– Моя милая Софи! – мужчина сгреб ее в охапку и, прихрамывая, повел к дому.

Софии казалось, что она попала в сумасшедший дом или на съемки какого-нибудь нового ужастика. Она словно во сне шла в обнимку с незнакомым мужчиной к дому. Домик был невысокий, заваленный на одну сторону. Она переступила порог и попала в небольшое помещение, устланное соломой. Маленькие окошечки, затянутые кожей, не давали света, на что сразу обратила внимание София. На столе в левом дальнем углу горела свеча. Справа от двери бросилась в глаза печь, сложенная из камня, в которой тлели дрова. Очень сильный кашель заставил ее пройти вперед, и за печью она обнаружила небольшую лежанку, где лежала женщина, накрытая несколькими одеялами. Она вопросительно посмотрела на мужчину.

– Софи, твоя мать больна. Почти месяц кашляет. А, вот уже несколько дней не встает. Вся горит, – мужчина опустил голову. – Я не знаю, чем ей помочь. Графиня отказалась дать своего врача.

София лихорадочно соображала. Мужчина, который стоял рядом с ней, называл себя ее отцом. Женщину, лежащую в углу самодельной кровати, он назвал ее матерью. Есть какая-то графиня, которая не дала лекаря. И все это на французском языке. «Может, это розыгрыш или реально съемки фильма?» – думала София.

– Софи, садись. Кухарка из дома господ дала мне курицу и яиц. У нас все животные повымирали. Мать не могла за ними ухаживать.А мне надо работать на конюшне у де Бовилей. Ты лучше расскажи, как ты осталась жива? Мы думали тебя задрали волки! Ты жива! – он трогал шершавыми руками ее испуганное лицо.

– Да, – чуть слышно произнесла на французском София. – Я жива.

– Где ты была? Два месяца прошло! Мы тебя похоронили с матерью.

– Меня спасли люди, выходили и отпустили домой, – испуганно придумывала на ходу девушка.

– Моя девочка, – не мог наглядеться на дочь Жак. – Жаль мама не может тебя увидеть. Она, как будто в забытье. Долго не протянет, – проронил слезу старик, откинув с лица длинные засаленные волосы.

– И ты так спокойно об этом говоришь? – София сняла дубленку, передала названному отцу и осторожно подошла к больной женщине. Отблески свечи едва доходили до кровати, слабо освещая ее худощавое лицо с ярко выраженными скулами. София потрогала лоб. У нее явно был сильный жар. Тут даже не нужен был градусник, чтобы понять, что температура около сорока.

– Есть уксус или что-то жаропонижающее? – озабоченно спросила София.

– Ничего нет. На той неделе были гвардейцы короля, сборщики налогов. Опустошили все наши погреба и кошельки.

– Какого короля? – София озадаченно смотрела на мужчину.

– Нашего короля-солнца, – сказал Жак и с подозрением посмотрел на дочь.

– Людовига XIV?

– А кого еще? У нас один король! Ты что не помнишь? – Жак внимательно присматривался к дочери.

– О, да, – смутилась София. – Это последствия моей болезни. Иногда не помню, что со мной было раньше.

– Ничего, все наладится. Ты выпьешь вина? Я распечатаю в честь твоего воскрешения.

– Да, только вот надо здесь разобраться, – она посмотрела на умирающую женщину и вспомнила, что забыла выложить таблетки, которые купила для Ленки. – Боже! Кажется, я знаю, что делать!

Жак вышел во двор на шум и галдежь, чтобы объявить, что это его дочь и он счастлив ее возвращению. Толпа постепенно начала расходится, обсуждая чудотворное воскрешение дочери Жака.

София тем временем достала мобильник и с помощью встроенного фонарика обследовала больную. Сейчас, глядя на эту умирающую женщину, она молила бога и боготворила Ленку, что та послала ее в аптеку. Она взяла ватную палочку и обработала горло мирамистимом. Прочитав инструкцию антибиотиков, она отключила мобильник, который по-прежнему не ловил мегафон и начала будить женщину.

– Приготовьте пожалуйста куриный бульон. Мне надо влить ей хоть несколько ложек и дать таблетки, – попросила она мужчину.

– Бульон у меня готов, – спокойно ответил Жак. – Что ты ей хочешь дать? Он с опаской посмотрел на девушку, которая доставала из кожаного черного мешка непонятные ему предметы. «Может, она превратилась в ведьму? Или оборотня?» – он настороженно смотрел на новоявленную дочь. «Она и похожа и не похожа на мою Софи».

– Отец! – привела его в чувство София. – Подай мне бульон! – Просыпайтесь. Сейчас вас немного покормлю и дам горькую микстуру, – София понимала, что женщина так слаба, что навряд ли сможет проглотить таблетку.

«Хоть бы это был сон», – думала София, читая в глазах беспокойство Жака. «Сон, который затянулся и становится явью. Но если я буду подыгрывать этому немытому мужику, то справлюсь».

– Отец! Помогите же мне! – прикрикнула на мужчину София. – Держите ее. Я попробую накормить.

– Софи! – чуть слышно сказала Орлет, открыв глаза, улыбаясь блаженной улыбкой умирающей. – Ты пришла за мной?

– Нет! – слегка похлопала ее девушка по щекам. – Это я твоя дочь! Я жива! А ты должна мне помочь.

Жак присел на край грубо сколоченной кровати, стараясь не прикасаться к дочери.

– Отец, я понимаю, что ты думаешь! Я не ведьма! Просто я это время жила в хорошей семье. Они меня выходили именно такими снадобьями! – Софи нашла деревянную толкушку, растерла антибиотик, разбавила водой.

Потом она попробовала не совсем приятный на вкус бессолый бульон и осторожно стала вливать в рот женщине.

– Когда она последний раз ела? Ей надо помочь снять жар. Мне нужен уксус. Подите в дом графини и принесите уксус. Надо снять жар.

– Но…..

– Тебе все равно, что твоя жена умирает? – София отложила плошку с бульоном и влила в рот женщине лекарство.

Орлет покривилась и закашляла. София обняла женщину, стараясь держать рот, что бы та не выплюнула горький антибиотик. Жак с недоумением смотрел на дочь.

– Подкиньте дров. В доме холодно. Откуда тут не заболеть! – командовала Софи.

– Хорошо. Сейчас дрова принесу, но это последние. Хотел оставить на утро.

– Ладно, сходи в хозяйский дом. Потом разберемся с дровами, – вздохнула Софи, осторожно укладывая Орлет.

Когда Жак ушел, она еще раз промыла горло миристомом и закапала в нос капли. Девушка укрыла лучше Орлет, накинула дубленку и вышла из дома. На улице было темно. Она посмотрела на небольшую кучку дров, лежащую возле крыльца и, включив фонарик в мобильном, пошла в соседние полуразрушенные пристройки. Чувствовался запах скотины, но никого из животных она не обнаружила. «А вот и дрова! Боже, какая нищета и грязь! Это точно не декорации и не съемки фильма. И не розыгрыш! Что же тогда произошло?» – София, ежась от холода, собрала скудные запасы дров и немного закинула в печь. Она подошла к больной, пощупала пульс. Женщина тяжело дышала. То ли спала, то ли находилась в забытье. «Жить в таких не человеческих условия просто нельзя. Надо устраиваться на работу. Интересно только куда и кем?» Жак нарушил ее размышления недовольным ворчанием.

– Все-таки решила спалить дрова?

– Я хочу выходить эту женщину…. Вернее мать, – быстро исправилась София. – А дров здесь навалом. Твои сараи просто светятся от дыр. А от скотины остался только запах.

– А где потом скотину держать? А так заплатки поставлю, и еще год простоит, – возмутился Жак. – На, вот, держи! – он протянул пузырек с уксусом.

– Нет, отец! Мы сожжем этот хлам и вылечим маму, – твердо сказала София и еще подкинула дров.

– Кто ты такая? И, вообще мне кажется, что ты не моя дочь! – вскочил Жак.

– Думай, что хочешь, но я пока не вылечу мать, не уйду! – Софи старалась говорить, как можно тверже и увереннее. – Дай мне чистое белье. Здесь воняет, хуже, чем в туалете. Сколько дней она ходит под себя?

Жак открыл сундук и вытащил все же каких-то пару суконных серых простыней. София налила в деревянную бадейку теплой воды, откинула одеяла и морщась от запахов мочи, как могла обмыла женщину.

– Положи ее пока на мою кровать, – сухо сказал София, и быстро поменяла белье. – Завтра надо принести свежей соломы.

Тут же она мигом развела уксус и обтерла им исхудавшую женщину. Сверху она накрыла ее двумя суконными одеялами, подбитыми кроличьим мехом и уставшая присела на соседнюю кровать, которая была судя по всему кроватью настоящей Софи.