- Как это удобно и интересно, я о такой системе ничего не знал.

Слишком много и слишком мало знал этот непонятный тип.

- А вы, - он спросил, - тоже являетесь поклонником какой-либо команды?

- "Юнтарча", - гордо ответил я, хотя гордиться было особенно нечем: "юнты" плелись в хвосте розыгрыша.

- И у вас тоже имеется красивый костюм?

- Не имеется.

- Нельзя ли спросить почему?

- Не по карману.

- Любопытно. Могу ли я понять вас так, что сумма взноса доступна далеко не всем?

- Еще как далеко.

- Но из этого можно сделать вывод о том, что членство в клубе влечет за собой определенную выгоду. Кроме, разумеется, бескорыстного, чисто спортивного энтузиазма.

- Можно.

Я знал, что у стоек уютных клубных баров, куда РБКА нос не совала, за рюмками контрабандного горячительного завязывались полезные знакомства, обмывались сделки. Я сказал адвокату об этом и о том еще, что сегодня у нас без цветного пиджачишки даже кандидатуру в парламент выставить трудно "попробуйте-ка сами".

- О, я понимаю. Как много поучительного принес мне наш разговор, как много интересного и важного!

Он снова снял очки и снова изменился - стал прост, напряжен и словно беззащитен.

- Вы можете мне помочь. Но это опасно.

- Я не боюсь, - сказал я, потому что не хотел бояться.

- Сегодня девятое июля. Завтра прибывает корабль с Земли. Два раза в год, вы, очевидно, знаете: десятого июля и десятого декабря. Вы репортер, вам легче попасть на космодром. Требуется установить, какой груз будет доставлен для фирмы "Кикс".

- Производство и продажа футбольных сувениров?

- Совершенно верно - маленькая невинная фирма. Меня интересует даже не содержимое - вряд ли вам удастся с ним познакомиться, - а характер груза, его внешний вид, величина и упаковка.

- Что ж, - сказал я, - надо будет постараться.

- Надо.

14

Лиловый неподвижный браслетик бортовых огней обозначал вдалеке корпус корабля. Красные, зеленые и белые движущиеся огоньки - краны. Мне не приходилось прежде здесь бывать, и я не ждал, что космодром - просто огромное поле, на краю которого дощатый барак. Со стороны поля к нему один за другим подкатывали тягачи с платформами, на которых громоздились контейнеры. Получатели ждали у деревянного барьера, делившего барак пополам, - кожаные куртки, широкие шляпы, суровые физиономии, набыченные в ожидании: таможня и РБКА работали, видно, дотошно. В Толпе никому ни до кого дела не было - до меня тоже. Время от времени слышалось: "Кабинет электроники - принимайте... Фирма "Жако" - принимайте... (Вздохи облегчения.) Фирма "Унта" - пройдите к начальнику таможни". (Ругань сквозь зубы.)

Наконец из-за барьера прозвучало;

- Фирма "Кикс" - принимайте.

Груза было много, главную его часть составляли большие продолговатые ящики, изрядно тяжелые, - рабочие фирмы выносили каждый втроем.

Я выскользнул на улицу. Ящики аккуратно укладывали в фургон электрокара. Сейчас он отъедет, и моя миссия будет выполнена. Как, чем помог я Йошикаве и помог ли - неизвестно

Внезапно возле машины поднялся шум.

- Жабы! - орал мужской голос тем криком, с каким нарываются на скандал. Жабы проклятые, вонючие!

Крикуна пытались унять те, кто пониже, - он был саженного роста, и они, тесня его скопом, приглушенно гомонили!

- Арчи, уймись, имей совесть!

- Совесть? А у вас совесть есть контракт нарушать, жабьи вы личинки? А за нос три года водить - что таращишься, что, что? Я вырву жабьи твои глаза, крыса!

Скандалисту уже крутили руки, а он отбивался, колотил ножищами в один из ящиков, приготовленных к погрузке, вопия совсем несообразное:

- Эй ты, живой товар, проснись, малыш! Тебя надули, дурья башка!

Его отшвырнули, ящик торопливо сунули в кузов, машина тронулась, а он цеплялся за борт, хрипел:

- Подохнете здесь, подохнете, слышите, парни?

Тут от стены барака отделились двое рослых охранников, до меня донесся смачный звук - этот в челюсть, а поглуше, должно быть, в солнечное сплетение. Симпсон, ваш выход. Одному я угодил в ухо, другому попутно сделал подсечку, а тот малый, не успев разогнуться, добавил головой, и мы побежали.

Он тащил меня за собой к эстакаде, смелой аркой соединявшей космодром с городом. Здесь, у обочины, стоял маленький двухместный "Жижи" последней модели, похожий на чечевицу. "Элегантность и скорость" - из рекламной заметки в "Старлетт", которая полностью соответствовала действительности - мы взяли сто с места и единым духом проскочили всю гнутую ленту бетона, затормозив у первых домов спящего города.

Мой спутник снял руки с руля, потрогал челюсть, охнул. Достал из заднего кармана плоскую флягу, отвинтил крышку, побулькал, мыча от боли, во рту, проглотил. Протянул флягу мне. Это была крепкая штука.

- Ты, парень, гвоздь, - сказал он слегка невнятно.

- Ты тоже.

Небесный пепел помаленьку светлел, и я разглядел славную костистую морду, литую, как у коня, и с гривкой до бровей.

- Что глазеешь, узнал?

- Вроде того, - сказал я осторожно.

- Вроде, вроде... Арчи Хэйла не помнишь?.. Я центра играл в "Валендии" юный герой, пропади они пропадом, жабы.

- Кто жабы-то?

Он снова хлебнул из фляжки.

- Все вы на вашей вшивой планетке. Я с Земли, понимаешь, оттуда. Разве ты можешь знать, что такое Земля, какое бывает синее море и небо - не серое, как у вас, а синее, а у вас деревья синие, как с перепоя. Что таращишься? Я этого Хэйла в глаза не видел, моего здешнего папулю. Тридцатку в месяц ему в зубы, чтобы помалкивал и гордился дорогим сынком... Я Юханссон - на, выпей за мою мать, если жива еще там, в Стокгольме, и помнит своего идиота. Я живой товар ты понял? Меня в таком же ящике привезли: шприц в задницу - и спи, пока не разбудят. Мы юные герои из ящиков, богатые парни, вам наши деньги не снились. Тысчонок триста у меня, два таких кара. Слушай, объясни мне, почему вы сами не хотите в футбол играть? Я ж здесь одиннадцатый год, я каждую собаку в бутсах знаю, и ни одной местной жабы, а?

- Я играл, когда учился, - сказал я.

- Ха! Кому ты нужен? Я сейчас знаешь кто? Тренер юношеских групп "Валендии". Я тренер, а групп нет. Есть тренированные парни, триста профи с Земли, и точка. А ты не знал? У нас и детские группы имеются, как же тридцать штук, сто тренеров, а детишки - тю-тю, на бумажке. Нас же надо кормить, поить. А мы воем, на Землю хотим.

- Не пускают?

- Обеща-ают. У, крысы! "Последнее поручение. Арчи, и следующая ракета твоя". Уже шесть так ушло. Ловушка, понял? Они всем врут.

- А какие поручения? - спросил я.

- Ты сыщик, что ли?

- Нет,

- И нечего нос совать. В футбол он играл... Вы тут хитрые все. Вам нашей жизни не надо - за решеткой. На Земле-то они тебе распишут: "Богатый будешь, жить будешь на клубной вилле... Бассейн, сауна, личный портной, личный парикмахер... Раз в неделю прямо в койку цыпочку подадим - ноги из подмышек". Все так и есть, да утопиться хочется в этом бассейне. Двадцать четыре часа в сутки под надзором. А почему, не знаешь? Чтобы языком не трепать о наших делах. Ты футбол любишь?

- Люблю.

- А я ненавижу. Ваш. Здешний футбол. Я был на Земле не последний. Ну, любитель, конечно, у станка стоял. Но там я играл как хотел - я вышел, я бог. Когда меня сюда привезли, я "Юнтарче" такую банку в первом же матче плюнул метров с тридцати... Публика на трибунах скамейки от восторга грызла... У меня ноги подкосились, я на колени встал, я молился... Стоппер "Юнтарчи" мне аплодировал... А из наших никто даже не подошел. "Ладно, - думаю, - завидуют". Если бы так! Минут через десять выпрыгиваю на угловой, а наш капитан, старая шкура, меня локтем под дых. Упал, ничего не помню - где, что... Очнулся, он же меня с поля тащит. "За что?" - говорю. "После, сопляк, поймешь". Понял, спасибо. Тренер сказал: д'Анжело, знаешь такого? Он и есть, щепа позолоченная... "Ты не виноват, капитан должен был тебя предупредить". Ему вмазали штраф - триста гульдов, что не предупредил, полсотни - что меня выбил.