Отсюда вытекает разница в характере страха для животных и человека.
Животный страх совпадает с характером страха в природной (животной) части сознания человека, который так же, как и любой примат реагирует на реальную опасность, но страх, проявляющийся в той части сознания, которая дает человеку осознание себя в окружающей среде, делая его уже не только простой динамической составляющей этой среды, но и отчасти ее хозяином и сознательным преобразователем для собственной выгоды, носит иной характер, непосредственно определяющийся отношениями в социуме, в основе которых в свою очередь лежит соотношение природного (животного) и самосознающего компонентов сознания человека, поскольку самосознание присуще только человеку и его сообществам, и оно должно влиять некоторым образом на природную часть сознания и наоборот, тем более что они действуют в мозгу человека совместно, и в этом отношении неразделимы.
Поэтому для самосознания, раз благодаря ему человек способен представлять, проектировать и фантазировать, могут возникать и воображаемые опасности, и страх, связанный с существованием человека не в дикой среде, а в социуме, носит иной характер по сравнению с природным страхом.
То есть кроме преимуществ, которые самосознание дает человеку, оно приносит и множество негативных последствий.
Что же касается непонимания себя любым живым существом, кроме человека как субъекта действия, ставящего перед собой цели, которые не имеют отношения к инстинктивно-рефлекторной сфере жизненной деятельности, делает эти сугубо природные существа вполне довольными существованием в собственной нише жизни по стандартным программам, которые они не понимают и не стремятся сознательно менять. Эти существа не имеют морали, а законы их существования сводятся к сугубо биологическим, в которых господствуют стремления занять наиболее выгодную позицию для питания и размножения, а само их замедленное развитие происходит за счет случайности в виде мутаций в геноме.
Интуитивно эту ситуацию отметил еще в XIX веке датский мыслитель Сёрен Кьеркегор: «Если бы у человека не было вечного сознания, если бы в основе всего лежала линь некая дикая сила, – сила, что, сплетаясь в темных страстях, порождает всё, от великого до незначительного, если бы за всем была сокрыта бездонная пустота, которую ничем нельзя насытить, чем была бы тогда жизнь, если бы не отчаянием? Если бы всё было так, если бы не было священных уз, соединяющих человечество воедино, если бы одно поколение вырастало вслед за другим, подобно листьям в лесу, если бы одно поколение следовало за другим подобно песням птиц в чаще, если бы человеческий род проходил по свету, не оставляя следа, как корабль, скользящий по воде, или как ветер, мчащийся по пустыне подобно бездумному и бесплодному капризу, если бы вечное забвение всегда жадно подстерегало свою добычу и никакая сила не способна была бы вырвать эту добычу из его когтей, как безутешна и пуста оказалась бы тогда жизнь! [6, с. 20].
Хотя, конечно, подобная ситуация является сугубо гипотетической, поскольку человеку дано навсегда не только природное сознание, но и самосознание как высшее сознание для их совместного проявления.
Самосознание придает человеку и его сообществам свойство трансформировать определенный хаос, точнее, господство случайности в развитие, являющееся причиной его медлительности, в ускоренное развитие, которое вызывается уже более упорядоченной, то есть целенаправленной политикой приобретения как человеком, так и его сообществами выгоды в своем существовании.
Другими словами, эту новую тенденцию в развитии живых организмов можно выразить так: «Появившаяся в живом существе в форме гоминида дополнительная программа осознанно-целевого действия отличается отсутствием автономности: она позволяет этому существу осознавать себя и свои действия в окружающей среде только совместно с прежней программой рефлекторно-инстинктивного механизма действия, обеспечивающей возможность существования организма в среде, то есть его питание, воспроизводство, метаболизм, случайную изменчивость. Поэтому, с одной стороны, у нового существа сознание как бы раздваивается, но, с другой стороны, оно не способно разделиться полностью, являясь одной сущностью, в которой, тем не менее, всё время происходит борьба из-за разнонаправленности стремлений, одни из которых направлены на выживание любым способом, другие – на гармонизацию всего сущего… Иначе говоря, можно констатировать факт появления совершенно особого, двойственного существа, с одной стороны, по-прежнему являющегося частью среды, но, с другой стороны, совершенно отдельного от среды существа, которое пытается не только понять окружающее, но и подмять всё вокруг под себя, то есть которое полагает себя уже не только живым организмом, а и внеприродной сущностью, в определенной мере владеющей временем… Отметим далее весьма примечательный факт: случайность в обычном живом, представленная в человеке в форме низшего (животного) сознания, и высшее сознание (осознанно-целевое выражение сознания в человеке) являются антагонистами в том отношении, что, если субъект, обладающий высшим сознанием, ошибется, то он способен понять свою ошибку и исправить содеянное, существенно ускорив собственное продвижение по пути развития, тогда как случай является своего рода окраиной сознания, составляя существо именно низшей части сознания. Случаем сознание пользуется, если не знает, что и как делать на данном уровне развития, но, принимая случай во внимание, хотя и медленно – с откатами и зигзагами – всё же продвигается вперед.
Таким образом, антагонизм низшей и высшей форм сознания как в человеке, так и его сообществах означает появление новой движущей силы, обеспечивающей наиболее быстрое развитие сознания в его носителе – человеке» [7, часть 3, раздел 5].
IV
Однако появившуюся выгоду в новом существовании – с двойственным сознанием – каждый человек понимает по-своему.
Одним наиболее близки животные ощущения в форме стремлений к самой приятной – именно в смысле ощущений – жизни: в них доминирует животная часть сознания. Другие, у которых превалирует самосознание, более всего стремятся познать окружающий мир, либо сделать жизнь всех людей без горестей и забот, либо развить свои способности. То есть ценностные понятия у людей могут быть совершенно различными, и это зависит, как видите, от соотношения самосознания и животного сознания в каждом человеке, а также в его сообществах.
Поэтому точно так же характер страха для людей зависит от степени доминирования в каждом из них животной или же самосознающей составляющей сознания.
В частности, одни люди бесстрашно идут на смерть ради своих идей, другие всячески цепляются за жизнь, лаже если она превращается в ад.
В результате, значение страха для человека по сравнению с животными меняется. Если животных он только предупреждал и инициировал для предотвращения угрозы жизни, то для самого человека и его сообществ он стал не только предвестником угрозы, но своего рода двигателем прогресса, поскольку, в частности, оказался способным вовлекать значительные группы и даже массы населения в борьбу за перемены в существовании, ускоряя развитие сообществ. Ниже этому даны соответствующие доказательства.
Тем самым общим для всех людей является животный страх, выражающиеся в реакции на реальную опасность, то есть в стремлении так или иначе избежать ее.
Кроме этого страха существуют другие – общечеловеческие – выражения страха, которые уже выходят за рамки чисто инстинктивно-гормональной сферы, то есть выражения страха, которые человек осознает и даже планирует, зная его причины, находясь не в дикой среде, а в организованном социуме.
Эти причины страха включают в себя реальные и воображаемые объекты и явления, например, в виде природных и социальных катаклизмов; воображаемых бедствий, которые могут прийти; грозного бога, который накажет за прегрешения; темных улиц с предполагаемыми бандитами и насильниками; безработицы; наглых и безнаказанных начальников; сильных и непредсказуемых соседей; болезней; смерти и много чего еще.
