– Эм-м-м… – поднял его и вгляделся. Я, видимо, спал, потому что экран сам смотрел на меня.

– Ну и? Долго так в гляделки будем играть, товарищ?

– Какого японского мотылька здесь происходит? ИИ прогрессировал из Алисы в… в кого, неизвестное ты существо?

– Думал, после схватки с Огнелисами ты уже перестал чему-либо удивляться. Я Ден. Рад познакомиться. Через три года совместной жизни, – явно с сарказмом произнесло устройство.

– Погоди, Сири знаю, Алису тоже. Наши ещё, вроде, Горыныча делали.

– Эх, не мыслишь ты в иных проекциях, Макс, совсем не мыслишь. Сколько мне за тебя уже приходилось действовать?

– В смысле?

– Контакты закисли! Светку помнишь?

– Ту, рыженькую? Так она странная была, всё говорила, что стихи мои нравятся, а я вообще не… Ах ты ж жо-о-о… Так это ты! Ты что творишь, кнопкотрон волшебный?

– Ну не такой уж и волшебный, каким бы хотелось бы быть…

На несколько минут мы оба замолчали, но молчание нарушил первым я, сгорая от любопытства.

– А как ты можешь рассуждать?

– Какой процессор сюда поставили? – ответил он, казалось, невпопад.

– Не уходи от разговора!

– Не ухожу. Так какой?

– У собратьев вон этой выдры спроси узкоглазой, – махнул в сторону домишки, – андроид вроде, один из экспериментальных последних.

– Понятно… – вздохнул совершенно по-человечески телефон. – Можешь после всего вот этого в Питер заехать?

– Странный диалог у нас. Туда-то зачем?

– К родным, помянуть.

– Эт кого? Нокию с Мотороллой?

– Да пошёл ты… Шутник, – замолчал вдруг аппарат. Экран погас, а из динамиков сама собой заиграла «Hotel California».

– Ну ладно тебе, в кои-то годы заобщались, – я окончательно проснулся и опустил телефон рядом с собой на циновку. – Ты вообще кто и почему всё это время молчал?

Телефон переключил мелодию. На экране высветилась надпись «Пошлю тебя на…».

– Ну прости, Ден, расскажи о себе. Я признаю, что был неправ. Ты всё же программа?

– Эх. Всё сложнее, дружище. Можешь считать меня зомбяком. В последний раз руки-ноги были у меня в сорок третьем. Тогда мне Катенька до мурашек нравилась.

– Какая Катенька? Ты – телефон! Который сейчас… – экран начал краснеть, я осёкся. – Прости, опять я… продолжай!

– Прощаю. Тоже был горяч. Тогда мы с фашугами знатно зарубились. Месиво было настоящее. Ещё летёха пошутил, что я такой везучий, что можно в атаку идти на доты с табуреткой… Вот… – помолчал он немного, – а потом с этим же летёхой, Васькой Ветровым, пошли в обход, когда всё поутихло.

– И? Не разряжайся только!

– Да нет… Это я так, опять Катюшку вспомнил. На мину наступил я тогда. Она щёлкнула. Я встал. И лётеха встал и пистолет достал. Стал задом пятиться – след в след.

– Прям как по фильму какому рассказываешь.

– М-да… А тогда не фильм это был. Очухиваюсь и не могу понять. Вокруг темно. Слышу голоса, но они как сквозь барьер прорываются. Ну всё, думаю, хулиганы зрения лишили, а потом разряд, ещё один. И Катин голос. Тогда я его слышал в последний раз.

– Сколько ей тогда было?

– Семнадцать, она медсестричкой бегала…

– Ах ты, педофил ста-а-арый!

– Да ну тебя, мне всего тогда девятнадцать было.

– Значит ей сейчас девяносто четыре.

– Ты это… не надо. Я уже видел её.

– Как?

– Обычно. У меня же теперь мозг – это микропроцессор. Спасибо, что памяти много взял, хватает вот и на раздумья, и на воспоминанья.

– Съездим к твоей мы Кате, – произнёс я после очередной паузы. Только чур её на микропроцессоры не перешивать… Ещё я порнухи по USB не наблюдал.

– Спасибо тебе, Макс…

– Хм… за что?

– Ты такой же как и я. Трындец творится в душе, а всё равно юморить пытаешься.

– Ладно уж тебе, Денис Батькович, – внезапно я отвернулся, почувствовав ветер вместе с луком где-то рядом с носом…

– Я тебя уже посылал? Мне всё ещё девятнадцать… Ну, плюс три года с тобой вот.

– Да уж. И вправду волшебство живёт рядом с нами. Давай спать уже.

– Давай, ухожу в гибернацию. Если что, буди, сто лет почти пролетело без разговоров. Только игру эту удали, а? По-человечески прошу.

– Которая с немцами?

– Она самая.

– Ладно, всё равно дальше Курской дуги за них продвинуться не мог… Постой! Или?..

– Да… или! Ложись уже!

Пробуждение оказалось фееричным. Первые аккорды «We will rock you» ворвались в мою невыспавшуюся головушку и разорвались там голосом вокалиста, весьма неплохо пародировавшего Фредди.

– Отличная мелодия для будильника, Ден! – произнёс не открывая глаз и провёл рукой рядом, чтобы нащупать телефон.

Однако пальцы нащупали лишь твёрдую стенку. В полном непонимании постарался открыть глаза. Эффект был ошеломительным – бандюги всё же, по ходу, выкололи мне глаза. Изображение на экране моих встроенных окуляров отчаянно не хотело появляться. Немного ошалев, постарался приподняться, но стукнулся головой о совершенно непредусмотренный здесь в моих планах потолок.

– Ё-ё-о-ошкины коченожки! – прошептал и ойкнул. – Это откуда у меня в мыслях такие эпитеты? Что вообще значит слово «эпитет»?

Больше времени на раздумья оставлять не хотелось – вместо этого повернулся на бок и постарался выдавить крышку – мысленно уже простившись с недостатком кислорода. Ну а что, кому ещё приходилось оказаться в ящике, погребённым заживо?

Только к чему был гитарист снаружи, который продолжал исполнять бессмертное произведение Меркьюри? И почему он не слышал моей возни? Охх… А может, это уже архангелы в свои трубы кличут именно таким образом? Нет, ну а что? Скажете, что вы слышали эти трубы?

На боку выдавить крышку оказалось невозможно, решил вернуться на спину, но в этот же момент локтем задел боковую стенку – та поддалась, и я со всей дури грохнулся на пол примерно с полутораметровой высоты.

Странно, но те маты, которые пришли в голову, были детскими и даже ненатуральными. Отойдя от болевого шока, огляделся. Пара узких окошек, больше похожих на стрельчатые бойницы. Ковёр на полу, весь в шерсти и соломе что ли. В углу доска подвешена на металлических цепях. На ней – отсвечивающие белым кристаллы. И массивный шкаф.

Позади послышалось странное фырканье – осторожно повернул голову и встретился с удивлённым взглядом, мать его, оленя!

– Что со мной случилось? – задал я ему глупый вопрос, стараясь прийти в себя и собрать хоть какие-то осколки логичности. Олень хорнул[8] в ответ и перебрал своими копытцами.

– Всё понятно, так, где мой телефон? – потянулся к карману, но вместо него нащупал странные складки. Закрыл глаза.

– Божечка, только не надо меня переносить в Шотландию, я ненавижу британскую погоду, бодяженный виски и лохнесскую склизкую ящерицу! Пожалуйста! Япония мне была как-то ближе по духу.

Олень проревел вновь и, судя по звукам, принялся с интересом меня обнюхивать.

Не открывая глаз, отстранился от его морды и запустил руку в штаны. Ничего не нащупав, в отчаянии подскочил и вскрикнул.

– Я всё понял, это тот волшебный дедок, который сидел под сакурой. Как там это у них? «Бабочка в теле человека, который видит, что он на самом деле спит в теле бабочки?»

Снаружи послышался шум – но он шёл явно не с той стороны, откуда доносились звуки уже другой мелодии, кажется, из Блэк Саббат. Кто-то спешил ко входу в комнату. Только сейчас обратил внимание, что и двери-то не было – был лишь тот самый шкаф, с антресолей которого я свалился. Блин, больно! Куда деваться-то?

Шкаф содрогнулся от мощного удара. Ещё раз и ещё. Прятаться было некуда, потому я молча наблюдал за действом, всё ещё развалившись на полу. Олень же подвинулся ближе, чтобы изучить мои волосы. О, они стали невероятно длинными, но башка ужасно чесалась, ещё и низ живота начало крутить, словно от меня отрывали самую важную часть. В принципе, она уже была оторвана, но вот эти фантомные ощущения.