— Мистер Дарне, как бы мне ни хотелось вам помочь, я не могу. Если бы переплет был выполнен в моей мастерской, другое дело... — Он сокрушенно качает головой. — Я должен найти Фармера. Куда он мог пойти? — О. — Де Хэвиленд протяжно вздыхает, наклоняется и перекладывает иллюстрированные журналы на столе. Он делает это не спеша, как будто бы ему очень важно, чтобы «Парнас» с аквамариновой обложкой лежал рядом с «Иллюстрированным журналом для охотников» и «Джентльменской газетой». Наконец он встает и смотрит на меня.

Мистер Дарне, — произносит он, — не тратьте время зря. У многих молодых людей есть грешки... нет, прошу, послушайте меня. Свою книгу вы вряд ли отыщете. Может статься, что ее вообще не существует. Эмметт Фармер был лжецом и вором. Прошу, послушайтесь моего совета — забудьте о нем. У вас вся жизнь впереди. Просто забудьте.

— Книга существует. Мой отец... — я замолкаю. — Де Хэвиленд, я отблагодарю вас. Очень щедро отблагодарю. Я готов отдать за эту книгу приличную сумму. Пятьдесят гиней. Даже сто.

Он дважды часто моргает. По его лицу скользит тень сожаления, но оно вмиг принимает прежнее выражение.

— Простите, что не могу вам помочь. — Он достает из кармана часы. — А теперь, с вашего позволения, мне пора. У меня важный визит.

Я хватаю его за локоть.

— Когда он уехал?

— Позавчера ночью.

— И вы не знаете, куда он направился?

Он отряхивает рукав, проверяя, не запачкал ли я его, и C M Jхивает невидимые пылинки. Затем смотрит на меня.

— Мне очень жаль, мистер Дарне, — повторяет он. — Но, по правде говоря, мне все равно, даже если он до смерти замерз в подворотне.

Когда я выхожу на улицу, бледно-голубые тени лежат в отпечатках шагов на снегу, чей рельеф напоминает маленькие уступы и ледники. Стоит мороз. Мимо со скрипом проезжает двухколесный экипаж. От лошади исходит пар, густой, как туман. Прохожий поскальзывается на мостовой и раскидывает руки, стараясь удержать равновесие. Улица почти пуста.

Я вдыхаю ледяной воздух, и тот обжигает горло. Схватившись за фигурный наконечник копья, которым увенчана решетка перил, я чувствую холод металла. Склонив голову, сжимаю наконечник, пока острая боль от пореза не пронзает руку.

Даже не оглядываясь, я чувствую, как кто-то отодвигает кружевную штору в окне приемной. Де Хэвиленд стоит у окна и следит; ждет, пока я уйду.

Спускаюсь по ступеням и поворачиваю туда, откуда пришел. За утлом переулок; по обеим сторонам тянутся высокие стены, запачканные сажей. Свернув в тень, дохожу до конца переулка и вижу перед собой узкую грязную улицу с сараями, калитками и открытыми дворами. Примерно на середине улицы вижу ветхую деревянную постройку чуть выше остальных домов. Остановившись напротив, я прищуриваюсь и заглядываю в окно. За грязным стеклом над верстаками склонились рабочие. Один бьет что-то молотком; второй стоит, сгорбившись над столом. Третий поднимает голову, в его руках книга в сияющем красно-золотом переплете.

Стучу по стеклу и подаю знак одному из рабочих. Смотрю на него в упор, он наконец пожимает плечами, откладывает книгу и исчезает из виду. Секундой позже открывается дверь на улицу; рабочий высовывается наружу. — Что вам?

— Это переплетная де Хэвиленда?

— Парадный вход с Элдерни-стрит.

— Я ищу Эмметта Фармера, ученика.

— Его уволили, — отвечает рабочий и собирается закрыть дверь.

Я тянусь в карман. Мой собеседник колеблется. — Знаю, — отвечаю я и демонстрирую ему краешек монеты в полсоверена, зажатой между большим и указательным пальцем. — Куда он направился?

Рабочий откашливается и равнодушно сплевывает на землю.

— Понятия не имею.

— Он поехал домой? Откуда он родом?

— Из деревни, кажется. Раньше он работал в другой переплетной. — Он жадно смотрит на монету. — А почему бы вам не спросить самого де X3i5илeндa?

— А Фармер не говорил вам, куда направляется? — Послушайте, — качает он головой. — Его вышвыр11ули на улицу среди ночи. Я узнал об этом только утром. Уж не знаю, что он натворил, куда отправился и жив ли еще. Небось валяется в канаве, как и все, кто лишился работы.

Я наклоняюсь ближе и чувствую исходящий от него запах табака.

— Прошу. Мне очень нужно его найти.

— Стану болтать о том, что творится в переплетной, меня самого вышвырнут, — говорит он и захлопывает дверь. Я слышу его шаги в коридоре. Снова принимаюсь настойчиво стучать по стеклу; в конце концов он открывает окно и высовывается на улицу. — Этот Фармер ушел и даже не взял с собой вещи, — говорит он. — Его пальто и сумка наверху. Больше никто ничего не знает. Теперь уходите, или я позову полицейских.

Мужчина опускает окно и закрывает задвижку. Сквозь налет копоти и пыли я вижу, что он вернулся к работе. Кажется, он говорит правду.

я так закоченел, что мне трудно пошевелиться. Ступая по замерзшим рытвинам, добираюсь до конца переулка, сворачиваю за угол раз, потом другой. Я не знаю, куда направляюсь, но шагаю вперед, а безысходность следует за мной за пятам. Вскоре я понимаю, что заблудился. Должно быть, я хожу кругами; остановившись, вижу, что очутился на площади Элдерни у входа в паб. Подняв голову, вижу коринфские колонны и золотую гравировку на черной вывеске: «Принцесса». А может, я пришел сюда нарочно. Впрочем, мне все равно.

Внутри меня встречает полированная медь, темное дерево и рифленое стекло с отблесками газовых ламп. В лицо ударяет теплый воздушный поток с примесью немытых тел и пролитого алкоголя. Шагнув за порог, чувствую, как обветренные щеки начинает покалывать. Бросив на стойку шиллинг, выпиваю один стакан джина и сразу заказываю второй. Затем сажусь в углу и закрываю глаза.

Эмметт Фармер пропал. Даже если он в Каслфорде и еще жив, мне никогда его не найти. Да и пережил ли он ту ночь, когда якобы ушел из переплетной? Откуда мне знать, что де Хэвиленд говорит правду?

Допиваю второй стакан, встаю и направляюсь к стойке; тут в глазах темнеет, и мне приходится остановиться, чтобы не упасть. Хватаюсь за мраморную колонну. Контуры предметов смягчаются. Блеск полированной меди уже не бьет в глаза так сильно, яркие краски тускнеют. Так-то лучше. Роюсь в карманах в поисках монет. В тот же момент открывается дверь. Ледяной сквозняк кусает меня за щиколотки. Ветром приносит скомканный листок бумаги; тот останавливается у моих ног и прижимается к ботинку. Я наклоняюсь, поднимаю его и разглаживаю на барной стойке.

Бумага именная, с монограммой. Вверху — золотой герб и девиз: Liber Vos Liberabif. Чуть ниже — надпись: Симмс

и Ивлин, переплетчики высшего класса. Далее листок исписан

небрежным корявым почерком: «Отправляйтесь в дом ма-

дам Хальтер по адресу: Элдерни-стрит, 89, и спросите

М И С С ПЕРЛ и ее особые услуги. Наймите ее минимум на ДВА

ЧАСА. Сразу после отправляйтесь в переплетную мастерскую. Если часть воспоминаний будет утеряна из-за сна, злоупотребления спиртными напитками или по любой другой причине, соответствующая сумма будет удержана из гонорара. Оговоренная сумма гонорара — 10 с.».

Покосившись на меня, бармен ставит передо мной стакан. — Я бы на вашем месте этого не делал, сэр, — произносит он, и сначала я думаю, что он имеет в виду третью порцию джина. Но он кивает на бумажку в моих руках. — Знавал я тех, кто после сходил с ума. Эти переплетчики наобещают всякого, но если кто-то скажет вам одно неосторожное слово раньше положенного срока, вы будете знать, что вас переплели. А ничего хуже быть не может — когда не ведаешь, что забыл. Я комкаю бумажку и выбрасываю ее.

— Это все, — говорю я, — спасибо.

Он улавливает намек, кивает, берет тряпку и принимается полировать ряд сияющих кранов.

Но написанное на листке по-прежнему висит перед глазами. Я знаю заведение мадам Хальтер. Заведение высшего класса, в сравнении с другими подобными. Сльпыаля и о мисс Перл и ее... предпочтениях. Мне невольно представляется девушка, которой предназначалась записка; я не знаком с девушками мо-