Проходя мимо замершего в ожидании Фраймана, он резко остановился и устремил на подозреваемого буравящий взгляд колючих серых глаз:

– А может, не было никакой брюнетки?

– Да как же не было! – воскликнул Фрайман. – Я совершенно категорически видел ее, – он повернулся к Чайкину, – вот прямо как вас.

– При этом ни лица ее, ни чего бы то ни было вы не разглядели? – уточнил Чайкин.

– Да господи ж ты, боже мой! Я же объяснил вам: я был в это время без очков.

– Очень удобно! – хмыкнув, буркнул Завадский, продолжая расхаживать по кабинету. – Ничего не видел, ничего не знаю.

– Да, а у нас налицо труп, – поддакнул Чайкин.

– Саныч! – В комнату заглянул криминалист, невысокого роста коренастый небритый мужчина с чемоданчиком в руке. – Я закончил.

– Ну и? – поинтересовался Завадский.

– Пока ничего определенного сказать не могу, но на шее у покойного обнаружено маленькое пятно, похоже на след от укола.

– Ты хочешь сказать, что его могли… – Завадский жестом изобразил, как втыкает себе в шею шприц.

– На себе не показывай, – сказал криминалист. – Ну, в общем, такая вероятность существует. Посмотрим, что скажет патологоанатом. Ладно, бывайте.

– Любопытно, – произнес Завадский. – И чем же вы его укололи? – Он резко повернулся к Фрайману и, нагнувшись, пристально посмотрел ему в глаза.

– Я категорически возражаю против таких инсинуаций! – возмущенно взвизгнул Фрайман и попытался встать.

Но Завадский схватил его за плечо и усадил на место.

– Сан Саныч, а может… – попытался вставить Чайкин.

– Не может! – резко ответил капитан и вновь пристально посмотрел Фрайману в глаза. – Вы же главный бухгалтер, так? – Он снова стал ходить по комнате.

– Так. Но какое это имеет отношение…

– Значит, у вас мог быть… м-м-м… материальный интерес.

– Позвольте, вы на что намекаете?

– Ну это уж вам виднее. Может, вы решили прибрать к рукам компанию Мардасова…

– Но… – Фрайман еще больше побледнел, а на лбу у него выступили капельки пота.

– Или что-то с бухгалтерией нахимичили, а он вас на этом поймал. В любом случае, смерть Мардасова вам на руку.

– Я протестую! – воскликнул Фрайман, вскакивая.

Сунув руку в боковой карман пиджака, он выдернул носовой платок и судорожным движением отер лоб. При этом что-то тихонько стукнуло об пол. Фрайман наклонился и хотел было поднять выпавший из кармана предмет.

– Стоять! – рявкнул Завадский и, подскочив, оттолкнул Фраймана. – Чайкин!

– Я.

– Пакет.

– Какой пакет?

– Какой-нибудь.

– У меня нет пакета.

– Бумагу.

– У меня нет…

– Из блокнота вырви.

– Хорошо.

Чайкин с грустью посмотрел на свой новенький блокнот.

– А это пойдет? – спросил он, схватив лист бумаги со стола управляющего гостиницей.

– Пойдет. Давай!

– Тут, правда, счет какой-то.

– Ничего, новый напечатают, – сказал Завадский.

– А что там? – спросил Чайкин, перегибаясь через стол.

Завадский бумагой аккуратно поднял с пола и с торжествующим видом продемонстрировал тонкий шприц.

– А? – Он обернулся к стоявшему в двух шагах Фрайману.

– Это не мое!

– Не твое, говоришь?

– Не смейте мне «тыкать»!

– Ах вот мы как заговорили! Ну, я щас тебе так «выкну», мало не покажется, душегуб!

– Я не… я не…

– Чайкин, зови наряд, и в отдел его. Будем оформлять.

– Как-то не очень он на убийцу похож, – задумчиво произнес Чайкин, когда они с Завадским выходили из отдела, чтобы отправиться домой к Мардасову и сообщить печальную весть жене бизнесмена.

– Похож – не похож, много ты понимаешь, Чайкин, – ответил Завадский. – А между прочим, должен уже – не первый год погоны носишь. Или тебе напомнить, как зачастую выглядят настоящие преступники? Добропорядочные граждане, милые девушки, любящие родственники, лучшие друзья… Продолжать?

– Нет, я помню.

– Ну а раз помнишь, зачем снова эту песню заводишь? Тоже мне, гуманист выискался!

– А если…

– Если гражданин Фрайман окажется невиновным, мы с радостью выпустим его на свободу. А пока пускай посидит и подумает, каким образом он в эту историю вляпался. Но для меня и так все очевидно. Благодаря, кстати, твоей вездесущей тете, которая, между прочим, твою работу сделала. Что молчишь? Ну молчи, молчи.

До жилого квартала «Алые паруса» они с Чайкиным добирались на старенькой «Ладе» Завадского, который в кои-то веки приехал на работу на машине. Завадский всю дорогу ворчал и периодически матерился, проклиная себя за дурацкую идею отправиться в путь на автомобиле. Пробка, в которой они застряли, отняла у них втрое больше времени, чем если бы они поехали на метро.

И все же с горем пополам по прошествии сорока минут они подъехали к роскошному кварталу, состоящему из нависших над рекой небоскребов. Неожиданно дорогу преградил шлагбаум. Завадский открыл окно и яростно вдавил пальцем кнопку переговорного устройства.

– Слушаю, – раздалось из динамика.

– Полиция, – крикнул гораздо громче, чем нужно, Завадский.

– А я министр обороны, – ответил динамик.

– Слушай, ты! – рявкнул побелевший от ярости капитан. – Я щас снесу к чертям этот твой шлагбаум, а потом еще и привлеку тебя за препятствие сотрудникам органов при исполнении.

– Документы предъявите.

– Куда я их тебе предъявлю?

– Прямо перед вами камера.

Завадский выдернул из кармана удостоверение и, вытянув руку, показал документ.

– Проезжайте.

Шлагбаум бесшумно поднялся, открывая проезд. Завадский в очередной раз матюгнулся и вдавил педаль газа до упора. Колеса автомобиля печально взвизгнули, прокрутившись на месте, и «Лада» влетела на территорию жилого комплекса, оставив на асфальте перед шлагбаумом две черные полосы от шин.

Чайкин сидел, молча вцепившись в ручку над головой, до тех пор, пока Завадский не затормозил у сверкающего в лучах заходящего солнца корпуса.

– Вы к кому? – строгим голосом поинтересовался бдительный охранник в черном костюме.

– К Мардасову, – ответил Завадский, едва сдерживая ярость на всех этих бесконечно любопытных привратников.

– Его нет дома.

– А то я не знаю! Мы к его жене, Ангелине Чеховой.

– По какому вопросу?

Чайкину показалось, что сейчас Завадский выхватит уже не удостоверение, чтобы помахать им перед носом у дотошного охранника, а пистолет из наплечной кобуры, и поспешил сам вытащить свою «ксиву».

– Полиция, – сказал он. – Спецоперация ФСБ.

Охранник, было приподнявшийся навстречу непрошеным гостям, снова сел на место.

– Спецоперация ФСБ? – переспросил Завадский в лифте.

– Ну да, – ответил Чайкин. – Для солидности.

– А при чем тут ФСБ?

Чайкин пожал плечами.

– М-да, – произнес Завадский. – Узнаю методы твоей тетушки.

– Она мне двоюродная бабушка, – поправил Чайкин.

– Тем более. Ну да ладно, главное – сработало.

Мелодичный звонок сообщил, что они прибыли на нужный этаж, и двери бесшумно распахнулись.

Ангелина Аркадьевна Чехова оказалась высокой стройной брюнеткой средних лет, с красивым лицом и пронзительным взглядом больших серых глаз, никак не вязавшихся с ее восточной внешностью. При взгляде в эти глаза оба, и Завадский, и Чайкин, словно онемели.

Открыв дверь, Чехова несколько секунд изучала незваных гостей, затем, отступив в сторону, пригласила их войти.

– Здравствуйте, – наконец опомнившись, сказал Завадский. – Мы из полиции…

– Я догадалась. Обувь можете не снимать. Проходите.

Повернувшись к ним спиной, она направилась в комнату. Чайкин, который уже успел стянуть с себя один ботинок, попытался снова надеть его, но ботинок с завязанными шнурками никак не хотел налезать обратно, а возиться с ним было некогда, поэтому Чайкин так и поковылял с наполовину надетым ботинком вслед за благоразумно отрицающим всякую поспешность Завадским.

Они вошли в большую гостиную. Чехова уже расположилась в широком велюровом кресле, закинув ногу на ногу, отчего ее темно-синий, с восточным рисунком, шелковый халат слегка распахнулся, открывая взору тонкое колено и безупречную лодыжку цвета слоновой кости. Она кивком указала на такое же кресло напротив, куда сразу же и уселся Завадский, оставив Чайкина, словно пажа, стоять рядом.