Дин вспоминает о долгах и пустом банковском счете.

– А давайте представим, что это репетиция, – предлагает Джаспер. – Здесь же нет ни журналистов, ни музыкальных критиков.

– Да? И что мне исполнять? – Эльф чешет в затылке. – Была бы гитара, я б спела пару фолк-песен…

Игроки в настольный футбол разражаются восторженными воплями.

– Извините, что встреваю, – подает голос Джуд, которая не ушла с Гэзом, – но у меня гитара с собой. Могу предложить. Если хочешь.

Эльф на всякий случай уточняет:

– У тебя гитара с собой?

– Да, – смущенно говорит Джуд. – Я хотела попросить, чтобы ты ее подписала.

Рэя по-прежнему нет. Из автомата в вестибюле Дин звонит Шенксу (у Рэя нет телефона) – узнать, выехали они или нет. Трубку никто не берет. «Они задержались, стоят в пробке, колесо спустило, забыли… да мало ли что». В зале, за длинным рядом окон, сгущается ночь. «Все тепло на улицу уходит…» Над сценой висит примитивное осветительное оборудование, но светотехник бастует, поэтому зал освещен тусклыми лампами дневного света.

– В морге и то веселее, – говорит Дин.

Грифф возится с ударной установкой. В чулане, пропахшем сыростью и хлоркой, Эльф настраивает акустическую гитару Джуд и смотрится в зеркальце, поправляет помаду.

– Твой брат приехал?

Дин мотает головой.

– Давай уже начинать.

– По-моему, больше никто не придет, – говорит Джуд.

– Чем раньше начнем, тем быстрее вернемся домой, – говорит Грифф.

– Ну, чтоб без сучка без задоринки, – говорит Левон.

– Дайте мне дубинку, я тут всем бока намну, – бормочет Дин.

На сцену ведут три ступеньки. Вокруг столпились человек семьдесят. Джуд начинает аплодировать, к ней присоединяется еще несколько человек. Дин подходит к микрофону. Зал на девяносто процентов пуст. Дину становится не по себе. В последний раз он выступал на сцене в «2i’s», a тогда они исполняли ритм-энд-блюзовые стандарты. Сегодня им предстоит играть свои собственные вещи: «Оставьте упованья» и «Мутную реку», которую Дин написал еще в «Броненосце „Потемкин“», непроверенные на публике «Темную комнату» и инструменталку «Небесно-синяя лампа», которые сочинил Джаспер, Эльфин «Поляроидный взгляд» и написанный для фортепьяно, но сегодня исполняемый без фортепьяно «Плот и поток» и еще парочку фолк-песен.

– O’кей, – говорит Дин в микрофон, – сегодня мы…

Микрофон фонит, пронзительно завывает. Зрители морщатся.

«Вот поэтому всегда нужен саундчек».

Дин поправляет микрофон, отодвигает его на шаг от себя.

– Мы – «Утопия-авеню». Наша первая вещь – «Оставьте упованья».

– Мы так и сделали, чувак! – выкрикивает студент у барной стойки.

Дин беззлобно показывает ему два пальца. В публике одобрительно улюлюкают. Дин обводит взглядом Джаспера, Эльф и Гриффа. Грифф подносит к губам бутылку крепкого пива «Голд лейбл», делает большой глоток.

– Мы подождем, – говорит ему Дин.

Грифф показывает ему средний палец.

– И раз, – начинает Дин, – и два, и раз, два, три…

Грифф хоронит финальные аккорды «Оставьте упованья» в грохоте барабанов. «На репетициях у Павла звучало гораздо лучше», – думает Дин. Зрители аплодируют с прохладцей, но группа и этого не заслуживает.

Дин подходит к Гриффу и говорит:

– Ты слишком частил.

– Нет, это ты тянул, как сонная муха.

Дин раздраженно отворачивается. Гитарные переборы Эльф были совсем ни к чему, да и с гармониями у нее не ладилось. Соло Джаспера не зажигало. Вместо трехминутного фейерверка получилась жалкая хлопушка, которая так и не разорвалась. Сам Дин забыл слова третьего куплета и попытался скрыть это неверными дребезжащими аккордами. Еще недавно он считал «Оставьте упованья» своей лучшей вещью, но сейчас… «Кого я дурю?» Он подходит к Эльф и Джасперу посовещаться. К ним присоединяется Левон.

– Хреново, ребята, – вздыхает Дин.

– Ну, не так уж и… – начинает Левон.

– Без фортепьяно «Темная комната» стухнет, – говорит Дин.

– «Дом восходящего солнца»? – предлагает Джаспер.

– Без синтезатора? – уныло откликается Дин.

– Это старинная американская народная песня, – напоминает Эльф. – Написанная лет за шестьдесят до того, как ее исполнили The Animals.

«Достала уже», – думает Дин.

– Эй, мы вас не задерживаем? – орет кто-то у барной стойки.

– Ну а что ты предлагаешь? – спрашивает Эльф.

Выясняется, что предложений у Дина нет.

– Значит, «Дом восходящего солнца».

– А как разогреются, исполним что-нибудь из своего, – говорит Джаспер.

Дин подходит к Гриффу, который открывает еще одну бутылку «Голд лейбл».

– Забудь про сет, играем «Дом восходящего солнца».

– Да, сэр, нет, сэр, шерсти три мешка, сэр.

– Короче, играй.

Джаспер подступает к микрофону:

– Наша следующая песня о притоне в Новом Орлеане, где…

– Есть в Ноооо-вом Орлеане… дооооом оооооодин… – пьяно вопят игроки в настольный футбол – матч не прерывался с начала концерта.

– Никогда ее не слышал, – ехидно заявляет студент у барной стойки.

Дин всегда считал, что «Дом восходящего солнца» невозможно испортить, но «Утопия-авеню» наглядно демонстрирует обратное. Голос Джаспера звучит зажато, манерно и жеманно. Голос Эльф совершенно не к месту в песне о мужчине, снедаемом чувством вины. Дин слишком далеко отходит от усилка. Провод его долбаной басухи выскальзывает из гнезда долбаного усилителя. Дин бросается втыкать его обратно. Зрители хохочут. Джаспер, вместо того чтобы прикрыть задержку проигрышем, запевает второй куплет, без басового сопровождения. Грифф лениво колотит по барабанам. «Это он нарочно, – думает Дин, – в отместку за то, что я на него наехал». Народ в зале не танцует и даже не раскачивается в такт музыке. Все просто стоят, и в их позах ясно читается: «Ну и фигня». Люди начинают расходиться. Джаспер вяло отыгрывает соло. «Если бы он так играл в „Ту-айз“, – думает Дин, – я бы ни за что не присоединился к этой группе». Распахнутые двери у бара так и не закрываются. Народ уходит. «Мы всех распугали». Дин начинает третий куплет, надеясь, что Джаспер поймет намек и заткнется. Джаспер продолжает играть, перебирает струны на последних четырех тактах, как Эрик Бердон из The Animals во вступлении, но это лишь подчеркивает убогое звучание. «Хрень, а не сценическое мастерство, – думает Дин. – Полная лажа».

На последней строке на усилки идет перегруз, они хрипят и завывают, но не стильно, как у Джими Хендрикса, а непрофессионально и беспомощно, как громкоговоритель на сельской ярмарке. Из зала кричат: «Лажа!» Дин согласен с этой оценкой. Он косится на Левона. Тот стоит, скрестив руки на груди, и смотрит на расходящуюся публику. Участники группы обступают ударную установку.

– Хреново, – говорит Грифф.

– И это еще мягко сказано, – говорит Дин.

– И что дальше? – спрашивает Эльф. – Без фортепьяно «Плот и поток» никто не услышит.

– А если электрическую версию «Куда ветер дует»? – предлагает Левон. – В клубе «Зед» звучало неплохо.

– Да мы так, просто баловались, – говорит Дин. Вообще-то, он считает, что коронной песне Эльф сопровождение ударника нужно, как пропеллер альбатросу.

– Ну, нам терять нечего, – говорит Грифф.

По сравнению со всем остальным «Куда ветер дует» звучит вполне приемлемо. Грифф задает темп, куда медленнее, чем на записанной Эльф версии, Джаспер расцвечивает каждую строку гитарными переборами. Дин наконец-то попадает с Гриффом в такт. Акустической гитары почти не слышно, но к этому времени в зале осталось человек двадцать. Джуд стоит, прижав руки к груди, улыбается Дину. Он изображает ответную улыбку. Внезапно двери распахиваются, и в зал вваливаются человек шесть или семь. «Приплыли», – думает Дин. Судя по всему, новоприбывшие – не студенты, а моды. Бармен складывает руки на груди.