— Здорово тебя потрепало, брат. И ранило?
— Что, опять закровило? Пустяки, тебе тоже, я подметил, досталось.
— И не такое выпадало… — Кабо помолчал, глядя куда-то вдаль. — Не обижаешься?
Услыхав необычный вопрос, Шагалан даже разомкнул веки:
— С какой стати?
— Ну, ты совершил чудо, вытащил из застенка Сегеша, вернул его ватаге, а теперь… Вроде как приходится делить славу пополам…
— Пустое, брат. — Глаза юноши вновь закрылись. — Нам нужна была «армия Сегеша», правильно? Я спас старика, ты — его армию. Настоящую ценность эти достижения обретают только вместе. Торжествовать впору, что, не сговариваясь, выполнили обе задачи. Толпе повстанцев невысока цена без связей своего атамана. А тот попросту не выживет без проверенных соратников… И кончай приставать с глупыми домыслами, дай поспать хоть чуть-чуть. Ведь ночи напролет топали, топали… по буеракам…
— Спи, гулена, — усмехнулся Кабо. — Отдыхай, пока есть возможность, я тебя посторожу.
Шагалан проснулся, как раз когда в лагерь вступал отряд Сегеша. Лишь по тем безоглядным воплям радости, которыми его встречали, стало до конца понятно, какое напряжение рушилось ныне в душах людей. Сдержанней прочих вел себя сам атаман. Отмахнувшись от потока славословий, он незамедлительно взялся за руководство ватагой. Шагалан с интересом понаблюдал за Джангесом, но тот, чудилось, без колебаний и ропота вернул признанному вождю бразды правления. Не прошло и часа, как в разные стороны уже спешили порученцы.
Будто почувствовав на кормиле прежнюю твердую руку, повстанцы окончательно возликовали. Скудность скудностью, а откуда-то появились непочатый бочонок пива и немудреная снедь. У большого костра собралось свыше семи десятков человек, деревянная чара отправилась по кругу. Ближе всего к огню, на почетные места, усадили вновь обретенных товарищей. Пиво, по совести, оказалось дрянное, каждому перепало по капле, однако вскоре посиделки напоминали кипучую гулянку. И без хмеля люди были крайне возбуждены, то и дело вскакивали на ноги, хлопали друг друга по плечам, по спинам, смеялись, даже пытались что-то нестройно петь. Пришедшие с Сегешем получали этих восторгов вдвойне. Верзилу Перка совсем задушили в бесчисленных объятиях, а хохочущего и брыкающегося Йерса долго передавали на руках над головами, катая взад-вперед.
Единственным избежавшим подобного панибратства остался Шагалан. Ему тоже улыбались, махали и кивали, только касаться не осмеливались. Кругом висел густой гул от множества голосов, точно все говорили одновременно, не слушая соседей, а лишь стараясь перекричать их. Беседовать в такой момент немыслимо, и разведчик принялся украдкой разглядывать новых соратников. Не так уж давно он покинул одну вольную ватагу, но здесь… все по-иному. Вовсе не видно женщин, зато часты голощекие юнцы и седые старцы. Добротные когда-то одежды превратились в рубища, что, впрочем, не особо заботило их хозяев. Бесхитростные, грубоватые лица, загорелые и чумазые, корявые крестьянские руки, и на пиру не выпускающие оружия. Верно, в своей суровой жизни они испытали мало радости и оттого купались сейчас в ней ровно дети. Глаза каждого светились искренним счастьем, и причина того не в кислом пиве или нежданно свалившемся с неба мясе. Просто на сей раз им повезло. Они, привыкшие неизменно платить кровавую дань смерти, зализывать раны и хоронить друзей, на сей раз обвели костлявую вокруг пальца. Подобный триумф не может длиться вечно, долю рано или поздно старуха получит, но тем серьезнее основание отпраздновать редкий победный миг. Так крохотный жаворонок самозабвенно кувыркается по весне в теплом воздухе, разливаясь восторженной песенкой. Прав ли он, упивающийся клокочущим в мире буйством жизни? Или прав взирающий с земли мудрец, что способен за птичьим щебетом расслышать отдаленную поступь неминучих морозов?…
Общий гвалт немного смолк, лишь когда с насиженного места в круг выпихнули Шургу. Пуще обычного охрипшим голосом ватажник принялся повествовать обо всех перипетиях долгого путешествия. Большинство, вероятно, уже кое-что прознало, однако напряженно внимало и сейчас, тем более в ход пошли занимательные подробности. Воспользовавшись сравнительным затишьем, Шагалан наклонился к сидевшему рядом другу:
— Так и не ответил, брат, что творится у нас… на той стороне?
— Отстань, — отмахнулся Кабо. — Дай послушать про великие подвиги.
— Да брось ты! — Шагалан толкнул его локтем. — Если желаешь, опишу тебе все позднее. И гораздо правдивее.
Кабо насмешливо сощурился:
— Хочешь сказать, этот твой приятель привирает?
— Ну почему же? Не привирает, а приукрашивает. Мастерит из тяжелых воспоминаний героическую легенду.
— Вот так, не подумавши, — фыркнул Кабо, — и ввалишься в какой-нибудь миф. Слепят из тебя, брат, сказочного богатыря и будут на сон грядущий детишкам…
Сзади донеслась короткая перебранка, незнакомый молодой парнишка высунулся из-за плеч:
— Господа уважаемые, — губы парня подрагивали от волнения и даже, чудилось, от некоторого испуга, — атаман приглашает к себе для важной беседы. Пожалуйста, ступайте со мной.
— Обоих приглашает? — чуть повел бровью Кабо, и гонец окончательно побледнел.
— Именно что обоих, сударь, — закивал он. — Точно так передать и наказали.
Друзья, переглянувшись, неспешно поднялись. Толпа грудилась у костра плотно стиснутой массой, но около них все это время упорно зияло пустое пространство, выражая то ли особое уважение, то ли опаску. Или то и другое разом? Словно в подтверждение, едва разведчики тронулись прочь от огня, в толпе как-то сам собой моментально образовался широкий и свободный проход. «Что же такого довелось являть Кабо, если бедняги робеют перед собственным спасителем? — отметил Шагалан. — Я-то вроде ничего не успел натворить, меня здесь пока воспринимают лишь как его соратника. Надо при случае расспросить подробнее».
Сегеш ждал неподалеку, в неприметном маленьком шалаше. К общему торжеству он так и не вышел, погруженный в неотложные дела. Кроме него в крохотном закутке находился один Джангес, который, откинувшись к стене, казалось, отдыхал от многотрудного разговора.
— Садитесь, друзья… — Атаман потеснился на лавке. — Постой при входе, Коули, — махнул парнишке-посыльному. — Посмотри, чтоб никто не вился поблизости, беседа серьезная. Шурга не закончил еще краснобайствовать? Ну и шут с ним, после услышит.
Джангес только на секунду приоткрыл глаз и снова окунулся в дремоту. Выдвинув свечу на середину доски, заменявшей столешницу, Сегеш оглядел лица юных гостей, взъерошил ладонью остатки волос:
— Я полагаю, что неплохо познакомился с тобой, Шагалан. А о тебе, Кабо, изрядно рассказал Джангес. Не люблю высоких слов, просто мы обоим вам обязаны жизнями. Можете отныне считать нас самыми преданными союзниками, которые, потребуется, пойдут на все… чтобы… В общем, вы поняли… — Старик помолчал, пожевал губами. — Короче, мы толком и не представляем, заинтересует ли вас это. Видимо, следовало бы дать время отдохнуть, опамятоваться, но… возникло тут любопытное сообщение…
— Сообщение? — переспросил Шагалан.
— Да. Ребята пусть и укрылись в этой дыре, кой-какие сношения с миром не прекращали. Регулярно рассылались связные к людям, оставшимся верными нам. И… оставшимся в живых. К сожалению, Джангес знал немногих, потому снаряжал и собственных лазутчиков. И как раз сегодня днем воротился такой…
— А кто же знал об остальных осведомителях, сир? — в задумчивости поинтересовался юноша.
— По преимуществу мы с Шургой.
— Хм, я-то полагал, имперские дознаватели вытянули из вас всю подноготную.
Старик откровенно смешался. Метнул быстрый взгляд на Джангеса, но тот по-прежнему хранил неподвижность.
— Обманывать не буду, братья, — вздохнул, промедлив, Сегеш. — Кое-кого пришлось отдать. И не упрекайте меня! — поднял он руку, хотя никто не издал ни звука. — Самому замаливать грех до конца дней… Безвыходное положение. Эти дознаватели… звери, но крепкие мастера в своем ремесле. Умеют причинить страдание ближнему… Я сделал все, что смог. Пожертвовал немногими, дабы сберечь большинство. Понимаю, жутковатый выбор, только как иначе?
