Я не буду приводить здесь свидетельств из Евангелий, прямо отрицающих божество Христа, приведу их в своем месте, но рассмотрю те, которые приведены здесь, как будто подтверждающие божество Христа. Другое место есть притча о виноградарях:
тогда господин решился послать к ним самого сына своего: "еще убо единого сына име возлюбленного своего, посла итого к ним последи, глаголя, яко усрамятся сына моего. Они же тяжателе реша к себе, яко сей есть наследник: приидите убием его, и наше будет наследствие. И емше его, убиша, и извергоша егоовон из винограда" (8--8) (стр. 49).
В притче этой виноградари значат -- иудеи, по толкованию церкви, плоды значат -- добрые дела, хозяин значит -- бог, почему же только сын значит -сын? По духу притчи и сын должен иметь и имеет переносное значение. Вся притча доказывает только то, что под сыном нужно разуметь что-то, но наверное уже не сына.
Отец мои доселе делает, и аз делаю" (--17). Этот ответ, в котором господь Иисус усвояет себе равенство с богом отцом по праву и по власти" стр. 49).
Иисус всем велел молиться богу отцу, называть, считать бога отцом; и потому место это только может доказывать обратное, именно то, что Иисус считал себя таким же человеком, как и других людей, и свое отношение к богу определял точно так же, как отношение всех других людей к богу. Слова же: "я делаю, что отец мой делает", очевидно, значат то самое, что значат слова: "будьте совершенны, как отец ваш". Тут он относит эти слова к другим. А когда говорит: "я делаю, что отец мой делает", он относит эти слова к себе, но как к человеку, а никак не как к богу.
И "сего ради паче искажу его убити, яко не токмо разоряше субботу, но и отца своего глаголаше бога, равенся творя богу" (Иоан. 5, 18) (стр. 49).
Слова эти, как и кто бы ни читал их, не имеют другого смысла, как тот, что писатель Иоанн Богослов, желая выяснить истинное значение сыновности богу Христа, представляет образец ложного понимания слов Христа. Слова эти означают только то, что иудеи впадали насчет Иисуса, упрекая его, в то самое заблуждение, в которое впадает теперь церковь, восхваляя его. Другого значения эти слова не могут иметь.
"Аминь, аминь, глаголю вам, не может сын творити о себе ничесоже, аще не еже видит отца творяща: яже бо он творит, сияй сын такожде творит" (Иоая. 5, 19) (стр. 50).
Слова эти сказаны в ответ на упреки о том, что он и ученики его нарушают субботу. Он говорит, что бог не перестает творить или промышлять, почему же человеку переставать.
"Яко же бо отец воскрешает мертвые и живит, тако и сын ихже хощет, живит. Отец бо не судит никомуже, но суд весь даде сынови: да вси чтут сына, якоже чтут отца. А иже не чтит сына, не чтит отца, пославшего его" (Иоан. 5, 24, 22, 23) (стр. 50).
То же самое говорится по случаю исцеления в субботу; говорится, что человек может лечить в субботу и сам может решать, что нужно делать человеку, живущему по-божьему, старающемуся быть совершенным, как отец, что человека -- сына бога -- надо чтить, как и бога.
"Якоже бо отец имать живот в себе, тако даде и сынови живот имети в себе" (Иоан. 5, 26) (стр. 50).
Значит только то, чему постоянно учит Иисус: что жизнь истинная есть знание истинного бога и что каждый эту жизнь имеет в себе.
Все эти места, не говоря об их значении, имеют один неотрицаемый смысл, именно тот, что Иисус Христос признает себя совершенно таким же сыном божиим или человеческим, как и всех других людей, и не только не равняет себя богу, как, клеветали на него иудеи, но постоянно противополагает себя богу.
Слова "сын мой возлюбленный" (Мф. 3, 17), даже если они сказаны с неба, говорят только, что Христос -- сын бога, как все люди, но любимый богом.
"Испытайте писаний, яко вы мните в них имети живот вечный, а та суть свидетельствующая о мне" (Иран. 5, 39) (стр. 50).
Писания говорят о нем -- о пророке, о его учении, но нет и намека на его божество.
Другой подобный случай представился вскоре. Когда спаситель пришел однажды в иерусалимский храм, и иудеи, обступив его, настоятельно спрашивали: "доколе души наша вземлеши? еще ты еси Христос, рцы нам не обинуяся" (Иоан. 10, 24), тогда он, отвечая им, между прочим, сказал: "Аз и отец едино есма" (--29) (стр. 50).
Это ложь сознательная. Он, не "отвечая между прочим, сказал": "аз и отец едино есма", а сказал эти слова вот к чему: "Тут иудеи обступили его и говорили ему: долго ли тебе держать нас в недоумении? если ты Христос, скажи нам прямо" (Иоан. 10, 24). Он сказал не между прочим, а сказано: "Иисус отвечал им: я сказал вам, и не верите, дела, которые я творю во имя отца моего, они свидетельствуют о мне. Но вы не верите; ибо вы не из овец моих, как я сказал вам. Овцы мои слушаются голоса моего, и я знаю их, и они идут за мною. И я даю им жизнь вечную, и не погибнут во век; и никто не похитит их из руки моей. Отец мой, который дал мне их, больше всех, и никто не может похитить их из руки отца моего. Я и отец -- одно" (Иоан. 10, 25--30).
Он ясно сказал, что овцы его, т. е. слушающие его, не могут быть у него отняты, потому что он ведет их по воле бога. И то, чему он учит, есть то, в чем воля божия. Только это означают слова: "Я и отец -- одно".
И в подтверждение того, что слова эти ничего другого не значат, в предостережение от того, чтобы не дали этим словам ложный смысл, евангелист тотчас присовокупляет ложное, грубое понимание иудеев, показывая тем, как не надо понимать.
Это место, явно отрицающее божественность Христа, богословие передает так: "Эти слова до того раздражили вопрошавших, что они "взяша камение, да побиют его", присовокупляя: "о добре деле камение не мещем на тя, но о хуле, яко ты человек сын твориши себе бога" (Иоан. 10, 31, 33). Про это место в богословии сказано:
Однакож и в настоящий раз спаситель не только не заметил иудеям, что он вовсе не называет себя богом, как они думают, напротив, стал еще доказывать эту мысль, наименовав себя прямо сыном божиим (стр. 50).
Как же ему было еще именовать себя, чтобы показать им, что он не считает себя богом, а сыном бога, тем самым, чем он учил быть всех людей? Вот всё это место:
"Тут опять иудеи схватили каменья, чтобы побить его. Иисус отвечал им: много добрых дел показал я вам от отца моего; за которое из них хотите побить меня камнями? Иудеи сказали ему в ответ: не за доброе дело хотим побить тебя камнями, но за богохульство и за то, что ты, будучи человек, делаешь себя богом. Иисус отвечая им: не написано ли в законе вашем: "Я сказал: вы боги?" (Псал. 81, 6). Если он назвал богами тех, в которых было слово божие, и не может нарушиться писание, -- тому ли, которого отец освятил и послал в мир, вы говорите: "богохульствуешь", потому что я сказал: "Я сын божий"? Если я не творю дед отца моего, не верьте мне. А если творю, то когда не верите мне, верьте делам моим, чтобы узнать и поверить, что отец во мне и я в нем" (Иоан. 10, 31--38).
Как же еще яснее сказать, что он не бог, а что боги -- все те, в которых слово божие, и что он называет себя, как и всех людей, сыном божиим. Но богословие считает это доказательством признания Иисусом Христом того, что он -- бог, равный богу, и оно продолжает:
Третий, подобный же, но еще более разительный случай был пред кончиною спасителя. Его, связанного, привели на судилище к Пилату. Здесь, по выслушании многих лжесвидетелей на Иисуса, архиерей, наконец, встал и торжественно вопросил его: "заклинаю тя богом живым, да речеши нам, аще ты еси Христос сын божий" (Матф. 26, 63; снес. Марк. 14, 61), и Иисус, нимало не колеблясь, отвечал: "Аз есмь, и узрите сына человеческого, одесную седяща силы и грядуща со облаки небесными" (Марк. 14, 62). "Тогда архиерей растерза ризы своя, глаголя, яко хулу глагола; что еще требуем свидетелей? се ныне слышасте хулу его. Что вам мнится? Они же отвещавше, реша: повинен есть смерти" (Матф. 26, 65, 66). И приведши потом Иисуса к Пилату, иудеи сказали ему: "мы закон имамы, и по закону нашему должен есть умрети, яко себе сына божия сотвори" (Иоан. 19, 7). Таким образом, истину своего божества спаситель не поколебался подтвердить самою своею смертию (стр. 51).
