После того как он ушёл, Лора стала худеть по одному килограмму в день. Тело стекало с неё, и в конце концов она легла на диван, чтобы не вставать. Она умирала, потому что её жизнь — Серёжа. А если нет Серёжи — нет и жизни.
Таня носила ей еду, отрывая кусок от семьи. Заставляла есть и разговаривать. Но больше разговаривала сама.
…Большие городские часы показывали половину седьмого.
Маленькие часы на Лориной руке показывали столько же.
Лжесвидетель опаздывал на полтора часа, и самое неприятное заключалось в том, что отсюда, с этой точки, было видно окно процедурного кабинета. В окне время от времени маячило Танино лицо. Выражения отсюда было не разобрать, но Лора и так его угадывала. Таня как бы говорила: «Стоишь? Ну, стой, стой…»
Может быть, Ему встретилась та самая сильная женщина, с серёжками в ушах. Взяла его за руку и приказала: «Иди за мной».
Но Он вежливо освободит руку и вежливо скажет: «Сильные женщины — для слабых мужчин. А я сам сильный человек. Поэтому я пойду к Лоре».
Лора ещё раз внимательно огляделась по сторонам.
Дядька в рабочей одежде устанавливал афишу к новому фильму. Вдвинул большой фанерный щит, на котором было нарисовано лицо артиста Ульянова без края щеки и без уха. Но ульяновские глаза с честно-требовательным, чуть раздражённым мужским прищуром уже взирали на этот мир. Рабочий вдвинул ещё одно звено и подогнал ухо к щеке.
По левую руку стоял «Дом мебели». К магазину все время подъезжали машины.
Чуть в стороне от входа стояли плотные, коренастые мужчины — по виду хозяева жизни. У них были деньги, была цель и была уверенность в достижении своей цели.
Если бы у них не было цели, они бы её выдумали.
А если бы не было уверенности, они бы её купили.
Хозяева жизни помногу едят и отъедают животы. Живот поднимает диафрагму на два-три сантиметра. Диафрагма давит на сердце. У них затруднённое дыхание и ищущие глаза. Они все время прошаривают глазами мир: что бы ещё купить.
Однажды Лора стояла на кладбище. Мимо неё прошли парни-могильщики в ватниках, с заступами через плечо.
Ватники на них болтались по-студенчески элегантно, и они так молодо топтали землю. А сзади в дублёнках шли — эти.
Они приготовили могилу для одного из своих. Проходя мимо Лоры, успели обежать её глазами. А когда она вышла с кладбища — поджидали её у ворот. Они никогда и ни при каких условиях не хотели ничего упустить. И сейчас Лора почти чувствовала их оценивающий взгляд на своей высокой груди, нежно-розовом лице и крепких ногах.
Придёт Он, возьмёт Лору за руку и уведёт из-под этих хозяйских глаз. А хозяева будут смотреть им вслед, озлобленные ненадолго своей нищетой.
…Серёжа ушёл летом, а через два года, тоже летом, в Лору влюбился главврач поликлиники. Ему было сорок, а ей двадцать два. Он был главный, а значит, достойный, и Лора им гордилась.
Главврач говорил, что Лора — мечта его жизни, но он не может предать глаза сына. Пусть сын окончит школу, получит среднее образование, тогда Главврач женится на Лоре и будет обречён на счастье всю дальнейшую жизнь.
Через три года сын окончил школу и поступил в институт.
Главврач сказал: «Маленькие дети — маленькие беды. А большие дети — большие беды». Если он уйдёт из семьи, оставит сына без отца, то мальчик может попасть под дурное влияние, стать преступником или наркоманом. Пусть он окончит институт, встанет на ноги, и после этого Главврач почтет, что исполнен долг, завещанный от бога ему, грешному. Потянулись долгие четыре года.
Лора сидела одна по вечерам и в праздники, и в Новый год. Когда били куранты, Лора торопливо писала на бумажке желание, а потом съедала эту бумажку, запивала бокалом шампанского и ложилась спать. А по бокам дрожали стены, орала музыка. Люди встречали Новый год.
Главврач запрещал Лоре ходить одной по гостям и по театрам. Он был очень ревнивый и просил войти в его положение. Лора была включена в его радости, но выключена из его обязательств. Время шло. Сын уже заканчивал институт, ему остался последний курс, но в это время какое-то маленькое африканское государство обрело независимость, и Главврачу предложили поехать в Африку, возглавить клинику и оказать дружественную поддержку.
Главврач попросил Лору войти в положение маленького государства.
Сильные были сильны своей силой.
А слабые — своей слабостью.
Что оставалось Лоре? Верить во всеобщую разумность и ждать: придёт Хороший Человек и включит её в орбиту своих радостей и своих обязательств. И никому не надо будет входить в положение другого, потому что у них будет общая судьба и общее положение.
У Лоры — часто встречающийся тип лица. Таких, как она, — тринадцать на дюжину. Он придёт к ней только за то, что она — это она. И ни за что больше.
Начался восьмичасовой сеанс. Перед кинотеатром стало пусто.
«Дом мебели» закрылся. Хозяева жизни уехали.
Таня закончила работу и ушла из процедурного кабинета.
Ждать было бессмысленно, но Лора стояла и ждала. Сработала инерция преданности.
К кинотеатру подошла няня с ребёнком. Няне было лет восемнадцать. Округлая, с прямыми льняными волосами, она походила на кокосовый орех.
Девушка стояла, задумчиво глядя над ребёнком, как бы всматриваясь в неясные контуры своего будущего.
Постояла и ушла. Вокруг снова стало пусто. И в Лоре — пусто.
А есть ли ты, всеобщая разумность? Или все — пустое нагромождение случайных случайностей. И если сверху упадёт кирпич — тоже случайность. Он мог бы и не падать. А мог бы упасть на кого-то другого. Почему именно на неё? За что?
— Я так и знал, что вы подождёте…
Лора сильно вздрогнула и обернулась.
Он стоял перед ней — молодой и бородатый. Князь Гвидон в джинсах. Откуда он появился? Может быть, прятался за афишей…
— А вы что, нарочно прятались?
— Нет. Я опоздал.
— А почему вы опоздали? — спросила Лора, ещё не понимая, но предчувствуя, что случилось счастье.
— Я забыл, что Казахстан. Я только помнил, что Средняя Азия. Где жарко…
— А как же вы нашли?
— Я списал все кинотеатры с подходящими названиями: «Киргизия», «Тбилиси», «Алма-Ата», «Армения», «Ташкент», — он загибал пальцы правой руки, а когда пальцы кончились, перешёл на левую руку, — «Ереван», «Баку», «Узбекистан»…
