Между тем вершины барханов закурились песчаной пылью – начинался ветер. На небе показались низкие облака. Они неслись с севера. Все следы на песке быстро исчезли.
Прошло немало времени, а в самолёте всё ещё раздавалось тихое позвякивание инструментов и голоса Майры и Тулегена. Ремонт рации затянулся.
В тени от крыльев самолёта лежал старик в форменном пиджаке, подложив под голову свой брезентовый саквояж. Рядом сидел сержант.
Из самолёта вышли лётчик и Майра. С озабоченными лицами они подошли к пассажирам, и Тулеген сказал:
– Рацию нам своими силами не исправить, товарищи. Придется держать курс к северу. А где же дети и профессор? Поднимается ветер. Будет трудно взлететь.
Майра посмотрела вдаль. Во все стороны простиралась необозримая пустыня. Совершенно однообразная. Курамина и детей нигде не было видно.
Девушка встревоженно воскликнула:
– Напрасно мы отпустили их. Я пойду их встречать. – Она быстро зашагала навстречу ветру, постукивая каблуками по твердому такыру.
Летчик с удрученным видом сел рядом с пассажирами.
Ветер всё усиливался, и песок мело по твердому такыру, как снежную поземку по насту.
– Товарищи! Смотрите! – вдруг вскочил на ноги сержант. – Что это вон там – видите? Это же ишаки!
И в самом деле, за такыром через бархан медленно двигались какие-то животные. Хотя до них было более километра, однако было хорошо видно, что это действительно ослы. Через минуту они скрылись за барханом.
– Если там пасутся ослы, значит рядом аул! – воскликнул Тулеген, тоже вскакивая. – Сержант, пойдемте узнаем, где мы находимся и куда лететь!
– Сержант останется со мной, – немедленно заявил старичок.
– Ну уж это, папаша, никуда не годится! – вспылил лётчик. – Сержант пойдет со мной. Я здесь отвечаю за всех, и я командую.
– Сержант подчиняется мне. Однако, пожалуй, Вы правы: надо разузнать, – сказал Иван Аверьянович. – Но один я не останусь.
– Как Вам угодно! Идёмте! – удивленно посмотрел на старика Тулеген и первый зашагал по такыру. Сержант и Иван Аверьянович последовали за ним. Старичок захватил с собой брезентовый саквояж.
Больше часа прошло в бесплодных поисках. Никакого аула за барханами не оказалось. Всюду был песок и кое-где такыры. Ветер свирепел с каждой минутой. Тучи песка неслись в воздухе. Наконец лётчик устало опустился на бархан. Остальные сели рядом с ним.
Песчаная метель бесновалась всё сильнее.
– Но ведь мы своими глазами видели этих ишаков, в чём же дело? Где же люди? – недоумевал Тулеген.
– Постойте, кажется, я понял, – догадался сержант, – это были не ишаки, а дикие ослы-куланы. Эх, только напрасно потеряли время, и так далеко ушли от самолёта…
Он хотел сказать ещё что-то, но яростный порыв ветра заглушил его слова. Налетел ураган. Всё скрылось в тучах песка. Он мчался с невероятной силой.
Все трое переползли в «ветровую тень» бархана и прижались друг к другу. О возвращении к самолёту нечего было и думать.
Курамин, Майра и дети так же пытались укрыться от бешеного ветра за барханом. Ураган настиг их, когда они уже возвращались и совсем немного не дошли до места, где стоял самолёт. Закрыв собой детей, взрослые легли спиной к ветру. Время от времени им приходилось переползать с места на место.
Солнца не было видно. Его лучи не могли пробить песчаные тучи над пустыней. Песок скрипел на зубах. Глаза резало, застилало слезами. К полудню солнце накалило море летящего песка, сделалось душно и жарко. Обливаясь потом, все лежали, боясь пошевелиться. Мучительно медленно тянулось время. Весь день шумела песчаная буря.
Только к полуночи ураган стих. Измученные люди уснули.
С первыми лучами солнца Курамин и Майра поднялись, разбудили и подняли детей. Сон только немного освежил их, и они побрели по сыпучему песку к самолёту.
Всё изменилось кругом. Многие песчаные барханы переместились. Жалкий кустарник, который рос по северным склонам некоторых барханов, вырвало с корнем и унесло. Странно было слышать в тишине звонкое пение маленькой птички – пустынной славки.
– Позвольте, Майра, ведь самолёт мы уже видели, когда налетел ураган? – остановился Курамин. – Где же он?
– Действительно, странно, – ответила девушка и остановилась. – Мне кажется, это тот самый такыр, на который сел самолёт, хотя его замело теперь песком, и он стал много короче.
– И мне кажется, что это тот самый такыр. Странно, очень странно. Смотрите, что это? – воскликнул Курамин, указывая на темное пятно на такыре около своих ног.
Девушка сразу поняла, в чём дело:
– Именно здесь стоял самолёт… Это лётчик слил вчера при мне машинное масло, когда мы ремонтировали мотор…
– А не могли они просто улететь? – высказал Курамин страшную догадку, которая вдруг пришла ему в голову.
– Я боялась Вам сказать, но поняла, едва увидела этот пустой такыр, а тут ещё пятно… Это чудовищно, ведь с нами дети! И этот странный пассажир, он вёз какие-то ценности, и они просто избавились от нас, а сами улетели, бензина у них много.
– Это невероятно! – вскипел Курамин. – Это же настоящее преступление! Как они могли решиться оставить нас!
– Сквозь сон мне показалось, что я слышу какой- то шум. Видимо, они на рассвете завели мотор. Нам остается только одно – скорее идти к северу, пока есть ещё силы. Вон туда, где видны какие-то горы, до них не так далеко. Там, конечно, есть населённые пункты. Сейчас весна, и мы найдем воду на такырах.
– Как жаль, что в старом колодце вода оказалась непригодной для питья! Да, вы правы, нам надо идти к северу. Но какое безобразие, даже детей не пожалели! – возмущался Курамин.
Коля гневно сдвинул брови, как отец, и едва сдерживал слезы. Но Гульнара не понимала сложного положения. Она радостно захлопала в ладоши:
– Вот прелесть! Пойдем пешком, я буду ловить ящериц! Только сначала хочу молочка…
– Дура! – оборвал её мальчик.
– Майра, пусть Колька не ругается! – пожаловалась девочка и сердито надула губки.
– Перестаньте ссориться, дети! Я кому говорю? Снимите ботинки, а то начерпаете опять песку, – сердито сказал Курамин, весь кипя от негодования.
– Гульнара, чай пить будем потом, когда придем в деревню. Мы должны долго идти теперь пешком, поняла? – ласково наклонилась над сестрой Майра.
– Хорошо, – покорно ответила девочка, – но я сильно хочу молочка…
– Опять, кажется, ветер усиливается? – тревожно сказала Майра, помогая Гульнаре снять ботинки. – Ну, идёмте, дети!
Гульнара весело побежала вперед. Но взрослые медлили: нелегко было решиться на опасный шаг.
– Кошмар какой-то! – сказала Майра, ещё раз оглядываясь вокруг. – Негодяи…
– Ну, будь что будет, – произнес Курамин и, махнув рукой, решительно зашагал за Гульнарой.
Едва они скрылись за барханами, как ветерок замел их следы и покрыл затейливыми узорами.
Долго шли не останавливаясь Курамин, Майра и дети, сосредоточенно ступая по ямкам, остававшимся на песке от ног идущего впереди. Дети шли в середине цепочки, а Курамин и Майра изредка менялись местами: впереди идти было тяжелее. Когда уставал один из них, он становился в хвост цепочки, уступая другому место ведущего. Вскоре Гульнару пришлось нести на руках то Майре, то Курамину.
Раскаленный воздух колебал над песками изображения барханов перед усталыми глазами людей. Они держали путь к темной полоске, видневшейся вдали. Полоска оказалась зарослями саксаула. Уродливые, искривленные деревца были совершенно лишены листьев. Их заменяли корявые веточки, покрытые чешуйками. Все вокруг казалось безжизненным, мертвым.
Путники в изнеможении свалились на песок в едва заметной тени саксаула, похожей на тень от тонкого тюля на окнах. Дети сразу уснули.
– Надо набрать веток саксаула и зажечь костёр. Если поблизости есть какие-нибудь охотники или чабаны – они заметят. У вас есть спички? – спросила Майра.
Курамин молча протянул коробок спичек.
Девушка сосчитала их:
– Это всё?
