– Я бы не торопился говорить об успехе, – произнес Кесаев.

– Это вы специалиста своего наслушались? – уточнил собеседник, откупоривая бутылку.

Янтарный коньяк побежал по рюмкам.

– Буду откровенен, к мнению капитана Витвицкого я отношусь не менее скептически, чем вы, – следователь казался непроницаемым. – Но у нас с вами, Александр Семенович, практически ничего нет.

– У нас есть предварительное чистосердечное признание, – Ковалев загнал пробку обратно в горлышко, отставил бутылку и расслабленно опустился в кресло.

– Сегодня он дал признание, завтра от него открестится.

Полковник усмехнулся:

– Тимур Русланович, не отрицайте очевидного. Этот Шеин назвал деталь, которую мог знать только убийца. Или вы сомневаетесь?

– Одна деталь погоды не делает. Нужны улики. Свидетельские показания. Данные экспертизы. Да что я вам рассказываю…

Ковалев с тоской посмотрел на полные рюмки:

– Улики? Будут вам улики. Нож Шеина уже в лаборатории. Вы, главное, когда будете отчеты в Москву писать, не забудьте отметить, что убийца был взят местными органами.

– Вы слишком торопитесь, Александр Семенович.

Мужчина не успел ответить, разговор оборвал стук в дверь. На пороге стоял запыхавшийся Липягин.

– Разрешите, товарищ полковник!

– Что случилось? – недовольно спросил Ковалев.

– Шеин подельника сдал! – отрапортовал Липягин.

Ковалев с превосходством посмотрел на следователя.

– Тороплюсь? – поинтересовался Ковалев, уже откровенно улыбаясь. – Как говорится, куй железо, пока горячо!

– Мы проверили, – с азартом продолжил Липягин, – это некто Жарков Юрий Петрович, шестьдесят третьего года рождения. С Шеиным Жарков на самом деле знаком очень близко и давно. Одна шайка-лейка… Они вместе воспитывались в Первомайском детском доме – интернате для умственно отсталых.

– Будем брать, направляй опергруппу, – кивнул Ковалев.

Молодой парень, одетый в дешевые, вытертые на коленях штаны от рабочей спецовки и синюю болоньевую куртку явно с чужого плеча, присел на корточки у сложенного из закопченных кирпичей импровизированного очага.

Место было тихое, глухое – гаражи на окраине города. Заросли американского клена, бурьян, кирпичные стены, ржавое железо. Где-то далеко лаяла собака, и была слышна музыка, долетавшая из городского парка.

Фамилия парня была Жарков, и именно о нем говорил майор Липягин в кабинете Ковалева.

Натолкав в сложенный из кирпичей очаг ветки и обломки досок, Жарков достал коробок спичек, чиркнул раз, другой. Спички ломались, гасли, упорно не желая поджигать костер. Жарков шепотом матерился, психовал, пинал стену гаража, но в конце концов у него получилось зажечь кусок старой газеты. Завороженно понаблюдав за язычками пламени, пожиравшими желтую бумагу, он сунул газету в мешанину веток и досок, отступил на шаг и плеснул туда бензин из консервной банки. Вспыхнувший огонь озарил лицо Жаркова, его заблестевшие глаза, странную, потустороннюю улыбку. Радостно потирая руки, Жарков даже начал приплясывать у огня, словно жрец какого-то языческого культа.

Когда костер разгорелся в полную силу, Жарков вытащил из огня горящую ветку, помахал ею в воздухе, чтобы сбить пламя, и начал нюхать идущий от ветки дым. Видимо, запах дыма напоминал ему о чем-то приятном. Жарков отошел в сторону, уселся на старую, изрезанную перочинными ножами скамейку, снова понюхал тлеющую ветку и закрыл глаза.

– Жарков Юрий Петрович? – суровый мужской голос, прозвучавший совсем рядом, заставил Жаркова вздрогнуть и открыть глаза.

Перед ним стояли двое оперативников, в стороне замерли трое милиционеров.

Жарков нахмурился, легко поднялся со скамейки, выставил перед собой тлеющую ветку, как шпагу, и вскинул свободную руку, словно заправский мушкетер, соратник Атоса, Портоса и Арамиса.

Немолодой уже опер покачал головой:

– Не дури.

Жарков угрожающе взмахнул веткой. Второй оперативник пытался зайти сбоку, но парень оказался на удивление ловким. Он швырнул во второго мужчину тлеющую ветку, вскочил на лавочку, перепрыгнул через спинку и бросился бежать.

Оперативники и милиционеры кинулись следом.

Жарков бежал с невероятной скоростью, причем зигзагами. Преследующие гнали его по двору, но всякий раз, когда казалось, что они вот-вот схватят парня, в последний момент он делал финт и уходил от преследования.

Пожилому оперу первому наскучила эта коррида.

– Стой! Стрелять буду! – крикнул он, достал «макаров» и передернул затвор.

Услышав это, Жарков кинулся в сторону, проскочил между двух милиционеров и выбежал со двора. Все бросились за ним. Внезапно послышался собачий лай – и тут же истошный крик убегающего.

Преследователи выбежали на улицу и остановились в удивлении. Жарков стоял, вжавшись спиной в стену дома, и тонко визжал. Его обнюхивала крупная собака. В нескольких шагах стояла ошалевшая не меньше милиции собачница с поводком в руке.

Первым в себя пришел пожилой опер.

– Уберите собачку, – сказал он хозяйке и взял Жаркова за плечо. – Гражданин Жарков, вы задержаны по подозрению в совершении тяжкого преступления.

Следующим утром в том же кабинете, где допрашивали Шеина, вновь закрутились бобины магнитофона – шел допрос Жаркова. Задержанный любитель костров с настороженностью смотрел на магнитофон, то и дело бросая испуганные взгляды на собравшихся в кабинете.

– Гражданин Жарков, вы знакомы с гражданином Шеиным? – спросил Ковалев.

Услышав знакомую фамилию, Жарков чуть расслабился, даже улыбнулся и кивнул.

– Да. Мы давно с ним дружим.

– Шеин арестован по подозрению в убийстве несовершеннолетнего Игоря Годовикова. Он показал, что вы с ним вместе совершили убийство. Это так?

Жарков на секунду задумался. Это выглядело так, будто у робота отключили электропитание, отметил про себя стоявший у дверей Витвицкий.

– Да, мы вместе, – кивнул задержанный.

Капитан нахмурился. Слишком уж легко и просто Жарков признался в страшном преступлении. Зато Ковалев, напротив, воодушевился.

– Задержанный Жарков, вы вместе совершили убийство в лесополосе возле станции?

– Да, в лесополосе, – кивнул Жарков. – Где электрички. Да, точно. Где электрички.

Ковалев, наклонив голову, украдкой бросил торжествующий взгляд на Кесаева, затем задал новый вопрос:

– Гражданин Жарков, вы отдаете себе отчет, в чем сейчас признаетесь?

Жарков обвел взглядом кабинет. В кабинете стояла звенящая тишина. Все взгляды были устремлены на него. От такого внимания задержанный воодушевился, вскинул голову, откашлялся и громко, так, чтобы было слышно каждому, произнес:

– Мы убили мальчика. Да. За железной дорогой.

– Каким образом вы его убили? – продолжил допрос полковник. – Вы зарезали его ножом?

– Ножом, – уверенно сказал Жарков. – Большим ножом.

– Остановите запись! – внезапно вмешался Витвицкий. – Так нельзя!

Кесаев, Ковалев, Липягин, Горюнов и другие, как по команде, посмотрели на Витвицкого. Ковалев кивнул офицеру у магнитофона, тот выключил запись.

– Выведите его в коридор, – с трудом сдерживая злость, указал Ковалев оперативникам на Жаркова.

Едва за Жарковым и сопровождающими закрылась дверь, Кесаев, опередив разъяренного Ковалева, резко спросил у Витвицкого:

– Что случилось, Виталий Иннокентьевич?

– Так нельзя, – повторил тот и повернулся к Ковалеву: – Вы некорректно ставите вопросы, Александр Семенович. Вы же его провоцируете!

В разговор вмешался Липягин:

– Капитан, ты в своем уме? Ты кого учишь?

Ковалев, погасив гнев, негромко, но веско произнес:

– Даже если формулировка не точна, суть от этого не меняется. Они оба дают признательные показания. И Шеин, и Жарков. Добровольно. Без принуждения. И независимо друг от друга. Так?

– Так, но… – начал Витвицкий и посмотрел на Кесаева. – Вы же понимаете, о чем я, Тимур Русланович?