Рисуй ангелов, старушка, ведь надежд больше нет. Рисуй и не плачь – Нева сокроет твой сердечный прах. От тебя уцелела лишь фигура граффити на треснувшей стенке, которое оставил тот, кто всегда играл в Ромео. Но он больше не может, его запал на исходе. Он перестал вникать в сюжеты твоего тревожного мозга. Мост Мирабо прогнил под тяжестью придуманных проблем. А у тебя все по-прежнему, будто у Аполлинера, неизменна любовь, а у него тоска по иным полянам, где он все так же один подобно бхикшу. Он жаждет внимания, которое неутолимо.

Виновных не отыскать – это череда выстрелов в воздух. Это очередь, что годами длится в ожидании встречи. Грустный Пьеро все так же тянется к Мальвине, Мальвина все так же уплывает к другому. Старая школа эмоций, изъеденных молью. Древняя академия магов, прозревших что они не маги. Обманки чувств, погрешности разума – неточности Я. Мне сказали, что “ братишка, нет тебя, ты лишь проявление Единого, Непостижимого, Неразделимого”. Сказочные шутники, что упрощают себе жизнь, не прочитавшие и строчки из Евангелий. “И будут двое одна плоть”, о, изображательница ангелочков, ты одна – одна как монахиня, что полюбит только запредельное.

Я выбрал стезю неправильного ниндзя, что никогда не выжидает. Обрубая обратный путь, я крался по каменным джунглям в поисках поиска. Не сумевший усидеть на одном месте и две минуты в медитации, я шатался в пространствах прострации, дабы опровергнуть бредни блаженствующих. Притворялся юродивым, косил под дурачка – я, я, я – вырубал топором преграды на лесной тропе, что расстелилась как математическая прямая на миллионы километров. И груз спал с хрупких плеч, а мальчик закрутился, словно вихрь, пролетев пулей до места, где уже ничего не происходит. Но и это было не больше, чем видимость.

17.04.2020 г.

Театр теней – однажды я отыграю в нём главную роль. Передвигаясь как шпион по краю бордюра, наблюдаю сцену катарсиса у тех, кто дождался прихода. Счастливчики, они еще могут обманываться и быть довольными этим. Великие мистификаторы, что мистифицировали себя, но упустили это из виду. Цепкие лапы опиума, что не отпустит без фатальных последствий. Вдоль зданий из песка и тумана я бреду, бреду вдоль пустынных аллей, где выставлены разбитые мечты, которые назавтра испарятся, как дымка над водой. Я собиратель неслучившегося, непроизошедшего я коллекционер – такова моя профессия на сию минуту.

Глаза в небесах, они захлапываются от скорби. Черноватые точки над рынком Старого Петергофа. “Все мы в одном зоопарке”, – как писал Майк Науменко. Все мы в одной упряжке, которая катается туда-сюда без перерыва на обед. Наша долгая дорога ведет к пруду, в котором не обмануться отражением, как и не скрыть морщин от всевидящего ока. Глаза на лице, они закрываются от разочарования. Я, будто старичок Верлен, каждый раз проигрываю в сражениях с самим собой, но не тороплюсь сворачиваться с поля боя. Моя военная палатка всегда уже расстелена и снаряжена всем необходимым, чтобы прожить еще один час в битве.

Холодное сердце, ты неумолимо, тут не откачал бы и адский огонь, если бы он наличествовал. Ледяной ум мне нашептывает – пора сматывать удочки и покориться одиночеству подобно монахам, что смиряют себя пред богом. Но я упрямец, что прет напролом, сбивая преграды на дистанции собственным лбом, что бы только ощутить самость, прожить самого себя до конца. Разжечь огниво, чтобы обогреть себя и согреть всех, кого можно – было бы это возможно. Но это романтический наивняк, что пронесется как мимолетный замысел, улетучившись мгновенно из головы. А я так и буду сидеть на лавочке во дворе Большого Эла, отчаянно курить по шесть сигарет за раз и болезненно переживать о том, что никогда бы не сбылось.

18.04.2020 г.

Нас накрыло волной, но не волной успеха, а меланхолии рекой. Той самой, что носила по своим бесславным водам желчных королей, угрюмых мыслителей и мизантропичных поэтов. И мы отправились по ее устью вниз как совершенно чуждые друг другу – инопланетяне, которые не нашли ни одного сходства. И даже заклинания тела перестали работать, те самые, что выручали в прошлый раз. И кружили над нами чайки, вынося смертный приговор. Мы мечтали вместе, но это были мечты одиноких, что поселились на склонах разных гор, чтобы при встрече уважительно кланяться, но так никогда по-настоящему не соприкоснуться. Ты осталась на пике П, а я перебрался на вершину С.

Я научился шептать на земле кричащих, хотя мне это стоило репутации. Но к чему дорожить репутацией, когда встает вопрос об истине? Повстанец серых кварталов, пассивный радикал, я не мог заткнуться, ибо не хотел опускаться до сытых конформистов – граждан-жополизов. Все было прямо – я учился налаживать контакт с остальными как с самим собой – занимался искусством, что носит имя Кадзана. Все было просто – я обретал субъективность посредством стремления к объективности – с философией, что рассекает личность на “до” и “после”.

Я очутился иным после последнего звонка, выйдя из актового зала, под песню Пугачевой про мир. Спустя десятилетие, листая потертый фотоальбом, я замер, подражая снимку многолетней давности. Решающие дела, решительные молодые художники и художницы реальности, где вы отныне? Кто из вас не предал себя, себя не переделал? Я улыбаюсь, глядя на ваши довольные, лучезарные лица, запечатленные на кадрах. На этих фото вы останетесь навеки молодыми, навечно перспективными, такими чистыми и незапятнанными. Но движение планет не остановится ради вас, и это все фасад, за которым уже осыпается побелка, а время берет вверх над нами.

18.04.2020 г.

Бывало и похуже – выкручивало наизнанку от любви, что безответно режет по нутру. Меня тошнило будто мерзким утром, когда ты возвращаешься после дикой пьянки зимой и, не удержавшись на ногах, падаешь плашмя в снег. Умывшись в сугробе, вдруг наступает резкое отрезвление, и ты переносишься в уютные квартиры друзей, которые в один голос предупреждают тебя о неизбежном расставании. Но ты еще погружен в волшебство новогодних желаний, ты еще окутан шармом леди в красном, ты ещё и ещё. Без тормозов и в отсутствии всяких стоп-кранов, помешанный на той, что нужно лишь то, что ты имеешь. Ты же обретаешься в измерении, что параллельно её, где слова еще что-то значат.

Слова еще что-то значат? Соврать и скрыться в подворотне, дабы не заметить заболевших мистикой буквицы. Я ухожу в открытое плавание, не держи меня – вояж, длиною в неизвестность. Моя цель – не-цель, мой результат – не-результат. Я просто ухахатываюсь над фальшью общества капитала. Я – фитиль, что вот-вот догорит, спровоцировав взрыв подлинного. Загнившие раны должны вскрыться, освободив место для нового, не бывшего прежде. Это уроки любящих красный, что будут переосмыслены в синих цветах. Будто Ив Кляйн, я нашел вдохновение в пустоте неба, в котором отыскал решения, используемые мною до сих пор – не бояться экспериментировать, в особенности, над собой.

“Когда–то и я был аутистом”, – сказал Роман Михайлов. А я был похож на аутиста, что в один день влился в кружок параноиков и стал копировать их. Некогда это вышло наружу, но тогда я и сам поверил, что могу трансформировать окружающее как паранолояйльный тип. Но делал это в строго ограниченных рамках, получая удовольствие от малейшей манипуляции с предметами, от самого краткого диалога с незнакомцами. Я уловил суть социального взаимодействия и общественно-исторической практики – занятия пошли как по маслу, и я пошел мутить круги на водной глади.

19.04.2020 г.

«Только не уходи», раз-два-три, камера, мотор. Как же ты блестяще прикинулась жертвенной овечкой, а я ничего и не заподозрил. Розовые розы в комнате, и девочки оправдывают тебя. Это сцена из немого кино – трагикомедия, в которой я неудачливый Чарли Чаплин, отклеивающий свои усы и уходящий в своих огромных нелепых башмаках в закат. Три недели практик стирания себя – превозношения твоего самолюбия. Мы поменялись местами, и это закон Мерфи, что действует словно причинно-следственная связь. Я стал пилотом, пикирующего вниз, самолета, а ты воспарила ввысь – так высоко, как только может подняться самооценка, но это продлилось самую малость – Женька раскусил тебя и выложил мне все, как есть.