Воунз невесело улыбнулся:

– Связал его и оставил перед дворцом. Это дело слегка попахивает. Тут был еще документ… а… вот он… «Согласно статье 14 (пункты г, д, е) Гражданского Уголовного Кодекса от 1678 года сей человек обвиняется в участии в Преступном Сговоре. Подпись: Моркоу Железобетонссон».

Ваймс напряженно покосился на Воунза:

– Четырнадцать «где»?

– Понятия не имею.

– И что это означает?

– Кабы я знал, – сухо ответил Воунз. – Так что насчет этого, как его, Моркоу?

– Но мы не делаем ничего такого! – воскликнул Ваймс. – Нельзя просто так взять и арестовать члена Воровской Гильдии. Я хочу сказать, если б можно было, мы бы день и ночь этим занимались, но ведь нельзя!

– Очевидно, этот твой Моркоу считает иначе.

Капитан затряс головой и поморщился от боли.

– Моркоу? Первый раз слышу.

Перед мутной убежденностью, с которой были произнесены эти слова, даже Воунз отступил.

– Но он… – Тут секретарь вдруг что-то вспомнил. – Моркоу, Моркоу… – проговорил он. – Это имя я раньше слышал. Нет, видел его написанным. – Его лицо утратило всякое выражение. – Доброволец, вот кто он такой! Помнишь, я показывал тебе письмо?

Ваймс уставился на него:

– То самое? От какого-то там, как его, гнома?

– Точно. Там еще упоминалось служение обществу и создание безопасных условий на улицах. Он просил, чтобы его сына сочли достойным и приняли в Городскую Стражу.

Секретарь зарылся в свою картотеку.

– А что он натворил?

– Ничего. В этом-то все и дело. Ничегошеньки. Чист как младенец.

Бровь Ваймса напряженно изогнулась, отражая отчаянные мозговые усилия вспомнить крайне редкое, почти неупотребимое слово.

– Доброволец? – выговорил он.

– Да.

– И он вовсе не обязан был поступать на службу?

– Он хотел поступить на службу. Ты еще тогда сказал, это, мол, шутка, а я сказал, можно попробовать, надо чаще принимать в Городскую Стражу представителей этнических меньшинств. Припоминаешь?

Ваймс попытался. Припоминать было нелегко. Правда, он смутно помнил, что пил он именно для того, чтобы забыть. И допился до такой степени, что не помнил, что же ему все-таки нужно забыть. В конце концов он принялся пить, чтобы забыть о том, сколько он пьет.

Мешанина обрывочных картин – он уже и не пытался удостоить ее гордым именем Память – безмолвствовала.

– Помню ли я? – беспомощно сказал он.

Воунз сложил руки на столе и наклонился вперед.

– Послушай-ка, капитан, – сказал он. – Наш с тобой повелитель и господин желает объяснений. Мне очень не хочется объяснять ему, что капитан Ночной Стражи не имеет ни малейшего представления о том, что происходит среди людей, находящихся, с позволения сказать, под его командованием. Такие вещи приводят только к неприятностям, начинают задаваться ненужные вопросы и так далее. Мы ведь не хотим этого, не правда ли? Хотим или нет?

– Нет, ваша милость, – пробормотал Ваймс.

Его подсознание упорно буравило некое смутное воспоминание – кто-то что-то упорно втолковывал ему в «Виноградной Горсти». Точно, втолковывал. Но гном ли это был? Нет – разве что за последние несколько часов облик среднего гнома ни с того ни с сего разительно переменился.

– Правильно, мы этого не хотим, – одобрительно кивнул Воунз. – Старые добрые времена, уж столько лет мы вместе и тому подобное. В общем, я подумаю, что сказать патрицию, а ты, капитан, поставь себе целью выяснить, что происходит, и положить этому конец. Преподайте этому гному краткий урок на тему: что такое быть настоящим стражником – хорошо?

– Ха-ха, – дежурно откликнулся Ваймс.

– Не понял? – нахмурился Воунз.

– О. Прошу прощения. Гному – краткий урок. Я было решил, что это своего рода этническая шутка. Ваша милость.

– Слушай, Ваймс, я отношусь к тебе с большим пониманием. Учитывая обстоятельства. Но теперь я хочу, чтобы ты взял ноги в руки и побыстрей разобрался с этим делом. Понятно?

Ваймс отдал честь. Мрачная депрессия, которая всегда подстерегала за углом, готовая воспользоваться моментом неожиданной трезвости, овладела его языком.

– Так точно, господин секретарь! – рявкнул он. – Я непременно прослежу, чтобы он твердо усвоил: арестовывать воров – это незаконно.

Сказал и тут же пожалел об этом. Вот если бы он не говорил таких вещей, то и жилось бы ему куда лучше. Был бы большим человеком, капитаном дворцовых стражников. Но в свое время патриций удачно пошутил – отдал под его начало Ночную Стражу.

Впрочем, Воунз уже не слышал его – читал новый документ, вытащенный из огромной кучи лежащих у него на столе бумаг. Если он и уловил сарказм, то никак этого не показал.

– Проследи, проследи, – только и сказал секретарь патриция.

Дело не только в одиночестве, дело в перевернутом с ног на голову образе жизни. Вот в чем дело, думал Ваймс.

Ночная Стража выходила на дежурство, когда весь остальной мир укладывался в постельку, и ложилась спать, когда над Диском начинали плыть волны рассвета. Всю свою жизнь вы проводите на мокрых темных улицах, в мире теней. Ночная Стража привлекала людей того типа, которые по той или иной причине имели склонность к такой жизни.

Он приближался к штаб-квартире Ночной Стражи. Это здание было древним и удивительно большим; с одной стороны его подпирала кожевенная мастерская, а с другой – магазинчик портного, изготовлявшего подозрительного вида кожаные изделия. Когда-то давно здание, должно быть, производило впечатление, но сейчас большей частью оно пустовало, и некоторые этажи посещались лишь совами и крысами. Выбитый над входной дверью девиз на древнем языке города почти истерся от времени, въевшейся грязи и плесени, однако еще можно было разобрать следующие буквы:

В переводе это значило «Защищать и Служить» – со слов сержанта Колона, который служил в иностранных частях и считал себя немалым специалистом в языках.

Да, в прежние времена служить в Городской Страже было честью.

Ох уж этот сержант Колон, подумал Ваймс, на ощупь пробираясь по сумрачному помещению со спертым воздухом. Самый что ни на есть любитель темноты. Тридцатью годами счастливого брака сержант Колон был обязан именно тому факту, что госпожа Колон работала весь день, а сам сержант Колон – всю ночь. Общались они с помощью записок. Прежде чем уйти в ночное, он готовил ей чай, а она по утрам оставляла ему в печке вкусно приготовленный горячий завтрак. У них было трое взрослых детей, рожденных, как предполагал Ваймс, в результате использования чернил с повышенной проникаемостью.

А уж касаемо капрала Шноббса… в общем, любой человек, смахивающий на Шнобби, имеет более чем достаточно причин прятаться от глаз людских. Как раз тут вопросов не возникает. Сказать, что Шнобби обладает звериной внешностью, означало бы нанести смертельное оскорбление всему животному миру.

Ну и сам капитан Ваймс. Костлявая, небритая коллекция дурных привычек, маринованных в алкоголе. И вот эта компания составляет Ночную Стражу. Всего трое. Когда-то их были десятки, сотни. А теперь – только трое.

Ощупывая руками стены, Ваймс поднялся по лестнице, проковылял в кабинет, рухнул в первобытное, давным-давно продавленное кожаное кресло, пошарил в верхнем ящике, вытащил оттуда бутылку, вцепился зубами в пробку, потянул, выплюнул пробку, отпил. Рабочий день начался.

Мир перед глазами медленно обрел очертания.

Жизнь не более чем химия. Капля здесь, капелька там, глядишь, все и изменилось. Немного забродившего сока – и внезапно оказывается, что ты можешь протянуть еще несколько часов.