Никто от Ёсикава великих идей и открытий и не ждал. Достаточно было того, что крупнейший на планете радиотелескоп безупречно работает, и его международная команда учёных и техников год за годом выдаёт блестящие результаты. То есть, проблем у телескопа была куча. Финансовых, административных, технических и даже кадрово-политических (сказывался международный статус). Как и у любой крупной структуры подобного рода. Но со всеми директор Ёсикава Хироси справлялся достойно, по мере их поступления и согласно приоритетам. Не меняя бесстрастного выражения лица.

– Звоните, – сказала Агнешка. – Звоните, Уильям. Я с вами.

Уильям вздохнул, покосился на часы, ещё раз вздохнул и снял телефонную трубку.

На часах, как отметила Агнешка, было двадцать три часа тридцать восемь минут.

Ёсикава Хироси прибыл в Центр управления радиотелескопом за пять минут до полуночи. Сорок девять лет, идеально бритое лицо, легкая седина и непроницаемый взгляд тёмных японских глаз. Был он в безупречной чёрной паре, ослепительно белой рубашке и при галстуке. На ногах, в отличие от легкомысленных глайд-туфель Уильяма, – сияющие чёрные классические английские туфли ручной работы.

– Показывайте, – бросил он, поздоровавшись, и уселся к вирт-монитору рядом с Уильямом.

Всё повторилось сначала. Только директор Ёсикава Хироси не чертыхался, не просил кофе и никому не звонил. Дважды, но быстро и молча прослушал запись неизвестного голоса, изучил характеристики радиовсплесков, уточнил время обращения Каллисто вокруг Юпитера.

– Вы уверены, что это не какой-нибудь наш межпланетный аппарат? – спросил.

Агнешка вывела на экран список:

– Вот, смотрите. Здесь всё, что летает в космосе сегодня. За исключением орбитальных спутников и МКС, поскольку это не они, там другой протокол.

– Вы абсолютно уверены?

Уильям и Агнешка переглянулись.

– Как в том, что меня зовут Уильям Гилеви, – сказал Уильям. – Сигнал идёт с Каллисто. Вы сами только что всё видели и слышали. Ко всему прочему, в районе Юпитера у человечества сегодня нет ни одной исследовательской станции. Последний межпланетный аппарат нырнул в атмосферу Бурого Джупа тринадцать лет назад, в две тысячи двадцать первом.

– «Юнона» – кивнул директор.

– Она.

– Язык, на котором идёт передача, нашему ИИ неизвестен, – осмелилась заговорить Агнешка. – Ради такого случая он даже скачал глубокоспециализированную прогу у коллег-лингвистов. – Никто и никогда на этом или похожем языке на Земле не говорил.

– Впечатляет, – сказал Ёсикава Хироси. – Значит, мы, вероятно, имеем дело с величайшей научной сенсацией в истории. Мы впервые столкнулись с доказательством, что человечество не одиноко во Вселенной. Пафосно звучит, понимаю, но это правда. Что будем делать, коллеги?

– Не знаю, как вы, а я бы выпил, – неожиданно сказал Уильям. – Как-то это всё слишком волнительно для моего старого потрёпанного сердца. В чисто терапевтических целях.

– Здравая мысль, – кивнул директор. Оба посмотрели на Агнешку.

– Что? – развела она руками. – Неужели вы думаете…

– Я бы сходил к себе в кабинет, но это далеко и неудобно, – сказал директор. – Прошу вас, Агнешка-тян. Будем вам только благодарны, – в тёмных непроницаемых глазах Ёсикава Хироси Агнешка прочитала намёк на улыбку.

– Судьба женщины – накрывать на стол, да? – пробурчала она.

Непосредственное начальство откровенно ухмыльнулось, блеснув хорошими американскими искусственными зубами.

– Ну что вы, – сказал директор. – Просто вы хозяйка, а мы гости. Правда, Билл?

– А то, – подтвердил Уильям и посмотрел на Агнешку. – Если хотите, могу помочь. Стаканы там помыть…

– Сидите уже, помощники. Но сразу говорю – есть только коньяк.

– Годится, – кивнул директор.

– Отлично, – сказал Уильям. – Нет лучше средства понизить давление, подскочившее от столь невероятных фактов, свалившихся на нас этой знаменательной ночью.

Через пять минут они подкатили кресла к широкой офисной тумбочке, которую Агнешка расчистила от бумаг и водрузила на неё початую бутылку «мартеля», три металлических стаканчика объёмом не более пятидесяти грамм каждый и блюдце с нарезанным и посыпанным сахаром лимоном.

– Знаю, – сказал Уильям. – Русские так пьют коньяк. Лимоном с сахаром закусывают. Мне всегда казалось это странным.

– А вы пробовали? – спросила Агнешка.

– Нет.

– Вот и попробуете.

Уильям взял бутылку, разлил.

– С удовольствием, – сообщил он.

– За что пьём? – осведомилась Агнешка, беря стаканчик.

– За то, чтобы мы не ошибались, и это действительно оказался инопланетный разум, – с самым серьёзным видом произнёс Ёсикава Хироси. – И дело даже не в нашей репутации.

– Просто очень хочется, – закончила за него Агнешка.

– Да, – подтвердил директор. – Именно так.

Выпили, закусили лимоном.

– Мне кажется, это должен быть автомат, – сказала Агнешка. – Коньяк подействовал благотворно и снял последние остатки излишнего напряжения перед начальством. Впрочем, в любой мужской компании Агнешка всегда осваивалась быстро.

– Да уж явно не живое существо, – усмехнулся Уильям.

– Почему? – спросил Ёсикава, разглядывая обглоданную лимонную корочку, которую держал на весу двумя пальцами.

– Это можно не есть, – сказала Агнешка. – Положите вот сюда, на бумагу.

– Спасибо, – Ёсикава последовал совету и вытер пальцы салфеткой. – Кстати, весьма любопытная закуска для коньяка. И всё-таки, почему?

Уильям хмыкнул и взялся за бутылку.

– Теоретически, – сказал он, – там, конечно, может быть живое существо. Но только теоретически.

– Я понимаю, – кивнул Ёсикава. – Но один шанс из ста миллионов нам уже выпал. Почему бы не выпасть и одному из ста миллиардов?

– Да вы романтик, сятё[2], – Уильям разлил по второй.

– Бросьте ваши японские церемонии, Уильям, – сказал Ёсикава. – Хотя я очень ценю, что вам о них известно. Можно просто по имени.

– И мне? – не удержалась Агнешка.

– Я бы почувствовал себя бездушным бюрократическим чудовищем, не ответив на этот вопрос утвердительно, – галантно наклонил голову директор.

– Спасибо, – она улыбнулась своей отборной улыбкой.

Ёсикава кашлянул. Уильям поднял стаканчик.

– За нашу победу, – сказал он. – Чувствую, нас впереди ожидают те ещё бои.

Выпили.

Какое мудрое было решение, подумала Агнешка. Коньяк – отличное средство от стресса. Если в меру, конечно. А уж стресс был такой, что я даже не знаю. Последний раз испытывала нечто подобное, когда собиралась замуж за Марека. Хотя нет, всё равно не сравнить. Этот круче.

Тем временем Уильям и Ёсикава продолжали обсуждать таинственный чужой радиосигнал и все возможные аспекты, связанные с его появлением. Агнешка без всяких вопросов поняла, что мужчинам и учёным нужно было уяснить для себя некоторые важные моменты, прежде чем ставить в известность коллег, готовить пресс-релиз и заниматься массой других срочных дел, которые неизбежно на них свалятся, как только сенсационная новость станет общедоступной.

– Логически рассуждая, – сказал Уильям, – они должны были прилететь недавно. Сравнительно недавно, конечно.

– Потому что раньше сигналов не было, – кивнул Ёсикава. – Иначе кто-то обязательно бы их поймал. И нам стало бы об этом известно.

– Верно, – продолжил Уильям. – Что в свою очередь означает…

Он вдруг замер, не договорив фразу. Взгляд его голубых, уже слегка выцветших от прожитых лет глаз, приобрёл характерное выражение, которое бывает у человека, неожиданно вспомнившего нечто весьма важное.

– Что? – спросила Агнешка. – Что случилось, Уильям?

– Вот же чёрт… – пробормотал учёный. – Кажется, я всё-таки идиот.

Ёсикава молча смотрел на коллегу, прищурив и без того узкие глаза.

– Сейчас, – пробормотал Уильям. – Одну минуту. Если только я его не стёр случайно…

Он сделал характерный жест левой рукой, похожий на тот, который ещё не так давно делали мужчины, чтобы посмотреть на часы. Раздался едва слышный щелчок комм-браслета. Над ладонью Уильяма всплыл и мягко засветился вирт-экран. Агнешка и Ёсикава не видели, что на нём, информация шла в защищённом режиме. Ждали.