- Он боялся, что ты ему все равно не поверишь.
- И он прав. Эмери Скотта мы знаем еще с тех пор, когда он был здесь простым миссионером. Его положение директора банка - результат моего влияния и помощи. Это преданный мне человек. Все же я сейчас вызову Яна Твайта и вытрясу из него все, что он знает! Ах, негодяй!
- Только, пожалуйста, не у меня в комнате,- слабым голосом попросила Бекки-Анна.
Ван-Коорен устремил странный, невидящий взгляд на Бекки-Анну и произнес обличительную речь, сопровождавшуюся гневными жестами трибуна, как будто его могла слышать большая аудитория. Он проклинал грязных, бесчестных дельцов, нарушающих подписанные ими соглашения и тем самым ввергающих мир экономической гармонии в бездну анархии мирового кризиса. Бекки довольно смутно понимала его речь, изобиловавшую такими понятиями, как "патентные соглашения", "скользящие цены", "безотзывные кредиты", "видимые и невидимые запасы", протесты против "плазмахина" и "бутадена", "защита копченого листа", и проклятия всем синтетическим табакам и чаю.
Если бы Бекки знала лучше Ван-Коорена, финансиста, игрока и авантюриста, всегда, при любой жаре и финансовых бурях, сохранявшего важный и независимый вид джентльмена в белом воротничке; если бы она знала Ван-Коорена - отца, обожавшего свою единственную дочь и потакавшего всем ее капризам,- она была бы поражена всем этим совершенно необычным разговором.
Но Бекки не знала Ван-Коорена, к тому же плохо разбиралась в формах экономической войны и сражений. Потому деловой разговор отца с дочерью после разлуки она приняла как должное. Она даже обрадовалась такому "отвлечению" Ван-Коорена. Оно давало ей шанс остаться хоть на время неразоблаченной. А это так было необходимо для спасения четырех летчиков!
- Смотри! - Ван-Коорен тыкал указательным пальцем правой руки в бумагу, зажатую в левой руке.- Каучук! - громко воскликнул Ван-Коорен.- На лондонской бирже полкилограмма идет вместо двух шиллингов только за три с половиной пенса. В предвоенное время это неслыханное дело! Это рука Пирсона! Та же картина в Амстердаме, Нью-Йорке и Сингапуре. Что это, как не мировая катастрофа, кризис! Или взять чай яванский... На амстердамской бирже вместо 89 гульденов за полкилограмма платят всего 36 гульденов. А сахар? Сахар упал с 400 до 110! Акции... Нет, ты смотри... наши акции упали с 220 до 45.
- Может быть, все-таки договориться? - тихо спросила Бекки, вспомнив разговор с Яном Твайтом.
- Я так не сдамся! - с видом одержимого навязчивой идеей заявил Ван-Коорен.- Я дал решительную телеграмму "Юниливерс" в Лондон. Пусть обуздают биржу! Я дал телеграмму министру колоний: контрибуцию с малайцев, как она ни огромна, можно увеличить, и это нам поможет. Я отдал распоряжение сократить плату рабочим на заводах. Мы мобилизуем все ресурсы. Люди Пирсона скупают наши акции. Я благодарю бога, что одним из главных держателей акций является "Банк святого духа" и Эмери Скотт не подведет нас - он не перепродаст наших акций молодчикам из "Юнайтед Фрут", а ты говоришь...
- Нельзя верить Эмери Скотту. Может, лучше договориться,- снова тихо сказала Бекки, боясь, что громкий голос может выдать ее.
- Договориться! - закричал Ван-Коорен, и лицо его стало багровым.Договориться! - повторил он еще громче и, не дав сказать Бекки-Анне ни слова, заговорил быстро-быстро, будто боялся, что его могут остановить.Нет, ты не знаешь их условий! Они хотят обращаться со мной, как с малайцем. Себе взять все, а мне предоставить право работать на них! - Ван-Коорен прошелся по комнате, потом, приблизившись к Бекки, спросил: - Анна, ты сама веришь в эти слухи об Эмери Скотте? Подожди, не говори. Пойми истинное положение дела. Я произвел мнимую продажу всех имевшихся акций "Банку святого духа", но акт о продаже оформил официально. Все это помечено старым числам. Это была единственная возможность сохранить кое-что. Фактически я никаких денег не получал, хотя все банковские операции оформлены путем сложных пересчетов и акции я передал. Если Эмери Скотт меня обманет, мы станем нищими. Но ведь я знаю Эмери Скотта очень давно, он целовал крест. Ты что-нибудь понимаешь?
- Надо получить обратно акции и акт! - посоветовала Бекки-Анна.
Ван-Коорен шумно дышал, и кресло под ним скрипело.
- Если он мне изменил, он, конечно, акций не отдаст,- сказал Ван-Коорен.- Вот если бы использовать твоих друзей из Сарекат Ходзо...медленно подбирая слова, сказал он и замолчал.
Бекки вспомнила, что Сарекат Ходзо - малайская фашистская партия, которую финансировала Анна, лелея мечты о власти.
- Выкрасть акции и акт? - напрямик спросила Бекки.
- Вернуть акции их законным владельцам! - раздраженно поправил Ван-Коорен.- Мы давали немало денег Сарекат... на благодарность я не рассчитываю... Обещай хорошо заплатить... Приборы - распаять стальные двери сейфов у Скотта - мы доставим... Собственно, лучше. если Эмери Скотт будет думать, что это сделали патриоты.
"Ну и негодяй! - подумала Бекки о Ван-Коорене.- Все они негодяи и бандиты, грабящие друг друга где и как только придется".
- Как ты не вовремя заболела! Мне необходима твоя помощь. Я хотел послать именно тебя хозяйничать в комиссии по обследованию зараженных плантаций.
- Если это надо для дела,- сказала Бекки чуть слышным голосом, не меняя позы,- то с моей головной болью можно не считаться. Я не хочу остаться нищей!
- Вот это настоящие слова женщины из рода Ван-Коорен!
- Я чуточку полежу и начну действовать,- прошептала Бекки-Анна.- Приму возбуждающее и поеду со своим китайцем в город и все выясню. А когда ехать к Гансу Мантри Удаму?
- Да хоть сейчас! Чтобы ускорить поездку комиссии, возьми не только гидроплан, но и "Дуглас". Отправь на гидроплане четырех во главе с Энджело Сайресом; с остальными лети в другое место. Потом встретитесь, и пусть подпишут акт. Возьми больше спиртного. Членам комиссии копаться особенно нечего: все ясно. И главное, пусть Ганс Мантри Удам не капризничает. Видно, хочет сорвать побольше. Главное, чтобы он доложил на конгрессе как надо. Если не договоримся с ним, пусть летит Энджело Сайрес, но он не ученый, а у Ганса Мантри Удама - имя. Словом, уломай этого Удама. Да, о каком китайце ты упомянула?
