Он сделал паузу, чтобы перевести дух. Он был зол, и только это удерживало его на ногах.

— А потом случилось самое ужасное, — продолжил он. — После операции я зашел к нему в палату и увидел, что он спит, на голове повязка, под глазами синяки. Он был всего лишь маленьким мальчиком. Это все, кем он был. Этот тоненький, словно веточка, мальчик, совсем маленький мальчик. После операции он неделю находился в коме. Самая длинная неделя в моей жизни. — Доктор Капелло невесело рассмеялся про себя. — Операция повреждает память. Когда он проснулся, то не знал, что его сестра мертва.

— Ты ведь не сказал ему правду, не так ли? — спросила Эллисон.

— Я сказал ему, что он убил ее, но я сказал ему, что это был несчастный случай. И сейчас это его воспоминание. Играя в песке с Рэйчел, под ней открылась яма, песок накрыл ее лицо… Я убедился, что именно так он все и запомнил. Как несчастный случай.

Эллисон чуть не упала в обморок от облегчения. В конце концов, Роланд не лгал ей. Да, он что-то скрывал, но не лгал в открытую. Он не мог лгать, потому что даже сам не знал правды.

— Я знал, — продолжил доктор Капелло. — Когда я посмотрел ему в глаза, это сработало. Я превратил льва в ягненка. Я сказал ему, что Рэйчел умерла, и что это случилось, когда он играл с ней в песке. Я сказал, что он не должен винить себя, но он винил. Он винил себя и чувствовал угрызения совести, вину и стыд. И он плакал. Его маленькое тело так сильно тряслось, что мне пришлось дать ему успокоительное, чтобы он не причинил себе боль. Впервые в жизни он плакал настоящими слезами. Снова и снова он повторял: «Прости, прости. Папа, мне так жаль…» Чудо науки.

— О, дивный новый мир, — сказала Эллисон.

— Позвони социальному работнику, который расследовал травмы Рэйчел, — сказал доктор Капелло резким тоном, его глаза горели последним огнем в его жизни. — Вероятно, в ее документах еще есть ее фотографии. Хочешь посмотреть, что с ней сделал Роланд? Хочешь увидеть черные синяки на ее лице? Хочешь увидеть ее руку в перевязке, потому что он схватил ее за руку так сильно, что сломал ее? Хочешь увидеть рентгеновский снимок ее проломленного черепа?

Эллисон не ответила. Она слишком сильно плакала, чтобы говорить.

— И за все это, — сказал доктор Капелло с прерывистым вздохом, — я его простил. Я привез его домой, и с того дня он стал моим сыном, а я — его отцом. Я любил его и защищал, как мог.

— Ты защищал его от правды.

— Когда он стал старше, он начал задавать мне неудобные вопросы. У детей это хорошо получается. Он хотел знать, почему ему сделали операцию на головном мозге. Он хотел знать, почему он вспомнил, как ударил Рэйчел, как тащил ее и швырял о стену. Мне нужно было ему что-то сказать, поэтому я сказал ему, что у него генетическое заболевание, которое вызвало поражения в его мозгу, отсюда и вспышки ярости. Я сказал ему, что вылечил его от этого. — Доктор Капелло снова тяжело вздохнул. Эллисон понимала, что смотрит на человека, которому недолго осталось жить в этом мире.

— Но в глубине души он знает… что-то не сходится. Вот почему я не хотел пускать его в этот монастырь. Я был уверен, что они сломают его своими разговорами о грехе и вине. Я думал, что он закончит, как Оливер, с пистолетом во рту и пулей в голове. Но этого не произошло. Вместо этого он наконец простил себя. Он лучше меня знал, что ему нужно. И ты… ты влюбилась в него, — сказал он. — Ты же знаешь, какой он хороший.

— Я была испытанием, не так ли? — спросила Эллисон. — Как Брайен? Ты подарил Дикону кошку, чтобы проверить не проявляет ли тот жестокость по отношению к животным? Ты привел меня в этот дом, чтобы убедиться, что Роланд больше не проявляет насилия по отношению к маленьким девочкам?

Его молчание было для нее достаточным ответом. Эллисон кивнула.

— А Тора? — спросила Эллисон.

— Я, — сказал он. — Я тоже проверял себя с ней. Она ложно обвинила своего последнего приемного отца в том, что он приставал к ней. Я пошел на большой риск ради этих детей. И я сделал это добровольно. Я люблю детей. Я тоже тебя любил. Я любил. Я люблю.

Она подняла руку, чтобы заглушить его слова. Она ему не поверила. Она не хотела, чтобы его ложь была рядом с ней.

— Ты можешь сидеть здесь и осуждать меня сколько угодно, — сказал он. — Но ты также извлекла пользу из моей работы. Мужчина, которого ты любишь, не существовал бы, если бы не я. А ты бы все разрушила из-за истерики.

— Я боялась, что он убьет меня.

— Благодаря мне он скорее умрет, чем обидит муху, — сказал доктор Капелло. — А ты собиралась подвергнуть все это риску. Наша семья. Здесь ты всегда была в безопасности.

— Ты также провел электрошоковую терапию двенадцатилетней девочке, чтобы она заткнулась. Ты мог убить меня!

— Машина была старая, — сказал он. — Но я знал, что это сработает. Я играл с этим. Степень шока — этого не должно было случиться. Произошел совершенно непредвиденный скачок напряжения. Я никогда не хотел причинить тебе вред. Я слишком остро отреагировал. Я просто хотел, чтобы все это закончилось. Ради Роланда. Ради семьи.

— Ну, ты, конечно, заставил меня уйти. Это решило твои проблемы.

— Это вовсе не входило в мои намерения. Ты бы проснулась через несколько часов с головной болью, не помня о том, что произошло в предыдущие несколько дней. Вот как это работает. Так и должно было случиться. А теперь ты собираешься сделать это снова, не так ли? — спросил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты ведь расскажешь им все, что знаешь. Ты ведь расскажешь им о том, что я сделал с тобой.

— Я не собираюсь им врать.

— Если ты это сделаешь, ты уничтожишь их, — сказал он. — Ты должна это понять. Никто из них не знает, что они родились психопатами. Все они считают, что их агрессивное поведение вызвано кистой или опухолью. Ты заставишь их возненавидеть себя и меня тоже.

— Я люблю Роланда. Неужели я должна смотреть ему в глаза и лгать?

— Да, — сказал он. — Конечно же. Лгать сквозь зубы. Лгать так, будто от этого зависит твоя жизнь. Лгать так, будто от этого зависит его жизнь, потому что так оно и есть, Эллисон. Это работает. Это то, чем я занимаюсь всю их жизнь. Потому что я их люблю. Потому что это то, что ты делаешь, когда кого-то любишь.

Он снова заплакал, но ее сочувствие к этому мужчине давно исчезло. Она видела, что он сделал с Кендрой, Антонио, Оливером и его матерью.

— Из-за тебя умерли дети.

— Неужели ты не понимаешь, как это работает? Кто-то должен быть первым. Как и они, — сказал он, подняв худенькую руку, чтобы указать на свои ящики с медицинским антиквариатом. — Первый, кто отпилил ногу, чтобы спасти солдату жизнь. Первым просверлить отверстие в мозгу, чтобы снять давление. Первый, кто вскрыл матку, чтобы вырвать ребенка. Смотри, — сказал он, шаркая к ящикам. Он открыл дверцу и вытащил большой стальной предмет, похожий на пилу с каким-то ручным рычагом. — Ты знаешь, что это такое? Догадываешься?

Она покачала головой, слишком напуганная, чтобы говорить.

— Расширитель ребер. Вы вскрываете грудную клетку и раздвигаете им ребра. Это один из первых, когда-либо используемых в больнице в Америке. Ужасающий на вид. Посмотри на него. Он вскрывает грудную клетку. Это игрушка серийного убийцы. Но им спасали жизни. Тысячи и тысячи жизней. Роланд убил маленькую девочку, Эллисон, и даже глазом не моргнул. Никакого раскаяния. Ноль сочувствия. Рэйчел была бы первой из многих, если бы я ему не помог. Но я помог ему. Я помог им всем… Я любил их всех…

Расширитель для ребер выпал у него из рук, а доктор Капелло рухнул на пол.

— Папа! — выкрикнула Эллисон и подбежала к нему. Она опустилась на колени рядом с ним, прислонившимся к картотечному шкафу.

— С тобой все в порядке? — спросила она. Он поднял руки и положил их ей на плечи, словно хотел встать, но не мог.

— Я спас их, — сказал он. — Я спас их, а ты собираешься их уничтожить.

— Ты сходишь с ума. Я вызываю 911.

— Я не позволю тебе, — сказал он. — Я не…