Нита лежала, задумчиво глядя в потолок, и курила. Ильнар не любил сигаретный дым, но не настолько, чтобы в постели читать любимой женщине лекции на тему здорового образа жизни. Он сладко потянулся, сполз ниже и обнял ее, прижавшись всем телом и уткнувшись носом в ключицу. Кожа ее казалась прохладной. Сам он все никак не мог остыть, а когда Нита свободной рукой взъерошила волосы на его затылке, от шеи к пояснице словно искры пробежали.

И кто только придумал, что с утра нужно вставать на работу?..

Он приподнял голову, и ее плечо оказалось так близко, что не поцеловать было решительно невозможно. В плечо, в ключицу, и еще чуть ниже…

Нита легонько отпихнула его и велела:

— Перестань.

Он вздохнул, но послушно отстранился, откатился обратно на подушку. Несколько минут они лежали молча. Ильнар старался не морщиться, вдыхая горьковатый, с вишневой ноткой, дым, и думал о том, что она ведь почти никогда не курит. Только в постели. Только с ним.

Словно в ответ на его мысли, Нита затянулась особенно глубоко, резко выдохнула и с непонятной досадой произнесла:

— Ты же терпеть не можешь, когда я курю.

Он лишь улыбнулся. Нита, не дождавшись ответа, открыла глаза и, повернув голову, требовательно взглянула ему в лицо:

— Ты зря думаешь, что если будешь хорошим и послушным мальчиком, я соглашусь. Мой ответ прежний. Нет. Я за тебя не выйду.

Ильнар пожал плечами, не переставая улыбаться. Спорить не хотелось. Хотелось просто лежать рядом с ней, плавиться в солнечных лучах, бьющих в окно, и собственных восторженно-бестолковых чувствах. Любоваться ею, словно… чем там любуются разные возвышенные романтики? Цветами? Рассветами?

— Я тебя люблю.

— Глупости, — Нита раздавила в пепельнице недокуренную сигарету, села и с легкой усмешкой взглянула на него сверху вниз. — Просто ты правильный, милый мальчик, и во всех прочитанных тобою сказках храбрый рыцарь непременно женится на прекрасной принцессе. Но не на драконе же. Дракона можно победить, с драконом можно дружить, но… Что?

— Да так, — он попытался согнать с лица улыбку, но не вышло. — Представил рыцаря и дракона в одной постели.

Нита фыркнула, легонько щелкнула его по носу и поднялась. Ильнар остался лежать, заложив руки за голову. Солнце светило в глаза, и фигура Ниты в обрамлении лучей казалась совершенной настолько, что ее хотелось рисовать, вот прямо сейчас, вот такую — утреннюю, расслабленно-ленивую и в то же время сильную и грациозную. Она наклонилась подобрать упавшую рубашку, выпрямилась, потянулась, загадочно улыбнулась ему, и желание рисовать сменилось другим, не менее сильным. И змей с ней, с работой…

Он сполз с кровати на пол и, не вставая, обнял Ниту за талию, потерся щекой о бедро.

— Но-но, — она погрозила пальцем и набросила рубашку ему на голову. — Во-первых, иди и побрейся, ты колючий. А во-вторых, Кир будет страшно недоволен, если мы опоздаем.

Он демонстративно вздохнул и запрокинул голову, ловя ее взгляд.

— Хоть поцелуешь?

— Поцелую. Когда оденешься.

Она попыталась сделать шаг, и Ильнар с неохотой разжал руки. Отпускать ее не хотелось, наоборот, хотелось прижать к себе, чувствовать ладонями каждый изгиб тела, губами — солоноватый вкус кожи, замереть так на сотню-другую лет…

Но такого опоздания командир точно не простит.

Он проводил Ниту взглядом, услышал, как хлопнула дверь ванной, и тоже поднялся.

Ничего. Ее согласие — только вопрос времени. А ждать он умеет.

Они были вместе уже полгода. Нита не походила ни на одну из знакомых ему женщин, не говоря уже о тех невесомых созданиях в розовых платьях, которые появлялись на маминых вечеринках и отчаянно пытались привлечь его внимание. Они были милыми, симпатичными, даже красивыми, но одинаковыми настолько, что хотелось зевать. Косы, оборки, жемчужные сережки, кукольные глазки, а дана Арьяна пишет акварели, а дана Лаона составляет букеты, а еще в моде стихи, и вышивка бисером, и каждая вторая умеет печь пирог с грушами…

Пирог он научился печь сам, из чистого принципа. На третий раз вышло даже съедобно, на четвертый — вкусно. На пятый он пригласил Ниту на чай, и она долго смеялась — в ее понимании мужчины слабо вязались с кулинарией.

Она была другой.

Она была единственной женщиной в оперативном отделе. Стреляла почти так же хорошо, как Кир, и дралась не хуже. Она коротко стриглась — серебристо-русый ежик на затылке, косая челка — и никогда не носила юбок. Треть личного состава смотрела на нее голодными глазами, но после пары сломанных носов остальные предусмотрительно держались на расстоянии.

Ильнар и сам не знал, что она в нем нашла. Она была умна, красива и самодостаточна. Она была старше него на пять лет. Но она была с ним — и была совершенно искренней, когда говорила, что ей не нужны ни деньги его семьи, ни статус, ни связи. Он бы почувствовал ложь, интуита сложно обмануть, но ей действительно был нужен он сам.

Правда, она никогда не говорила, зачем и — надолго ли.

Сегодня работа была несложной — за чертой города редко открывались крупные прорывы, и для сферотехников дел было немного. А вот стрелкам пришлось повозиться — с Той стороны налетел рой мелких, с кулак, кусачих «гребешков», способных прогрызть даже ткань боевой формы. Хорошо еще, что от матки, толстой и неповоротливой, «гребешки» далеко не отлетали, иначе гоняться за ними по придорожному леску пришлось бы до ночи.

Сложив инструменты в сумку, Ильнар кивнул напарнику и двинулся к Ните. Та, прикончив очередного «гребешка», обернулась, поймала его взгляд и вдруг рявкнула:

— На землю!

Рефлексы сработали четко. Ильнар сперва упал, пропуская над собой заряд нейтрализатора, потом услышал смех напарника и только тогда обернулся посмотреть, от чего, собственно, спасался.

На стволе дерева, мимо которого он проходил, вяло шевелились остатки «синего цветка». Нита выстрелила второй раз, нейтрализатор с въедливым шипением потек по коре, растворяя оставшиеся три лепестка и пару длинных тоненьких жгутиков, заряженных слабеньким ядом. На коже яд оставлял красные шелушащиеся пятна, которые неделю зверски чесались, но, на взгляд Ильнара, «цветки» были немногим опаснее крапивы и уж точно не представляли угрозы для оперативника в боевой форме.

— Ну и что это было? — недовольно уточнил он, поднимаясь на ноги. Нита коротко улыбнулась:

— Я же говорила, что не люблю цветы.

— Ты еще одуванчики начни отстреливать, — хмыкнул Фин, кивая на желтые заросли у обочины. Потом поймал недобрый взгляд напарника и развивать мысль о цветочном геноциде не стал.

Сканер показал, что в радиусе полукилометра «гребешков» не осталось. Если какой-то и улетел дальше, то без магического поля, излучаемого маткой, все равно сдохнет через пару часов, так что торчать тут дальше не было смысла. Ильнар стащил шлем-капюшон и с наслаждением глубоко вдохнул прохладный влажный воздух, пахнущий лесом, зеленью и отцветающей черемухой. Нита закинула за спину ружье и тоже сняла шлем и перчатки, зажмурилась, подставляя лицо солнцу, вздохнула и неожиданно закашлялась. Ильнар обеспокоенно нахмурился, но в ответ на его взгляд Нита лишь пожала плечами:

— Просто кашель. Не надо так на меня смотреть, словно готовишься схватить в охапку и отволочь к твоему приятелю-доктору.

Ильнар хотел бы схватить ее в охапку совсем с другой целью, о чем и сообщил на ушко, пользуясь тем, что напарник завел сферокар и низкое гудение двигателя успешно скрыло его шепот от посторонних. Нита закатила глаза и, не отвечая, ушла к машине. Мешковатый боевой комбинезон, стянутый в талии широким ремнем, ничуть не портил ее фигуры, хотя, конечно, без комбинезона любоваться было куда приятнее. Перед тем, как нырнуть в салон, она обернулась, лукаво подмигнула, и Ильнару подумалось, что оставшийся до конца смены час — это ужасно много.