— Я своих еще не поднимал, — сообщил Мигель и, встретившись глазами со взглядом Яна, быстро добавил:

— После напряженных занятий им нужно хорошо отдохнуть. Сейчас дневальный объявит подъем, и через полчаса они будут на склоне. Если работать поочередно с короткими сменами на еду и отдых, то к рассвету все мины окажутся на своих местах.

— Хорошо, — кивнул Ян.

А я сидел и молча переводил взгляд с него на остальных дорсайцев. Ощущение единства с ночью не оставило меня, обнажив каждый нерв моего тела, выше пределов возможного обострив чувственное восприятие. Я был словно дикий зверь, попавший в мир глухих стен. Лампы под потолком неестественно ярким светом слепили и раздражали глаза. Казавшийся некогда таким свежим воздух комнат отравляли чужие, враждебные моему звериному чутью запахи пыли и машинного масла из труб вентиляции... а над всем этим царил запах множества собранных вместе человеческих тел.

И с такой же остротой я понимал, что чувствуют эти люди.

Все они смертельно устали — все и каждый по-своему. Физическая усталость обнажила то, что скрывалось в их истомленных душах... и там тоже почти ничего не осталось, кроме нечеловеческой усталости и напряжения последних дней...

— ...тогда, пожалуй, не будем терять дорогого времени, — донеслись до меня слова Яна. — Аманда, нам с тобой пора переодеваться. Из оружия — только нож и пистолет.

Слова Яна вернули меня к восприятию действительности.

— Ты и Аманда? — удивленно переспросил я. — Мне казалось, что к лагерю пойдут Кейси, я, Мигель и Аманда.

— Так было запланировано, — ответил Ян. — Но только что один из губернаторов вылетел к нам на аэролете. Он уже сообщил, что желает говорить с Кейси и более ни с кем.

— У него есть реальные предложения?

— Может быть. — На лице Кейси не дрогнул ни один мускул. — Я не питаю особых иллюзий на этот счет, но, с другой стороны, пренебрегать такими контактами мы не имеем права. Я остаюсь, а с вами пойдет Ян.

— Мы вполне можем отправиться втроем, — сказал я.

— Вы, конечно, справитесь, но поверьте, что хуже, чем вчетвером, — возразил Ян. — Лагерь большой, а делать все придется крайне быстро. Если, кроме нас, найдутся еще такие, кто бы смог незамеченным войти, а также выйти оттуда, я бы взял и полдюжины. Это ведь не обычный лагерь, где существует лишь одна штабная зона. Нам придется проверить штабы всех полков, а их ровно шесть. Пойди лучше что-нибудь поешь, Корунна. Мы можем не вернуться до самого рассвета.

Я не преминул последовать доброму совету, а когда вернулся, все трое разведчиков ждали меня в кабинете Яна, уже полностью экипированные и готовые к походу. С правого бедра Мигеля свисал длинный нож, но для нас это скорее был рабочий инструмент. Другого оружия я у него не заметил, Ян, кажется, и не думал возражать. В тяжелых сапогах, в боевом комбинезоне, с раскрашенным черным лицом и руками и в плотно натянутой на лоб, закрывающей волосы шапочке Аманда показалась мне гораздо выше и мощнее, чем в своей повседневной одежде.

— Все в порядке, — произнес Ян. Перед ним лежала карта, составленная на основании съемки наших видеокамер и рассказов Мигеля о порядках построения нахарской армии.

— Давайте руководствоваться боевым опытом, — обратился к нам Ян. — Я возьму на себя два полка — вот этот и этот, оба в центре. Мигель, поскольку еще не должен был забыть, чему учат в Академии, а также потому, что знает этих людей, возьмет тоже два полка, но на левом фланге. Один из них, как я понимаю, его родной, Третий полк. Ты, Корунна, определишь обстановку во Втором полку, а Аманде останется Четвертый. Я говорю об этом сейчас — вдруг мы не сможем обсудить детали на месте.

— По-моему, тебе и Мигелю лучше выбрать соседние полки, — предложил я Яну. — Быстро разобраться в обстановке двух полков не так-то просто, а вы могли бы работать в паре.

— Яна интересует Пятый полк, — вступил в разговор Мигель. — Пятый Гвардейский — у него самое лучшее вооружение. Мой полк и этот традиционно враждуют между собой, вот почему их развели как можно дальше друг от друга. Пятый занял позицию в центре, а Третьему достался самый дальний фланг.

— Еще что-нибудь есть? — спросил Ян. — Если нет, тогда тронулись.

Вышли мы все через тот же тайный туннель, но на этот раз люк пришлось оставить полуоткрытым. На равнине разделились и, держа дистанцию метров в десять, бегом начали свой путь к мерцающим в далекой ночи огням лагеря.

Нам потребовалось чуть больше часа, прежде чем мы достигли границ лагеря. С каждым новым пройденным метром все громче становились звуки его жизни, и то, что наконец предстало перед нами, менее всего напоминало военный лагерь накануне сражения, а скорее вечеринку под открытым небом.

Лагерь, расположенный на голой равнине полукругом, был застроен обычными для походных лагерей пластиковыми, похожими на ульи строениями. Изготовленные из легкого надувного материала, они легко и быстро разбирались и собирались. За ними в живописном беспорядке теснились разномастные, всевозможных конструкций и размеров обыкновенные палатки.

Мы стояли всего в сотне метров, а могли подойти еще ближе, говорить в полный голос, кричать, снять защитную форму и все равно чувствовать себя в полной безопасности, — так, словно находились не на виду многотысячного лагеря, а за высокой каменной стеной.

— Сбор на этом месте через сорок минут, — объявил Ян, и, сверив часы, мы растаяли во мраке ночи.

Моя цель — Второй полк — расположился между полками Яна и Мигеля. Двигаясь в тени пластиковых домиков, я беспрепятственно преодолел их первую линию. Это оказалось до смешного просто. Далее, изучая обстановку, я понял, что, сменив свой черный комбинезон на обычный костюм нахарца, вполне мог бы ходить совершенно открыто где угодно. И все благодаря мужчинам в штатской одежде, снующим повсюду наравне с военными, причем было очевидно, что лишь малая толика гражданских известна солдатам в лицо и по имени. Если бы на меня обратили внимание — так только из-за боевого маскировочного костюма.

Но как раз этого я боялся в самую последнюю очередь. Снующие повсюду люди не видели того, что происходило чуть дальше их собственного носа. Оставаться невидимым в подобном окружении означало: ты передвигаешься очень спокойно и размеренно, то есть все в тебе, включая дыхание, следует подчинить единому ритму, а если уж остановился, то должен полностью расслабиться и замереть в том же положении, в котором тебя застала вынужденная остановка.

Правильное дыхание, как в положении покоя, так и при движении, играет чуть ли не главную роль. Этому дорсайцы обучаются в детских играх, еще задолго до того, как настает время отправляться в школу. Двигайся плавно, останавливайся внезапно — и останешься незамеченным под самым носом стороннего наблюдателя. А сколько раз вы сами были этим человеком-невидимкой, когда смотрели «сквозь вас», потому что просто не ждали увидеть в данный момент, в данном месте что-либо постороннее.

Разведка на склоне пробудила во мне дремавшие до поры инстинкты воина-дорсайца, и в том, что мне предстояло сделать в этом лагере, я не видел для себя никаких трудностей. Более того, я снова ощутил себя бесплотным духом, медленно плывущим среди живых картин нахарского лагеря, способным исключительно на чувственное восприятие — посредством зрения, обоняния, слуха.

Беглого осмотра оказалось вполне достаточно, чтобы представить более чем полную картину того, что нам следовало знать об этом полке. Возраст солдат колебался где-то между двадцатью и сорока, и, если судить только по возрасту, можно было сделать ошибочный вывод, что передо мной регулярные войска. На самом деле этих людей привлекла сюда возможность носить красивую, пользующуюся авторитетом форму и при этом не сильно утруждать себя тяжелой работой. Наткнулся я на батарею из нескольких полевых орудий, настолько устарелой конструкции, что не могло быть и речи об их эффективном использовании на открытой местности Гебель-Нахара. Тяжелые орудия на крепостных стенах подавят эту артиллерию после первых выстрелов и задолго до того, как ее разряды смогут вызвать даже незначительные разрушения.