- Суд нынче гуманный, - поддакнул отставной майор. - Но не к жертвам, а к бандитам.
- Был бы гуманный - еще полбеды, он хоть и милосердно, да судит. А у нас - продажный. Мои опера таксу знают, какой судья и по сколько за отмазку преступника берет, а сделать ничего не могут. Оперативную информацию реализовать все равно не удастся. Так и работаем - по верхам. Статистика вроде даже неплохо выглядит, и судебная в том числе. За счет мелочовки, ворья да придурков-убийц ее поправляем. Ты в зоне давно был?
- С тех пор как в девяносто первом на пенсию ушел - ни разу, сокрушенно вздохнул Самохин.
- Посмотрел бы, кто теперь на нарах сидит. Бомжи, пьянь безработная, наркоши... Серьезных воров - ни старых, ни новых там нет. Если и запихнем кого с трудами великими - так ненадолго. То амнистия, то условно-досрочное освобождение, то помилование.
- Оперативная информация на кого надо все равно накапливается, многозначительно подмигнул Самохин.
- Накапливается, - согласился Смолинский. - Десять лет уже накапливается - да без толку.
- Может, еще сгодится?
- Может, и сгодится, да что-то не пригождается пока, - хмуро буркнул полковник, выруливая из узкой улочки на широкий проспект, и чертыхнулся, пропуская какого-то "чайника", разогнавшегося на разбитой, с бурыми пятнами ржавчины "Ниве".
- Ты, Коля, небось думаешь сейчас, зачем это Самохин пожаловал? вкрадчиво начал отставной майор. - С просьбой я. Только не знаю, выполнима ли.
- Выкладывай, - кивнул Смолинский.
Самохин покосился на него, причмокнул с сомнением:
- Да уж не представляю, чего вы, рубоповцы, в теперешней ситуации можете...
- Кое-что все-таки можем, - обиженно подтвердил Смолинский. - Ты, Андреич, не крути, говори прямо - наехал кто?
- Вроде того, - согласился тот.
- Ну, это дело поправимое, - оживился полковник. - У нас недавно похожий случай был. Обратился один старичок, из наших отставников. У него шакалы какие-то квартиру вымогали. Дед одиноко жил, ну, братва вычислила и наехала. Мол, пиши дарственную, а мы тебе взамен халупку на окраине города... Я ребят послал, они разузнали, кто да что. Потом собровцы подключились. Ворвались на хату одну, где братки кайфовали, отмолотили крепко, двоих за наркоту закрыли. А главаря ихнего вывезли на мост, в наручники, рессору ржавую к ногам примотали, и в речку...
- Утопили?! - восхитился Самохин.
- Да не-ет, - улыбнулся Смолинский. - Попугали только. После того, как он повисел над водой вниз головой, сам в реку побежал. Штаны отстирывать. Полковник помолчал, потом добавил: - Но лучше бы его, шакала, в зону лет на пять спрятать. Эх, Андреич, нам бы только дали команду! В три дня с организованной преступностью бы покончили!
- Вон Сталин, - подметил Самохин. - Он с Чечней-то быстро управился. В неделю усмирил. А сейчас уж который год пошел, как мы там кувыркаемся, народу перебили и нашего, и ихнего...
- Пятерых бойцов только наш РУБОП потерял, - хмуро кивнул Смолинский. Один отряд постоянно там... порядок наводит, другой уже рюкзаки пакует, через неделю выезжает, на замену.
- Ты-то бывал?
- Шесть раз.
- Да-а... - неопределенно протянул отставной майор. - Кстати, о Чечне. Родственник у меня... дальний, так, седьмая вода на киселе, но парнишка хороший. Воевал в десантных войсках и в плен попал. В мае этого года.
- Ну-ну? - насторожился Смолинский.
- А недавно дознался я через приятеля одного, что за него выкуп просят. Но не денежный, а... вроде обмена, что ли. Зека-чеченца освободить. Он в нашей колонии, здесь, в Степногорске, сидит. Зовут его Иса Асламбеков. Говорят, будто РУБОП этим делом занимался, да что-то с обменом не вышло. Вот бы мне, Коля, узнать, где этот чеченский фрайер, в какой зоне содержится, и в чем там с обменом закавыка? Сам же говоришь - большая часть преступников на воле гуляет, освобождают их из мест лишения свободы по малейшему поводу, вот и обменяли бы одного на пацанчика? Подумаешь! Одним зеком больше, одним меньше, зато солдатика из плена вызволить - святое дело!
Смолинский рулил, смотрел сосредоточенно на дорогу перед собой, потом вздохнул сокрушенно:
- С тобой, Андреич, не соскучишься... Лучше б у тебя квартиру вымогали, честное слово!
- Что так? - огорчился Самохин, но полковник молчал. - Хорошая машина у тебя. А в личном владении небось покруче транспорт имеешь? С твоими-то возможностями!
- Думаешь, и я скурвился? Нет у меня личной машины. Деньги коплю.
- На что?
- На взятку. Младшей дочери в институт поступать. В юридический готовится, а туда без денег сейчас и соваться не стоит. Знаешь, какой там конкурс?!
- А если арестовать взяточников-то?
- Так мы все наши институты без профессорско-преподавательского состава оставим!
- Тогда попугать! - азартно предложил отставной майор. - Схватить главного... Ну, который за приемные экзамены отвечает, привязать ему ржавую рессору к ногам, и на мостик. Дескать, либо вы принимаете в институт абитуриентку такую-то, либо мы вас - в речку. Тихо, без всплеска...
- Нельзя, - с веселым сожалением помотал головой Смолинский. - Это ж интеллигенция! Такой за сердце схватится - и привет. Инфаркт. Натуры тонкие... Хотя, если подумать, тоже сволочи.
Самохин закивал согласно и, невзначай будто, напомнил:
- Дочку ты, значит, в институт пристраиваешь, а с пацанчиком-то, с солдатиком пленным, как? Пусть в рабах у благородных горцев остается?
- Ты даже не представляешь, Андреич, сколько всего вокруг этого дела накручено! - сдался наконец Смолинский. - Поделюсь кое-чем по старой памяти, но при одном условии: чтоб все между нами осталось.
- Я ж всю жизнь на оперработе, - напомнил Самохин. - Служебную тайну хранить умею.
- Тайны теперь другие пошли. Раньше за их разглашение можно было взыскание схлопотать, а то и срок по статье, а теперь - пулю от киллера...
Полковник остановил "форд" перед светофором, покрутил головой, оглядываясь по сторонам, будто опасаясь, что в рычащих нетерпеливо слева и справа разномастных автомобилях кто-то прислушивается к их беседе.
- Дело пока так прорисовывается, - начал Смолинский, тронув машину на зеленый, и, держась за руль одной рукой, другой нащупал между сиденьями примятую пачку "Явы". - Года три назад начали в нашей области предприниматели пропадать. Не самые крутые, конечно, так, средненького пошиба. Случалось такое один-два раза в год, так что мы сперва даже связи между этими похищениями не заметили. Тем более что первые двое через три месяца вернулись. Мы начали их трясти: что да как? - Молчат, как партизаны. Ну, это дело в нашем бизнесе обычное: задолжал мужик партнерам, те его прихватили и держали где-то, пока должок не вытрясли... Всего таких пропаж, как мы установили, семь было. И вот на третьем случае родственники к нам обратились и видеокассету передали. Сидит наш степногорский бизнесмен в цепи закованный и выкупить себя умоляет. Антураж на пленочке соответствующий бетонные стены, мордовороты в масках и камуфляже, с пулеметными лентами через плечо, пинки, затрещины. Потом уши отрезанные... пальцы... В общем, картинка не для слабонервных. Наши ребята, естественно, подключились. Там деньги неимоверные запрашивали - миллион долларов, полмиллиона. Родственники, чтоб хоть половину собрать, в пух и прах разорялись, по миру шли... Короче говоря, агентура наша через чеченскую диаспору на щукинскую братву вышла. Ты про Щукина-то младшего слыхал? Папаша его в Госдуме заседает, а сынок здесь орудует...
- Не только слыхал, но и видел, - подтвердил Самохин. - Мы его в девяносто первом году в следственном изоляторе... воспитывали.
- Вот. И только мы кое-кого из окружения сынка-Щукина повязали, его самого за вымя потрогали, пошла извечная музыка: обвинили нас, рубоповцев, в возвращении к политике репрессий, тоталитаризму, сталинизм с фашизмом приплели, несколько статеек в газетах, сюжет на коммерческом телеканале про бесчинства правоохранительных органов, "полицейское государство", "маски-шоу". Ну, знаешь, как это теперь делается. Короче, дело рассыпалось, ничего мы доказать не смогли, даже до суда не довели. Тогда с другого бока зашли. И начали диаспору чеченскую прессовать. По принципу доказать вину не можем, так хоть крови вашей попьем. И давай их шерстить: обыски, задержания, аресты за нарушение паспортного режима до выяснения личности. В ходе такой операции подловили одного со стволом, железно подловили, так, что он все-таки сел. Ненадолго, года на четыре, кажется. За незаконное хранение огнестрельного оружия. Потом я с их старейшинами, аксакалами или саксаулами, кто их знает, как назвать, встретился. Объясняю: мол, хотите жить тихо-мирно, бросьте свои дела. Иначе не отстанем. Днем и ночью шмонать будем. Народ здешний к ним сейчас плохо настроен. Даже судьи боятся от чеченцев взятки брать, опасаются общественное мнение взбудоражить. Опять же, на волне антитерроризма ФСБ к таким делам подключилось. И отмеряют кавказцам сроки на полную катушку. А тут горцы, из беженцев, еще с мормонами нашими сцепились, и те одного чечика пристрелили. Так что жизнь мы им капитально подпортили. В итоге предприниматели исчезать перестали.
