«Либерасьон»

Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды… Пропал Ершалаим – великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях…

Адмирал Санторо возвращался в Марсель из Парижа, который он ненавидел. Ненавидел со всей его ложью и лицемерием. С имперской спесью, для которой уже давно не было оснований…

Он возвращался в Марсель, который он тоже ненавидел, но не так. Это было болезненное чувство, ненависть-любовь. Ради этого чувства живут с человеком, и ради него – его же убивают.

Потомок пье-нуа, черноногих14, на четверть араб – адмирал Санторо был потомком французских беженцев из Алжира. Его отец так и не смог ассимилироваться в этой стране, чужой и родной одновременно, не смог стать просто еще одним французом. Ненависть он сохранил до конца жизни, передал ее детям, ненависть – была тем единственным, чего в доме всегда было в достатке. Иногда не было денег, иногда – еды, но ненависть была всегда, садясь за стол, они, дети, всегда выслушивали полные ненависти тирады от отца. Молодой Жозеф Санторо был выходцем из самых низов, которому Республика дала шанс, и который использовал его на все 200 процентов – везде он выкладывался по полной, будь то учеба или служба. При этом в нем всегда оставалось что-то глубоко чужое, не французское, что он тщательно скрывал…

В Париже – он провел больше месяца, не раз бывал в Елисейском дворце. Его нынешний хозяин – гомосексуалист и благонамеренный идиот, который мало изъявлял желание учиться – провозглашал благоглупости и приходил в ужас от того немногого, что рассказывал ему адмирал о своей работе.

А работы хватало. В их стране уже больше десяти процентов мусульман. Согласно французскому законодательству – при рождении четвертого ребенка пособие резко увеличивается, оно становится достаточным для того чтобы мать могла не работать и полностью посвятить себя воспитанию детей, кроме того, семье бесплатно полагается социальное жилье. Для французов четверо детей – это много. В то время как для мусульман – даже мало. Вот и получался демографический взрыв в самом центре Европы… и да, десять процентов это в среднем по стране, в крупных городах эта цифра давно вдвое-втрое больше. А Марсель – второй по величине город Франции – так же является и городом, где мусульмане составляют большинство. Это уже не христианский город, и скорее всего – уже и не французский.

Немалая часть народившихся таким образом деток развлекалась тем, что поджигала машины и била витрины. Но некоторые принимали радикальный ислам, а иные – переходили от слов к действиям. Таких было все больше и больше.

Чтобы решить эту проблему, адмирал придумал душегубку. В общем-то – он не придумал ничего нового, он просто повторил опыт айнзац-команд из Белоруссии, занимавшихся плановым снижением численности еврейского населения рейхскомиссариата. Существовала официально одобренная программа, согласно которой Франция вела усиленное наблюдение за экстремистской активностью в сети, вычисляла тех, кто был на грани того чтобы совершить террористический акт – по активности в сети. Но дальше происходило нечто, о чем никто не знал. Несколько человек, переодетых полицейскими – подходили на улице к подозреваемому и предлагали проехать в участок. Обычное дело. Подозреваемый соглашался, его сажали в обычный с вида полицейский фургон, в котором, однако кабина была полностью герметизирована, а в пассажирский отсек – сделан отвод от выхлопной трубы. Поездка на таком вот газенвагене – обычно заканчивалась у одного крематория, где не задавали вопросов. Никаких следов не оставалось, шума, пыли, сопротивления – тоже не было.

Адмирал понимал, что то, что он делает – не просто преступление, если это вскроется – то это ляжет страшным и несмываемым пятном на всю репутацию Республики. Если это станет известным, то Франция может стать изгоем в ЕС… Сейчас не те времена, когда де Голль мог создавать эскадроны смерти, оставаясь при этом «демократом» в глазах мирового сообщества, так как тем самым он боролся с коммунизмом. Сейчас время принципов. Время такого лицемерия, какого еще никогда не было. За это ухватятся и смешают Францию с дерьмом. Просто потому, что хорошо, когда сосед грязнее и виновнее, чем ты сам…

Но адмирал втайне хотел этого. Потому что в глубине души он ненавидел страну, в которой он жил и хотел ей беды. Ненависть – как вирус передалась ему от отца, ненависть к врагам его страны – незаметно переросла в ненависть к самой стране, которая, как считал адмирал предала его и таких, как он, и шла в неправильном направлении. Адмирал ничего и никому не говорил о своей ненависти – но действовал в соответствии с ней. Ненависть определяла его путь.

Самолет – частный «Дассо Фалькон» – приземлился на военном аэродроме близ Марселя, там адмирала уже ждал бронированный «Гранд Чероки». Адмирал сел за руль, телохранитель привычно сел сзади. Французы до сих пор сохраняли слабость к автомобилям этой марки, которая когда-то принадлежала концерну «Рено».

Без проверки машина выехала с аэродрома… адмирал был мрачен, думы одолевали его, хотя он этого и не показывал. В Париже снова были новые люди… ублюдок геронтофил15 все более активно ставил своих людей на посты. Почти все они имели то или иное отношение к дому Ротшильдов.

Ублюдок торгует страной – а всем на это плевать…

Машина уже ехала по городу… надо что-то решать. Похоже, пора готовить запасной аэродром…

Удар!

Адмирал выругался… этого только не хватало. Задумался… и вот, боднул чью-то «Вольво. Теперь придется разбираться…

Он вышел из машины… сразу понял – не слишком сильно. Может, удастся договориться…

– Простите…

Водитель «Вольво» уже выбирался наружу… выбиралась…

– Мне очень жаль, я…

Адмирал вдруг понял, что он смотрит в серо-зеленые глаза Морены. Ангела смерти. Богини зимы. У нее не было в руках оружия – но это ничего не значило.

– Должно быть…

За спиной уже был телохранитель – но адмирал знал, что на линии огня ему не выжить в любом случае.

– Должно быть… нам надо поговорить.

Морена кивнула.

– Садись ко мне в машину, – адмирал повернулся к телохранителю. – Ты поезжай за нами…

* * *

Марсель – был одним из крупнейших портов континента; его упадок начался в наполеоновские времена, когда он стал жертвой британской континентальной блокады. Сейчас – порт был бледной тенью когда-то могущественного торгового города-порта, главным перевалочным товаром были оружие и наркотики. В городе действовали сразу несколько криминальных кланов – местные семьи, корсиканцы, арабы. Была даже организация грузинских воров в законе. Она назвала форт Святого Иоанна, как место, где она хотела бы поговорить – он был известен своими лавандовыми полями и привлекал туристов. Адмирал подозревал, что место выбрано не случайно и где-то там прячется снайпер – но ничего не мог поделать…

Они оставили машину, и перешли в форт по мосту, брошенному над оживленной автострадой. Мост был похож на большой рельс и сам по себе был архитектурной достопримечательностью. Они были похожи на отца с дочерью, на папика с молодой любовницей… все было неправдой. И правдой тоже было.

– Где ты была все это время?

– Неподалеку.

– Это не ответ.

– Почему? Ответ. Лучше ответьте мне – за что убили Дэвида?

– За что? – изумился адмирал. – Это я тебя должен спросить, за что? За что ты его прикрывала?

– Задача ставилась не так. Я передавала вам информацию с его компа, ту что удавалось собрать в Сити лично мне…