реальности о ней больше ничего не было известно. Вашего отца подозревали, и он даже

некоторое время находился под следствием по доносу подруги вашей матери. Но в итоге

улики, все косвенные, не были сочтены достаточными для суда над ним. Через несколько лет

вас с братом у него забрали и поместили в приёмные семьи не по этой причине, а потому, что

ухудшился его алкоголизм. Стала очевидной его неспособность ухаживать за двумя детьми, и

он был пойман с поличным, когда жестоко с вами обращался.

Лёгкие Лорен отказывались дышать, голова кружилась, как в те далёкие дни, когда

память пыталась оглянуться назад. Но она искала истину, наконец, не боясь её.

— Как вы можете быть уверены, что это сделал он?

— Мы говорили с людьми, которые знали вас в то время, по крайней мере, с теми

немногими, кто ещё жив. Подруга вашей матери, которой та доверяла, стала свидетельницей

всех ссор и жестокого обращения. Она жила под вашей квартирой.

— Энджи, — вдруг вспомнила Лорен.

Толстая, чёрная как уголь, уютная, как тёплое одеяло. Мать посылала их туда, когда

могла, чтобы уберечь от кризисов отца. Она могла снова ощутить во рту вкус домашнего

шоколадного печенья, которым Энджи их утешала.

— Женщина прекрасно помнила ночь, когда слышала, как ссорились ваши родители.

Приглушённые крики, громкие удары по полу, шум перетаскиваемого тела. Именно она

выдвинула обвинения, но у неё не было никаких конкретных улик, только подозрения. Это

ещё не всё. Мы отследили мужчину, теперь уже старого инвалида, который в то время был

очень близок с вашим отцом. Напарники по выпивке, мелком воровстве, они прикрывали

друг друга. Он помог избавиться от тела в море. Мы нашли его перед самой смертью от

неизлечимой болезни. После стольких лет мужчине не терпелось избавиться от страшной

тайны.

Лорен молчала, глядя на аккуратные страницы, описывающие семейную драму.

Возможно, это были тщетные усилия, учитывая, что жертвы и правонарушители в настоящее

время подчинялись правилам вышестоящего суда. Но истина не была бесполезна для тех, кто

остался. Для неё, для Кларка.

— Неужели Даниэль сделал это для меня?

Бетт кивнула. Больше они не обменялись ни словом, только рукопожатием. Однако, когда Бетт уже практически вышла, она вернулась, снова подошла к Лорен и крепко обняла.

Девушка ответила на проявление нежности, потом положила досье в личный шкафчик, тщательно закрыла на замок и возобновила работу над каталогизацией новых книг, обложки

которых улыбались, полные радости и фантазий.

В последующие дни в перерывах в работе Лорен скрупулезно просматривала

документы. Она не пропустила ни одной страницы, даже самой скучной и выцветшей.

Сравнивала с воспоминаниями фотографии здания, в котором они родились, маленькой

ущербной квартирки, которую мать считала делом чести содержать в достойных условиях.

Её сердце кровоточило последними оставшимися каплями; и Лорен с удивлением

обнаружила, что слёз действительно больше не было, даже для трагедии такого масштаба.

Каждый вечер она запирала файл в шкафчике, задаваясь вопросом, уместно ли

делиться этой информацией с братом, и если да, то как, не упоминать о Даниэле, которого

Кларк ненавидел до глубины души. Она поняла, что хотела скрыть дар Джей Кея не только

для того, чтобы не вызывать конфликтов и споров, но и потому, что считала чем-то ценным, чтобы оставить его только для себя. Прощальный подарок богатого и сложного мужчины, единственного, кого она когда-либо любила.

Однажды днём, когда в который раз просматривала одну за другой собранные Бетт

страницы, у неё возникла правильная идея, как это всё преподнести Кларку. Заявление под

присягой сообщника отца, сделанное и подписанное перед самой смертью. Этого, наверное, было достаточно, чтобы убедить любого судью и привлечь убийцу к ответственности. Но

было слишком поздно для чего-либо, кроме того, чтобы дать покой живым и изменить, возможно, то, как она и особенно Кларк вспоминали прошлое.

— Как у тебя это получилось? — был первый, подозрительный вопрос парня.

— Дом престарелых, в который он был госпитализирован. Директор сделал это делом

личной совести, написал мне по электронной почте и прислал оригинал.

— Ты веришь этому клочку бумаги? — тон брата становился презрительным, жёстким.

«Нелегко, — подумала Лорен, — переписывать часть собственной жизни».

— Да, потому что сказанное, совпадает с очень смутными воспоминаниями, о которых

я никогда тебе не говорила. Я всё видела, но частично стёрла из памяти. До сих пор я не

понимала, являются ли эти воспоминания истинными или ложными, снами или образами, слишком травмирующие, чтобы их можно было запомнить чётко.

— И какой в этом смысл после такого долгого времени? Для меня они уже были

мертвы с того дня.

— Кларк, дело в том, что у нас есть возможность изменить то, как мы видим себя, как

мы себя определяем. У нас есть возможность изменить прошлое. Нас не бросили. Мы были

детьми не пьяницы и шлюхи, а убийцы и его жертвы. Для меня важно знать, что мама до

последнего вздоха любила и защищала меня. Я помню, как она смотрела на меня, когда он

душил её и бил головой о пол, я помню, как её глаза стали стеклянными, в конце концов. Мы

были её последней мыслью, Кларк, её последняя молитва была за нас… — Лорен замолчала, от невыносимой боли у неё дрожал голос.

Кларк обнял сестру, прижимая к груди, и пытаясь успокоить рыдания без слёз, сотрясавшие хрупкое тело. Брату, безусловно, нужно время, чтобы перемотать этот фильм

для понимания: всё, что он думал о себе и о мире, должно быть переписано на основе этого

откровения. Лорен была готова дать ему столько времени, сколько нужно, уверенная, что

вернула ему драгоценную часть себя, осознание того, что он был любимым ребенком.

Глава 31

«Срок был всего два месяца... это произошло внезапно, ты ничего не мог сделать, даже если бы был с ней... она не сказала тебе о беременности, потому что ты только

вышел из комы... теперь она в порядке. Она сильная девушка, хотя на вид и похожа на

пичужку».

Эти слова закружились в голове Даниэля в спирали болезненного замешательства, способного его уничтожить. Лорен беременна. Лорен, потеряла ребёнка. Даниэль закрыл

лицо руками, до крови кусая губы. Во рту появился сладковатый вкус, когда он думал о боли, которую, должно быть, почувствовала Лорен, поняв, что из чрева ускользает жизнь. Снова

вспомнилось всё зло, которое он ей причинил. Его мучило видение тёмных, опустошённых

болью глаз Лорен, в тот момент, когда изрыгал на неё собственное разочарование, со злобой, обострённой токсичным опьянением. Он не найдёт оправдания, чтобы снять с себя

ответственность за то, что использовал её, причинил боль и уничтожил.

Лорен была чистым бриллиантом среди кучи стеклянных осколков; его задачей было

защитить, но вместо этого он бросил её на съедение волкам, жаждущим разорвать.

Маленькая, стойкая Лорен. Пока унижал перед кучкой похожих на него извращенцев, она

противостояла ему и несмотря на всё, умоляла бежать, в последней отчаянной попытке

спасти его от самого себя.

— Почему ты не сказала, как только я вышел из реабилитации? Бл*дь, Бетт. Я до сих

пор работаю над собой, и это...

— Это знание сбило бы с курса твой рехаб. — Бетт оказалась жесткой и

непреклонной, как всегда, когда дело касалось его. — Джеймсон слишком долго откладывал

начало съемок, только чтобы дождаться, когда великий Джо Кинг восстановится. Такой, как

ты безумец, побежал бы к Лорен, чем разозлил бы босса.

Резко дёрнувшись от раздражения, Даниэль встал с дивана.

— Теперь она уже знает, что я вышел и снимаюсь в фильме. Что Лорен подумает, ведь