Шеф был потрясен и не мог оторваться от созерцания работающего человека. «Это же надо, так пахать на чужого дядю! Под проливным дождем, в одиночку, машину бетона перетаскал по шаткой и скользкой лестнице на второй этаж ведрами и там аккуратно разложил в опалубку!» – думал удивленно шеф.

На следующий день Сергей проснулся уже не разнорабочим и даже не бригадиром. Он проснулся директором самой большой в городке строительной базы шефа! Для Серого это оказался Клондайк и Эльдорадо в одном амбаре. И директор, и экспедитор – две должности подарил шеф Сергею, безмерно доверяя ему после судьбоносного ливня.

Прошло чуть больше года, Сергей женился и купил на Желтой участок под дом. Привез вагончик, подняли его краном на сваи, цоколь отделали бутом, верх обшили вагонкой, накрыли крышей. Внутри евроремонт: лучшие местные мастера положили лучшую неместную итальянскую плитку и дорогие обои, немецкую сантехнику. Серый заказал мебель и выкупил половину цветочного магазина для своего рая.

Август весело золотился медовым Спасом и обещал долгую счастливую жизнь, когда молодожены вошли в уютное гнездышко, в свой зеленый Эдем, пригласив на новоселье соседей Желтой Горы.

Дима пришел с очередной «времянкой» – яркой, с пышным бюстом, безудержно раскрашенной громогласной дамой неопределенного возраста, то ли сорока, то ли пятидесяти лет. Она вела себя уверенно и наивно строила далеко идущие планы. Дама старалась утвердиться в статусе жены и внушить всем и Диме, что они навеки вместе. Ее вежливо слушали, но не верили – вот придут холода и где ты, женщина, будешь, а где и с кем будет «твой» Дима…

Сергей, раздувая щеки, с удовольствием играл новую для себя роль семьянина и богача. Его распирало от гордости – шесть соток земли и вагончик, нафаршированный красотой и бытовой техникой, еще год назад Серый даже в мечтах не строил. Он важно сидел во главе стола, словно царь на троне. Но его опрометчивые, наивные высказывания, возникающие в процессе застолья, приводили гостей в изумление, которое не всегда удавалось скрыть. И тогда, спохватившись, Серый съеживался, замолкал, разливая по рюмкам водку дрожащей от волнения рукой, проливал мимо на дешевую цветную клеенку, закрывающую дорогой стол. Он волновался, потому что за его столом сидели не пацаны со вчерашней стройки, а взрослые соседи, с которыми он никогда бы не оказался рядом, если бы не Желтая. Сергей бросал взгляд за окно на мангал, где на шампурах поджаривались большие сочные куски мяса и волновался, как бы они не сгорели.

Не сгорели, ровно, красиво поджарились, но гостям все равно не достались. Непонятно откуда взявшаяся стая бродячих голодных псов, привлеченная запахом шашлыка, налетела в пространство незащищенного хотя бы сеткой рабицей, как у художника, двора. И вмиг растащила вместе с шампурами снятый с огня минутой назад и сложенный в большой эмалированный таз красивый, сочный, ароматный, с золотистой корочкой шашлык.

Серому, когда он через минуту вернулся с широким блюдом за мясом, оставалось только смачно ругнуться и плюнуть вслед последнему псу, припустившему со своей добычей в лес.

Обескураженный хозяин, потоптавшись на крыльце, жадно выкурил, прикончив в три затяжки сигарету и вернувшись к столу пустым, сосредоточенно разлил горькую трясущейся от едва сдерживаемой ярости рукой. На горячее были поданы крохотные, с мизинец голубцы, которые накануне навертела тоже крохотная жена Серого. Глядя на нее, думалось: парень женился, потому что так было принято, но он решил еще и сэкономить. Она действительно была очень маленькая и худенькая, как девочка-подросток: попа – два зубца чеснока, талия в мужских руках поместится. И только взрослые глаза в мелкой сетке ранних морщин, когда она улыбалась, выдавали возраст. И было ясно, что эта девочка уже давно не растет и уже не вырастет, ну если только вширь. У нее было редкое для нашего времени холодное имя Зина. Но ей оно шло, и казалось странным, что Зина умеет говорить. Глядя на ее кукольную фигурку и осиную талию, представлялось, что сейчас она откроет своей ротик и произнесет осиное: з-з-з-з-з-з-з… Зина была действительно экономна, в общении примитивна и назойлива, как оса, от нее было трудно отделаться, видимо, и Сергею не удалось.

Накладывая из кастрюли голубцы в протянутое блюдо Сергеем, Зина прошипела: «Все, хватит, неси, это нам на завтра останется!» Пространство кухни условно отделялось от гостиной экзотическими растениями в кадках. Поэтому шепот Зины донесся до слуха каждого, и над столом повисла неловкая тишина, когда плечистый, крупный, как шкаф, Сергей с заалевшими ушами беспомощно и послушно двинулся к гостям с большим, но полупустым блюдом.

Кроме трех пар ближайших и пока единственных соседей с Желтой Горы, на новоселье был приглашен доктор венеролог – крымский татарин с женой. Воспитанная в восточных традициях женщина была одета скромно, мало ела и почти не пила, и можно было счесть ее за немую, если бы в короткие перекуры, когда мужчины дружно покидали стол, женщина не оживлялась и не заговаривала. Когда муж возникал на пороге, жена тут же замолкала, прервав свою речь на полуслове. И тогда начинал солировать муж. Они словно договорились разговаривать по очереди.

Очевидно, пригласил Серый венеролога неспроста, потому как к этому времени уже сообразил, что погорячился с ранним браком, и стал активно и нагло гулять, тем более что Зина уже забеременела. Он не первый мужчина, который решил, что это веский аргумент, чтоб его понять и простить.

Серега снова разлил и предложил выпить под горячее. Гости выпили, но никто не спешил протянуть вилку за «ювелирным» голубцом, словно на пути к тарелке стоял запрещающий знак: «им на завтра». Мужчины дружно поднялись и направились к выходу на перекур. Вскоре, к разочарованию Сергея и радости Зины, все, не сговариваясь, заспешили по домам, не найдя повода оставаться здесь дольше. И дело было не в шашлыках, вероломно унесенных дикими псами и не в злополучных голубцах, проявивших хозяйку. Очевидно, всех присутствующих здесь связывало приличие добрососедства, но находиться в обществе малоинтересных молодоженов в их скоропалительно склеенном Эдеме дольше отмеренного никому не улыбалось.

Пролетела зима. Зина должна была родить со дня на день. С началом весны Серый развернулся на своих шести сотках по-взрослому, удивляя соседей. На Желтую, натужно гудя, поднимались один за другим «КамАЗы», с верхом груженые черноземом, гранитом, лесом.

Солнечным апрельским днем художник, накормив яичницей и проводив на работу свою Стрекозу, в течение долгого времени ревниво наблюдал из своего окна «стройку века», развернувшуюся перед его домом, сжимая челюсти, считал ходки грузовиков, и желваки на его синеватых, плохо выбритых скулах ходили ходуном. С начала месяца шестьдесят машин земли! «Это где же малец такие деньги берет? И зачем ему столько земли? Забор высокий поставить и коноплю выращивать?»

Понятно, что на Желтой сплошная глина да камни, ничего не вырастет, и Дима за десять лет позволил себе только машину земли под елочки, тайком вырытые в заповеднике безлунной ночью и высаженные на своем участке.

«Жена у этого кретина на сносях, а он куролесит, – продолжал свою мысль Дима, – привез рабочих, сложили ему русскую печь с огромной трубой прямо во дворе непонятно зачем, рядом вырыли бассейн, плиткой обложили. Приезжают каждый вечер собутыльники, врубают музыку в сабвуфере так, что стекла в соседских домах дребезжат. Жрут водку ящиками до одури, невменяемые, срывают с себя одежды, прыгают в бассейн в чем мать родила, не стесняясь и, даже наоборот, потешаясь, что их видно изо всех соседских окон. Хорошо моя уже вышла на работу и не видит их молодые дурные тела у себя под носом. Вот что он вчера творил?» – вспоминал Дмитрий.

…Серый, покачиваясь, стоял у открытого огня русской печи и, глядя на пляшущие языки пламени, глупо, пьяно улыбался. Ленивым движением, как в кино с замедленной съемкой, он вынул из кармана пачку денег, заклеенную банковской лентой, разорвал ленту и, повернувшись к приятелям, с самодовольной ухмылкой потряс перед ними. Пачка раскрылась, словно веер, некоторые купюры, не удержавшись в вялой руке, посыпались под ноги, один из гостей крикнул: