— Кэрол, — еле слышно пробормотал он.
Потрогав пылающий лоб Дэрила, я поняла, что он мечется в бреду. Он то звал меня, то замолкал. Несколько раз он что-то яростно доказывал Мэрлу, а затем шептал, что Рик не может умереть, и что он не нашел его тело.
Я меняла на его лбу холодные компрессы, удерживала, когда он пытался встать или сбросить одеяло, шептала какие-то глупости, баюкая его, словно маленького. Ближе к утру лихорадка усилилась и он дрожал, тщетно пытаясь согреться. Я сняла с себя все, кроме длинной майки и обняла его, грея своим телом. Дэрил инстинктивно вжался в меня.
— Почему… — повторял он. — Почему…
— Что почему? — спросила я, будто надеясь, что он меня услышит. Так проходят целые сутки, я ненадолго выхожу, чтобы умыться и что-то съесть, но не оставляю его одного больше, чем на десять минут. Мне кажется, что если я уйду, то тут же случиться что-то плохое. Сиддик иногда заглядывает, как и Мишонн, но когда лихорадка усиливается, я прошу их уйти и запираю дверь изнутри.
Кажется, в очередной раз протерев его смоченным холодной водой полотенцем, я все же уснула. Резко распахнув глаза, я увидела, что Дэрил отодвинулся от меня и лежит на спине неподвижно.
— Дэрил, — я схватила его руку, пытаясь нащупать пульс и мне показалось, что она холодная, как лед, — нет, пожалуйста, нет!
В панике тряся его, гладя холодные щеки, я почувствовала, как слезы катятся по щекам солеными ручьями, а из горла рвется нечеловеческий вой. И тут он открыл глаза — мутные, непонимающие, но все еще голубые. Живые. Настоящие.
— Дэрил, — я всхлипнула, — Дэрил…
— Кэрол, — он резко вздохнул, поняв, что я рыдаю, — ты чего?
— Я подумала… о, мне показалось, что ты… — дрожа от пережитого, я пытаюсь перестать реветь, как маленькая и не могу остановиться, обхватываю себя руками, сжимая изо всех сил. Живой. И жара нет, мне со сна показалось, что ледяной, просто отпустила лихорадка. Господи, если ты еще слышишь нас, спасибо тебе. Спасибо.
Дэрил смущается, поняв, что и я и он практически голые и резко натягивает одеяло, избегая моего взгляда. Я постепенно успокаиваюсь, дыша медленно и ровно, слезы высыхают. Дэрил настороженно косится на меня из-под длинной челки, но не делает попыток прикоснуться ко мне. Боится. Я замечаю, что зашитый укус на плече выглядит неплохо и облегченно вздыхаю.
— Мне не так хреново, как было вчера… или сколько там времени уже прошло, думаешь, что… ну, обошлось? — хрипло бормочет он.
— Я надеюсь. Никто не, — я запинаюсь, — никто больше тридцати часов не обращался после укуса. Это был не настоящий ходячий. Твоя рана не воспалилась, а наоборот, затягивается. Сиддик осмотрит тебя позже снова. Думаю, самое плохое позади.
Я соскальзываю с кровати и спиной чувствую, как он прожигает жадным взглядом мои голые ноги. Одеваюсь.
— Кэрол, — он резко произносит мое имя.
— Да? — обернувшись, я смотрю на него долгим испытывающим взглядом.
— Почему? — спрашивает он, и я вздрагиваю.
— Что почему? — кажется, я начинаю понимать, что он отчаянно хочет узнать, но я не могу ему подсказывать, он должен произнести это вслух сам.
Дэрил кусает губы и молчит несколько минут, прежде чем произнести:
— Почему осталась со мной? Я мог обратиться. Укусить тебя. Твой сын нуждается в тебе, теперь, когда… когда…
— Когда Иезекииль мертв? — произношу я, и сердце сжимает невыносимой болью.
— Мне так жаль, — шепчет Дэрил, — если бы я мог… прости меня, что не спас твоего мужа.
— Не надо. Ты ни в чем не виноват, скорее наоборот. Это мне нужно просить у тебя прощения.
Он вскидывает удивленные голубые глаза, приподнимаясь на кровати.
— За что?
— За то, что ни разу не сказала, что люблю тебя. Я чуть не потеряла тебя вчера, ты мог не услышать этого, а мне хотелось бы, чтобы ты знал, — наконец говорю ему вслух то, что прячется где-то в глубине моего существа уже много лет и чувствую облегчение. И радость. Это правда. Я люблю Дэрила Диксона и всегда любила.
— Я… — он выглядит пораженным до глубины души и растерянным, но все же договаривает до конца. — Я тоже люблю тебя, Кэрол.
Улыбнувшись, я распахиваю дверь. В комнату тут же устремляются все наши друзья. Наша семья поневоле, но оттого еще более родная — Мишонн, Джудит и Арджей, Юджин и Тара, Аарон, Габриэль, Розита, Сиддик. Они окружают Дэрила шумной и радостной толпой, обнимают его, жмут руку. Розита, кажется, плачет. Я спускаюсь по лестнице и иду в сторону конюшни. Теперь, когда Дэрил в порядке, я должна позаботиться о моих людях. О людях Иезекииля. Я должна оплакать моего любимого короля.
========== 9. Дэрил ==========
Я все еще слаб, но теперь точно уверен, что не стану ходячим мертвецом. Джудит ни на шаг от меня не отходит и чуть ли не кормит с ложечки. Мне приятна ее забота, но все же я хотел бы, чтобы рядом была Кэрол. После ее неожиданного и такого сладкого признания, она вернулась в Королевство. Домой. Что же, так и должно было быть. Возможно, она навестит меня. Когда-нибудь. Сиддик сказал, что она почти полтора суток не спала и все время была со мной. Никого не пускала, кроме него, поила меня водой и делала компрессы.
И все же уехала, когда опасность миновала. Нет, я понимаю, что она и так сделала слишком много, и что ей нужно похоронить мужа и позаботиться о Королевстве. Да и кто сказал, что она теперь всегда будет рядом… Тоскую по ней так, словно снова потерял, заметив, что носит кольцо, подаренное королем. Я тогда сказал, что рад за нее. Солгал.
Прошла неделя, прежде чем Мишонн позволила мне встать и помогать хотя бы в Александрии. За ее пределы меня пока не пускали. Я помогал обновлять один дом — что-то в общине всегда требовало ремонта, и это отвлекало меня от мрачных мыслей о том, что Кэрол призналась мне только потому, что я чуть не умер. А я? Зачем я сказал ей о своих чувствах, когда ее муж еще даже не похоронен? Меня мучило сожаление, Иезекииль был все же неплохим человеком, и в то же время я не мог подавить своей бешеной радости. Она теперь может быть моей, и я не позволю больше отнять ее. Никому. Достаточно того, что мы столько лет провели порознь. Я больше так не смогу.
Прошло еще несколько недель, прежде чем я решился и, взяв байк, поехал в Королевство. Вопреки моим предчувствиям, меня там хорошо встретили. Открыли ворота без вопросов, дали пройти, улыбались и хлопали по плечу. Да и вообще они все не были похожи на страдающих по своему лидеру людей, занимались посадками, лошадьми, вдалеке я слышал шум молотков. Жизнь продолжалась.
— Дэрил, — Генри заметил меня издалека и тут же подошел, вытирая руки грязной тряпкой, — рад тебя видеть, я тут как раз пытаюсь понять, что не так с точильным станком. Посмотришь?
— Ага, — я иду за пацаном в прохладное помещение и следующие пару часов провожу, занимаясь разной грязной работой. Генри активно помогает, мы обмениваемся только редкими замечаниями, и нам очень уютно вдвоем. Какая-то девушка приносит нам воды и долго, со значением смотрит на сына Кэрол. Тот подмигивает, и девчонка удаляется, розовая от удовольствия, что ее заметили.
— Как там… как… она? — рискую спросить, утирая пот со лба.
— Мама в порядке. Я уже думал, что ты не приедешь, она ждала тебя, — тихо говорит Генри, — все время ждала. Она… она всегда тебя ждет, Дэрил.
— Я не… — бормочу я. — Не хотел… мешать.
Генри фыркает, качая головой, будто я сказал что-то смешное.
— Душевая в конце коридора, — машет он рукой, когда мы заканчиваем работу, — вода, правда, только холодная. Я не успел придумать, что делать с нагревом воды. Ладно хоть, железа из Александрии хватило, чтобы заменить половину труб, и вода теперь не хлещет отовсюду.
— Пофиг, — дергаю плечом.
— Полотенце и мыло там есть, одежда тоже, — Генри уходит, а я покорно плетусь в душ. Не могу же я прийти к ней такой, потный и в непонятных пятнах.
Я ежусь от холода, но отскребаю почти всю грязь. Напяливаю футболку, чистую, но оставляю свои штаны и жилетку. Гоню от себя мысли, что это вещи Иезекииля. Его имя повисает в воздухе, и я боюсь, что он всегда будет где-то тут. В конце концов, он любил ее, женился, дал ребенка… А я… что дал ей я, кроме разочарования и боли?
