— А что ему станется? Он совсем помешался на своих мотыльках, да сверчках. Я говорила с ним, — мы начали подниматься на наш этаж, а я кривиться всё больше.

Всё потому что из каждой двери кто-то должен был обязательно выглянуть. То мусор вывалить в черном убогом пакете, то коврик поправить.

Как же!!! Это ж модельерша приехала. Зависти полон рот, что их детки на рынке овощами торгуют. Только вот кто им мешал пахать, как я?

Эти ядовитые мысли тоже стали результатом того, как меня потрепала жизнь в родном городе. Об этом гудели все.

Ещё бы! Свадьба! Уже и у парадного украинский свадебный венок на входе. Все знали, что Светочка замуж выходит.

Годами наблюдали за мной и моим женишком. Как же! Со школьной скамьи вместе. Чистая и непорочная любовь. Я у него первая, и он у меня.

"Трижды "ха!"

Мы вошли в квартиру, а в нос тут же ударил запах еды. Мама опять полдня у плиты простояла.

— Мам? Ну, зачем? Я ж половину даже в рот не возьму! — сняла кроссовки и села на пуф у дверей, чтобы размять ноги, когда увидела ещё три пары обуви: мужской и женской.

— У нас гости? — подняла взгляд на маму, а папа только скривился и понес мой чемодан в комнату в конце правого коридора.

Планировка нашего дома очень старая, а квартиры огромные, поскольку это австрийский дом. Большой и очень старый. Высокие потолки, печки, которые раньше можно было растопить, и камин прямо в гостиной.

Проследила за тем, как папа скрылся в моей комнате, и опять посмотрела на маму.

— Овшанскi повернулись iз Кракова. Вирiшили i до нас навiдатись. *(Овшанские вернулись из Кракова. Решили и к нам зайти в гости.)

Мама потупила взгляд и поспешила в сторону гостиной, которая была справа в другом коридоре.

— Отлично, бл***! — перед моими глазами встало лицо этого ублюдка, и я сцепила челюсть до хруста.

Его мамочка с папочкой, явно не видят ни конца, ни края своей наглости. А третий кто? Невестка польских кровей? Ну, су**!

Я буквально содрала с себя пальто и повернула в сторону гостиной.

Когда вошла, так и приросла к полу. Это действительно были они. Мать и отец Славы сидели у нас за столом. Спокойно о чем-то болтали с мамой, а я не могла оторвать взгляд от мужика, который растоптал моё сердце.

Славка сидел рядом с пустующим стулом, который, вероятно, был приготовлен именно для меня и тоже смотрел. Он нагло лупился в мои глаза.

— Ну, привiт, Свiтлячок! *(Ну, привет, Светлячок!) — поднялся и смерив меня взглядом опять, начал расплываться в улыбке.

Сердце стало бить в груди так, словно оно медленно останавливается. Я смотрела не на мальчика, которого когда-то любила без памяти, как безмозглая дура. Передо стоял высокий, сбитый и красивый мужчина. Всем своим видом он говорил, что тоже стал успешным человеком.

Естественно, будь Слава простым польским батрачником, он бы не осмелился заявиться ко мне домой. Наверное, этот член стал КЕМ-ТО, раз припёрся сюда и нагло скалился в глаза девушки, которая потеряла из-за него самое ценное.

— Светлячок? — я холодно повторила прозвище, которым он меня называл, а вокруг воцарилась гробовая тишина.

— Донечко, сiм рокiв минуло. Рано чи пiзно, треба приходити до злагоди! *(Доченька, семь лет прошло. Рано или поздно, необходимо прийти к согласию)

"Жаль мамочка, что я не рассказала тебе, чего мне стоит сейчас эта "злагода". Побоялась, что ты не выдержишь. Испугалась, что тебе будет больнее, чем мне."

— Наталья Андреевна! Ян Святославович! Я рада, что этот момент, наконец, наступил.

На моём лиц проступила звериная ухмылка.

— В этот вечер, я наконец, расставлю все точки. Жаль, вам придется покинуть этот дом в ту же секунду!

— Що?! Зоряна? *(Что? Зоряна?) — мать ублюдка обернулась к моей маме и так на неё посмотрела, словно я кого-то оскорбила своими словами.

"Это только начало!"

— Так, значит…

Слава нахмурился, а я офигела от того, какой циничной тварью он остался.

— Говори реальную причину, зачем ты пришел в мой дом и своих родителей приволок с собой? Семь лет? Да, именно столько было бы нашему ребенку, если бы не ты и твои родители! Именно столько было бы малышу, которого я потеряла из-за тебя! И тебе это прекрасно известно! Но ты всё равно пришел? Ты человек, вообще? Или конченная тварь?

Отец Славы поднялся от стола, а моя мама побледнела так, что на секунду я жутко за неё испугалась. Один только папа, положил руку на моё плечо и сдавив его, завел за свою спину.

— Думаю, этот ужин стоит завершить прямо сейчас. Я принял вас в своем доме только из уважения к просьбе своей жены, которая решила позволить этой встрече состояться. Но сейчас… Я думаю, что вправе попросить вас покинуть мой дом.

Мной била крупная дрожь, однако я держалась. Мама продолжала смотреть в мои глаза, а потом перевела взгляд на папу.

— Санечка, это правда? — прошептала она, а я прикрыла глаза, ощутив, как папа тепло погладил моё плечо опять.

— Об этом потом, Зорька! — оборвал отец, и посмотрел на Славу, который не мог проронить и слова, но в его глазах я видела блеск стали.

Он злился. Ведь даже тогда, этот ублюдок считал, что аборт это не убийство. И когда я отказалась его делать, он попросту бросил меня почти что у алтаря, заявив, что это вообще-то и его ребенок тоже. А может статься, что и не его… С чего бы ему его воспитывать?

Именно из-за этого, глупая дура потеряла самое важное в жизни. Нервы всегда были моей слабой стороной. А теперь я вообще больше походила на самку Богомола в период ПМС.

"— Кохана, чому б нам не пожити для себе декiлька рокiв? В мене кар'эра, робота в Краковi. Крiм того, я ледь вмовив маму, щоб вона дала добро на наш шлюб. Ти ж бачиш, що для батькiв зараз головне наша фiрма. Потерпи! А зараз… Я думаю, нам варто вiдмовитись вiд дитини.

*(Любимая, почему бы не пожить для себя несколько лет? У меня карьера и работа в Кракове. Кроме того, я еле уговорил мать, чтобы она одобрила этот брак. Ты же видишь, что для родителей сейчас главное наша фирма. Потерпи! А сейчас… Я думаю, нам лучше отказаться от ребенка.)"

Как от вещи. Он говорил это так, словно ребенок это вещь, которую можно принять или нет, в зависимости от обстоятельств. Да! Мы были слишком молоды. Нам было всего двадцать. Но мы не были из бедных, или асоциальных семей. У нас состоятельные родители, и мы не бедствовали.

Но, естественно, моей будущей свекрови очень не нравилось моё увлечение тряпками. Она считала, что я была больна вещизмом и моя мечта — ничто иное, как пустышка.

— Убирайся! Проваливай и не смей даже смотреть в мою сторону! Я ни видеть тебя, ни слышать не хочу! — всё это я говорила сквозь ухмылку, — Одного желаю, чтобы ты издох на старости лет в полном одиночестве. Чтобы даже пса не нашлось, который принес бы тебе воды к смертному одру! Тогда ты вспомнишь, что мог умирать не в тишине, а с теплой рукой, которая сжимала твою!