставь меня в покое! – упрямилась я, но в душе уже загорелся огонёк интереса.

«А может быть, и в самом деле попробовать?» – спрашивала я себя, хотя страх ещё был силён.

Через десять минут мы были на дропзоне, и Тайка с Крисом привели меня в павильон, где складывались парашюты. Меня уже ждал инструктор в полной экипировке.

– Это Шон, это Саша, – представила нас друг другу неугомонная Таисия.

Шон выглядел совершенно уверенно и спокойно, и это помогло мне принять окончательное решение. Я смотрела на загорелого улыбающегося парня, который крепко пожал мне руку. И это сильное рукопожатие вселило в меня уверенность, что я в самом деле хочу с ним прыгнуть!

От возбуждения я, вероятно, плохо соображала и не заметила, как оказалась в самолёте. Через несколько минут мы были в воздухе, а меня занимала только одна мысль – когда же мне станет страшно? Вместе с нами на борту находилось несколько пар, но прыгать мы должны были первыми.

Через какое-то время Шон поднялся со скамейки, потянул меня за руку и крикнул на ухо:

– Пристёгиваемся!

Я не поняла, что происходит, но он крепко обхватил меня и клацнул какими-то застёжками. Оказалось, что теперь мы пристёгнуты друг к другу, как два сиамских близнеца. Смешно переваливаясь, мы проковыляли к люку, который в одно мгновение распахнулся и выпускающий крикнул:

– Пошёл!

Я глянула вниз, снова подумала: «Когда же начинать бояться?» – и шагнула в открытую дверь. «Зачем я это делаю?» – пронеслось в голове. Высота была такая, что земли просто не было видно. Под нами плыли облака, которые тоже казались довольно далекими. Может быть, именно тот факт, что я не видела землю, оказался решающим, но у меня не было страха. Поток встречного воздуха забил нос, и я не могла вдохнуть. Тут я поняла, зачем нужно делать глубокий вдох до выхода из самолёта, но было поздно. Я открыла рот, и мои щеки запарусили, надуваемые ветром.

Сумасшедшая, в этот момент я представила, как выгляжу – с раздутыми ветром щеками, с белозубым парнем, привязанным за моей спиной, и мне стало так весело, что я захохотала во всё горло. Тут же я начала дышать, и до меня наконец дошло: я лечу!

В животе бабочки забили крыльями, и в голове пронеслось: «Реально неземной восторг!»

Я не могла насмотреться на раскрывающуюся передо мной красоту приближавшейся с каждой секундой Земли. Отчётливо, словно набухшие синие вены, стали прорисовываться дороги, зеркальным пятном сверкнул маленький водоём, лес сверху казался пушистым ковром, который хотелось погладить. Я старалась увидеть как можно больше и торопливо цеплялась глазами за эту потрясающую картинку, как вдруг инструктор крикнул что-то мне в ухо, и тут же сильнейшим рывком нас дернуло кверху – над головой раскрылся парашют. Ничего более ужасного в своей жизни я не испытывала! Все мои внутренности прыгнули к горлу, и я испугалась, что меня сейчас вырвет. Медленно покачиваясь, мы продолжали снижаться. Я больше не видела ни реки, ни леса, ни дропзоны с чётко вырисовывающимися теперь человечками, бежавшими нам навстречу… Меня тошнило так, что хотелось одного – как можно скорее приземлиться.

Земля приближалась, и инструктор снова закричал мне на ухо:

– Вытягивай ноги!

Как только я послушно выполнила приказ, пятки коснулись травы, и я приземлилась на пятую точку, проехав несколько метров по скользкой зелени. Инструктор отстегнул ремни, и мы перестали быть сиамскими близнецами.

Ко мне бежали Таська и Крис.

– Ну как? Ну как? – кричала Тася и, добежав, начала меня обнимать, тормошить, целовать.

Тошнота не прошла, голова дико болела, и единственным желанием было лечь где-нибудь в тенёчке.

– Здорово, – прошептала я, не желая расстраивать подругу.

Совершив неимоверное усилие, я заставила себя подойти к Шону, обнять его и поблагодарить за прыжок.

На следующий день после возвращения домой, проснувшись в своей постели, я долго лежала, рассуждая на тему, хотела ли бы я выйти замуж в свои пятьдесят лет. Несомненно, бывали вечера, когда чувству одиночества я бы предпочла компанию, но случалось это чрезвычайно редко. В основном моё время было поминутно расписано, и его катастрофически не хватало. Приходилось расставлять приоритеты, выбирая, что нужно сделать в первую очередь, а что – во вторую, а потому ни одной свободной минутки как таковой, чтобы никто не отвлекал и ничто не подгоняло, у меня не было. Соответственно, не было ни скуки, ни тоски, ни чувства одиночества.

Для чего же тогда выходить замуж в пятьдесят? Детей я не хотела никогда. Моя племянница Алиса, с одной стороны, удовлетворила моё любопытство и потребность в общении с маленькими человеками, с другой – полностью отбила охоту заводить своих собственных. У меня не хватало времени даже на друзей – откуда же взять его на мужа! Ведь это не одногруппники из России, с которыми я вижусь один-два раза в год, не коллеги по работе, с которыми общаюсь с девяти до четырёх пять дней в неделю, не друзья, с которыми «зависаю» по праздникам. Мужу нужно уделять внимание по утрам, отвечать на звонки и сообщения на работе и, конечно же, посвящать драгоценные вечерние часы, которых мне не хватает для самой себя.

Так для чего?

Вообще, представители мужского пола разочаровывали меня всё больше и больше. Белые канадцы и американцы в своём подавляющем большинстве представляют какую-то бесполую массу: широкий таз, узкие плечи, живот, выступающий под грудью, – фигура то ли женская, то ли мужская. Лица тоже бесполые, какие-то невыразительные, словно притоптанные. Плюс безликая одежда под стать.

Если хочется мужского характера, то здесь выступают на первый план латиносы: и мужественный вид, и темперамент, и сексуальность… Латинский мужчина, как латинская музыка, заводит на раз-два-три, увлекает в водоворот страсти, и кажется – вот они: настоящая жизнь, танец, полёт фантазии! Но через пару песен вдруг понимаешь, что все мелодии повторяются, звучат одинаково, и уже на десятой хочется выключить этот поднадоевший граммофон.

Арабы – мм… Ещё более мужественные и решительные, но разобраться в арабском менталитете можно только при большом желании и неограниченном запасе времени. Иначе велик риск оказаться свидетелем и жертвой упрямого контроля всех и вся… Восток – дело тонкое… Приручить арабского скакуна – настоящее искусство, и перед тем, как посвятить этому жизнь, нужно ответить на вопрос: оно мне надо?

Русские… Здесь связующим становится родной менталитет: есть над чем посмеяться, что вспомнить из молодости, знакомые шутки, фразы из песен и кинофильмов. С русским можно переспать под водочку, но утром, посмотрев на себя в зеркало, поморщиться: «Фу, какая дура!» – и незаметно уйти, неслышно закрыв за собой дверь. За русского можно выйти замуж по любви, по молодости и прожить долгую жизнь по-родственному. Но если случится расстаться, то второй раз за русского не заманишь калачом. С ними хорошо дружить, но замуж. Не хватает мне в них огня, изюминки.