– Что же вы так со мною плохо то. Я же просто прошу о помощи… Да, ошибся в жизни, ошибся не раз и что же теперь, смеяться? Может вы и не знаете, но таким как я судьба сама ошибаться разрешает.
– Да не над проблемами я смеюсь, а над глупостью твоей бесконечной. Мне-то думаешь легко такое слушать от человека? Или может ты считаешь я удовольствие получаю бескрайнее от твоих глаголов? Уж кто кого больше не знает… – ангел привстал со своего трона и спустился к человеку, он медленно обошел его, рассматривая причудливые шрамы в виде раскалённых камней на спине, что виднелись сквозь промокшую сорочку. – Да, задал ты мне задачку не простую… – небесный служащий подошел к темному окну будто пытался разглядеть что-то, – Я все вот думаю, ведь если пожалею тебя – к жизни верну, ты же не угомонишься. Запутаешься вновь, спотыкнёшься о трудности, а виноватым сделаешь всевышнего – опять просить придешь. С такими делами и пропишешься у меня тут.
– Что вы, нет… Нет, и еще раз нет! Я ж не такой, другой совсем и по-другому воспитан. Слов больше не молвлю в ваш адрес, если благословите на судьбу другую.
– То-то и оно, Ипостасей, молвишь, еще как. Я это наблюдаю веками, и знаешь – ничего не меняется. Уже людям-то не верю, понимаешь? Вот ты стоишь, весь такой бледный, гляди сейчас на тот свет отправишься, слова вроде повинные говоришь, а на деле – все пустое и все в пустоту.
– Ну что мне сделать? Поклясться? Так я клянусь, клянусь всем, что есть у меня. Клянусь жизнью, что слова вопреки не молвлю о жизни поганой, коли сам в дебри зайду, значит так оно и суждено.
– Жизнью значит клянешься? Маловата твоя жизнь к таким словам. Уж раз начал по серьезному, то клянись сразу всеми душами.
– Чья ж душа кроме моей нужна еще вам?
– Да ты-то куда лезешь – твоя душонка никому не нужна, а вот семья, в лице невестки и сына, вот это приемлемый груз, дабы предать нашей договорённости некий баланс. Ну чего же ты встал, как вкопанный – клянись, раз готов слово держать.
– Это что же получается, я из-за блага другой жизнью отвечать должен… Неправильно все это, поймите, не могу я так. Да и по-другому тоже не могу… Что же делать, что же мне придумать.
– Ты, человек, уже все придумал – проблемы и несчастья твой, так сказать конек. Смотри, пока я добрый, соглашайся.
Ангел подвел человека к окну, где царила тьма. И только через несколько мгновений, сквозь старое стекло показалось два силуэта, прикованные к большому дереву. Это была невестка и сын Ипостасея. Невестка потеряла свое имя на войне, а сына звали Андрей. Ангел махнул рукой, дав команду двум чертам издеваться над невесткой. Андрея наоборот, стали избавлять от цепей. Самый маленький черт подошел, срубив оковы, взял его за руку и начал тащить в болото, которое вырисовывалось тотчас возле большого дерева. Ангел посмотрел на человека:
– Не так тяжела сама жизнь, как ноша, что несет она с собою. Ведь жизнь человечья по сути ничего не стоит. Ценной она становится только тогда, когда в судьбу эту люди другие приходят. Мыслями своими делиться начинают, а человек привязывается, растворяется в этом потоке и со временем теряет себя. И неужели это и есть истинные чувства, о которых вы сами пишите веками? Или это проявление все же человеческой глупости? А может это все от одиночества. Вот ты Ипостасей, считаешь себя одиноким человеком?
– Одиночество меня, к счастью, обошло стороною. А что про глупость вы говорите, так это все от возраста, поймите. Человек не может знать все сразу наперед, все постигается методом проб и ошибок. Да и вы должны понимать, что такая быстрая любовь не может равняться с настоящими духовными, временами может и больными чувствами к другому человеку. Здесь, наверное, все сложнее, чем кажется на первый взгляд и суть главная далеко не в словах, а скорее в трепете внутреннем, что заставляет человека понимать и принимать другого человека.
– То есть ты считаешь, что любовь – это принятие?
– Безусловно, господин. Я тщетно верю в это и бережно храню эту мысль у самого сердца. Ведь если все иначе, если человеку не суждено понять и принять другого, значит и любви истинной нет в этом мире. Я знаю, что мысли мои может местами и глупые, и далеко не ученые, но счастлив я от того, что мысли эти полностью повторяют форму чувств моих. И знаете, хранитель, ради этого, наверное, я здесь.
– Да все это вы делаете из-за тоски, да и только. Вы-то люди и будете говорить о каких-то там чувствах к другим. Да вы ненавидите друг друга, постоянно пытаетесь убить, ограбить, унизить. Где здесь любовь-то твоя высокая? Или вы слишком избирательный народ, что вправе выбирать, кого казнить, а кого любить. Фарс, да и только. Напридумывали себе сами сказок и играетесь, как дети малые. Услышав первый раз такое, может я бы и поверил, но наблюдая день за днем за вами, приходишь только к одному неутешительному выводу, что все это есть большая и необъятная суета. Причем суета-то бесполезная, а вы и рады, лишь бы в одиночестве не остаться. Видите ли – скучно.
– Знаете – да, есть у нас глупцы и недалекие, в каждом народе такое. Но это не значит, что все на одно лицо. Как можно так судить человека, не узнав именно его, а опираться на туманные образы. Душа ведь у нас не одна на всех.
– Душа может и не одна, а вот повадки почти одни и те же. Да даже ты, со своей клятвой – прибежишь через месяц, валяться в ногах будешь и умолять сделать все иначе. Что я, не знаю этого. Одинаковые все вы, хоть на лица и разные.
– Словами спор наш не унять, – задумался Ипостасей. – Давайте так. Раз клятву вам даю свою на веки, что не овладеет мною мрак при новой жизни, а если и быть этому, то понесу свои ошибки на себе же и в вашу сторону их не обращу. Но вы, всевышний, должны и мне поверить, что люд не всяк таков, как описываете в своих словах.
– Значит тебе и жизнь новую и веру подавай от меня, – ангел усмехнулся. – Живи ты хоть двести лет, хоть век – не докажешь мне обратного. Но рвение твое я оценил, посему соглашусь помочь тебе, Серебряный, все же смертных здесь вижу я не часто, особенно живых… – он протягивает ему свою огромное руку. – Только учти, коль нарушишь клятву свою, семьи ты лишишься раз и навсегда. Живи как раньше, работай, люби и оберегай семью свою, дом построй с новья и быт там посели. Без лжи, без лени. Если пожмешь мою руку, считай, что клятву я твою услышал. Дело за малым…
Человек протягивает молча руку и в тот час же оказывается на знакомой ему улице.
На время разлуки Ипостасей оставил свою семью у продуктовой лавки с мясом. Там не было совершенно тепла, но на тот момент ему показалась это хорошей идеей. По крайней мере над лавкой простиралась большая крыша, где могли укрыться его невестка и Андрей от дождя или сильного ветра.
Мясная лавка делила улицу со старой квартирой Ипостасея, откуда их благополучно выгнали, и банком, что стоял на углу. После того, как это здание развалилось из-за кризиса, сюда стали частенько подходить прохожие и молиться. В большей степени это были люди с большим достатком в прошлом, и с пустым карманом в настоящем, которым просто не повезло из-за случая. В здании самого банка томилась лишь пыль. Люди, что молились здесь, пытались разглядеть в окнах что-то иное и по слухам некоторых женщин, в потемках здания бродил большой и жуткий осьминог.
Ипостасей нашел свою семью не сразу. Возле мясной лавки их не было, поэтому он начал оглядывать ближайшие свалки. Как оказалось, они ушли недалеко. Увидав отца, маленький Андрей резво бросился к нему, с криками и объятиями. Невестка была более скромна в этом вопросе, увидав своего суженного, она аккуратно положила авоську на землю и кротким шагом направилась к нему:
– Мы думали, что ты будешь к вечеру, дорогой, – Андрей не давал матери сказать и слова, он заглушал ее своим криком. – Андрей, помолчи немного, видишь отец устал. Ты сам-то как, Ипостасей?
– Проделал я путь не легкий, моя любовь и, если без лжи – не думал вернуться я живым сюда. Знаю, я все знаю, дорогая моя. Твое любопытство меня щекочет по спине, но к сожалению, а может и к счастью твоему – не могу открыть тебе подробности этого путешествия. Одно могу сказать – прошел все это я не зря, и на этом тему, можно думаю закрыть, – Ипостасей обнял свою невестку, а Андрея бережно прижал к ноге. – Я так скучал по вам обоим, еще бы миг и помер бы без вас, честно слово.
