Она не знала, нравится ей все это или нет. Никогда не задумывалась как она ко всему этому относится. У нее никогда не было ни восторга, ни уныния. Вокруг жизнь просто шла уверенными шагами в никому неизвестное направление. И ей было интересно как идет эта жизнь. Интересно как зимой багровеет горизонт и восходит солнце, как в ноябре все вокруг замирало и было слышно, как падают огромные хлопья снега. Интересно как иногда, большими, неровными резкими лентами, все вокруг само по себе начинало колыхаться, выписывать кружева на земле или подниматься к небу.

Летом солнце было видно только несколько часов после восхода. Чем ближе к зиме, тем дальше и дальше оно скрывалось за соседней сопкой. В конце августа обычно начинались дожди и заканчивалось только с наступлением морозов, коротко прерываясь на бабье лето. Неспешная суета выживания шла незримой спутницей жизни. Всегда кто-то куда-то торопился, что-то происходило. Эта суета обнимала ее, погружая в неосязаемые объятия. Иногда сжимала до боли, иногда отпускала так, что от ощущения свободы хотелось летать.

Бесконечное внутреннее колесо однообразных событий одинаково вращалось, делая за двенадцать лет свой полный оборот. Она занималась своими обычными делами, как вдруг без всяких видимых причин, это колесо внезапно остановилось. За какие-то доли секунды она поняла, что у нее внутри есть это колесо, что оно вращалось столько, сколько она себя помнила и что вот прямо сейчас оно перестало вращаться. Привычный мир выглядел также, но ощущения от него стали совсем другие. Как сон на яву. Если во сне нельзя определить, как все началось, то здесь, в эти доли секунды, она отчетливо помнила, как что- то закончилось и что-то началось. В следующую секунду колесо закрутилось снова. Также внезапно и также без видимых причин, привычная картина мира восстановилась, ощущения пропали, а воспоминание о колесе растворилось. Еще через секунду, она уже не знала ни про это колесо, ни про свои новые ощущения.

Если бы она задала себе вопрос, что самого значимого произошло с ней за следующие одиннадцать с половиной лет, не задумываясь бы ответила, что она научилась помнить свои ощущения, когда внутреннее колесо останавливается. Если бы она могла это описать, она бы сравнила эти ощущения с разглядыванием огромной книги с золотым переплетом. Когда среди огромного количества вещей отчетливо видишь саму книгу, можешь подойти к ней, перелистывать страницы и даже ясно различать символы. Но не понимаешь, что значит каждый из них. Даже не понимаешь того, что этот символ должен что-то значить. При том, что все было совсем не понятно, эти необычные ощущения с каждой остановкой колеса окрашивали и наполняли ее жизнь все сильнее.

Первый раз в жизни у нее появилась цель – понять, что все это значит. Понять, что это за колесо, почему оно крутится, кто его запустил, почему оно останавливается, а главное – что это за книга, которая рассказывает ей о мире несравнимо больше, чем все что она видела раньше. Новые желания ее напугали. Она всегда гордилась своим умением жить стабильно, перемещаясь из одного устойчивого состояния сразу в другое, еще более устойчивое, точно зная, что ее там ожидает. Мало того, что цель вела ее в неизвестном направлении, само движение, как оказалось, было невозможно без прыжков, где в любой момент времени устойчивого состояния нет вообще, а единственная возможность не упасть – это фокусироваться на своей цели, привязывая себя к ней воображаемой веревкой, тянуть себя изо всех сил сохраняя скорость. Она вообще не могла представить себя и скорость вместе.

За следующие двенадцать лет, она бесконечно много делала прыжков и бесконечно много теряла равновесие и падала. Иногда падала так, что веревка к ее цели обрывалась и она забывала куда идет и зачем вообще все это надо. Но в какой-то момент, внутреннее колесо опять на секунду останавливалось и она все вспоминала. Иногда вспоминала даже то, что она все забывала уже десяток раз. Это было для нее особенно интересно – как сон внутри сна. Первые годы этого нового цикла научили ее естественно воспринимать падения и неудачи. Она поняла, что это такая же норма, как любимый восход. Что ее необычное ощущение мира сохраняется намного дольше, если в повседневной жизни всего лишь не поддерживать то, что ей вредит. Все, о чем рассказывала ей книга, оказывается было с ней всегда и чтобы научиться ее читать, нужно фокусироваться на момент здесь и сейчас и не устраивать гонки по вертикали, которые она устроила, как только увидела свою цель. Достаточно внутри оставаться спокойной, чтобы сохранялось врожденное умение читать эту книгу.

На севере показалась первая звезда и через час все небо превратилось в бесконечно глубокую, мерцающую и молчаливую россыпь. Ближе к полуночи, освещая весь лес ровным теплым светом, из-за сопки неспешно всплыла полная луна, затмевая ближайшие звезды своим желтым ореолом.

Она не нашла кто и зачем запускал и останавливал ее внутреннее колесо, но ощущая себя частью единого леса, здесь и сейчас чувствовала, как через нее проходит энергия тысяч таких же деревьев как она. И как эти тысячи ощущают ее, создавая единый организм жизни.

Как обычная ёлка, она знала, что ее бесконечное колесо выживания рождает могучий лес, а как лес она вспомнила, что всегда любила себя ёлкой.

Последние пару лет Володя уже не пытался как-то полезно занимать путь на работу. Однажды он понял, что это единственное время побыть с собой. Не надевая на себя обязательств и масок, побыть здесь и сейчас таким, какой он есть для себя. Дорога туда занимала около полутора часов, а обратно домой около двух. Почти три с небольшим часа по будням Володя был один на один с собой.

Мысли в голове неспешно перетекали из одной истории в другую, периодически полностью останавливаясь. Моменты, когда голова превращалась в пустой шар, со временем наступали все чаще и чаще и каким-то странным образом стабилизировали и придавали вектор следующим мыслям. Чем дольше удавалось вообще ни о чем не думать, тем быстрее и легче работала голова потом. Примерно пару месяцев назад, может быть чуть позднее, он научился погружаться в такое состояние не спонтанно, а по желанию. Оставаться долго в такой пустоте было сложно, но даже несколько секунд в ней позже давали хороший фокус и глубину картины мира. Также как отдыхают мышцы, отдыхал и ум.

Очередную остановку ума приостановила странная мысль. Он подумал о том, какой у человека совершенный организм, который в полной автономности может прожить от рождения до смерти. Рождаться самому и производить на свет себе подобных. На сколько эффективна эта огромная и непостижимо сложная система самоуправляется и развивается. Ведь ей достаточно просто не вредить. Не нужно помогать или поддерживать – просто не вредить. Процессы в теле, по сложности сравнимые с управлением всеми городами мира одновременно, работают полностью автономно и не требуют к себе внимания со стороны сознания. Удивительно. Удивительно, что такая непостижимо сложная система в микроуровне, допускает странные ошибки на макроуровне – в повседневной жизни.

Вот, например раздражение. Почему человек раздражается, чтобы что, как это ему помогает? Или вот чувство вины. Ничем не помогает, всегда только вредит. Как эволюция за миллионы лет вообще могла привести к такому совершенному организму и к чувству вины одновременно?

Его размышления прервала очередная нахальная загадка в сообщении от знакомого. Володя не нашел разгадку и ничего не ответил, а для себя объяснил это очередной идиотской попыткой товарища показать себя умнее его и заметил, как микродоза унижения поднимает раздражение от живота к горлу. Еще через минуту товарищ написал правильный ответ. Раздражение раздвоилось на чувство вины перед обвиненным товарищем и еще большее раздражение из-за того, что не ответил на школьный вопрос. Володя быстро отправил товарищу сухой смайлик, как бы подчеркивая, что на самом деле сразу все понял, но просто не счел нужным отвечать на такой банальный вопрос.