— Картина яснее ясного, — прорычал я, оглядывая их совместный ужин. В груди знакомо и пребольно свербило, вновь даря тот забытый привкус предательства и измены. — Надеюсь, мы не сильно вам помешали?

— Ничуть, — врач явно настроенный негативно, скрестил руки на груди.

— Слава Богу. Теперь попрошу оставить меня с моей женой, — чеканя каждый слог, потребовал я.

— Вынужден отказать, Вы чересчур агрессивно настроены, а пациенту вредны эмоциональные нагрузки.

— Я её муж… не тебе решать! — громыхнул, подступив к этому козлу.

— Я её лечащий врач и МНЕ решать! — не дрогнув ни единой мышцей на лице, ответствовал он.

Ах ты, сука!

— Миша! — обнимая себя под грудиной, почти прошептала Вика. — Всё нормально. Это мой муж… Пожалуйста, оставить нас.

Не забыла чья жена. Что ж, обнадёживает.

— Идёмте, — Антон поманил доктора за дверь. — У полиции к Вам есть вопросы.

Этот Миша громко выпустил воздух из ноздрей и последовал за мои другом. Когда дверь за ними закрылась, сурово посмотрел на жену, которая взирала на меня, боясь шелохнуться.

— Почему? — волновало сейчас лишь это.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я…я, — из её глаз потекли слёзы и она схватками задышала, пытаясь их сдержать. Эмоции запрещены, сказал тот индюк, потому слегка забеспокоился. Взял жену за руку и сел на край постели. Вика зажала свободной ладонью рот, усмиряя начинающийся срыв. — Я боялась посмотреть тебе в глаза… После всего… после всего, что ты услышал… тогда.

— Я столько дней ищу тебя, как сумасшедший. Перевернул всё верх дном, а ты просто боялась?! — негодование сильней и сильней росло во мне.

— Я не знала, хочу ли вернуться вообще! — пискнула она и, вынув ладонь из моей руки, отвернулась от меня на бок, свернувшись калачиком.

Уйти?! Исчезнуть?! От всех?! Даже от меня?! Холод прополз по спине. Что ж…

— Мы поговорим об этом, когда ты определишься, — резко поднялся, желая уйти, но обида не сдержала мою совестливую тираду. — Да, я совершаю ошибки и часто делаю тебе больно, но никогда не поступал с тобой так… по-свински. Я страдал неизвестностью, то хороня, то воскрешая тебя из мёртвых, срывался на каждом телефонном звонке, моля услышать тебя… — Жена вновь виновато смотрела на меня, орошая лицо дорожками слез. — А ты всё это время просто маешься дилеммой бросить меня вместе со всеми или нет?! Я облегчу тебе задачу…

Твёрдым шагом направился прочь, не реагируя на её зов и не видя, как она попыталась встать с постели. Стремительно вышел из здания и сел в машину.

— Ты чего?! — Антон пал на водительское через минуту.

— Заводи, на хрен, поехали отсюда, — просипел, понимая, что обида и злость не дают мне дышать и говорить.

— А Вика?!

— Вика думает, нужен ли ей муж! Не спрашивай пока! — бросил раздражённо. — Поехали уже!

Антон сцепил челюсть и завёл двигатель. Вывернул с больничного двора. Лишь отъехав, я разглядел в боковом зеркале силуэт супруги на крыльце больницы. Она слегка сгорбилась, пошатываясь, и провожала взглядом нашу машину. Испугавшись за неё, всколыхнулся, чтобы просить друга остановиться, но так и остался с открытым ртом — Вику поймали у входа женщина и тот выскочка-врач. Мужчина аккуратно подхватил мою жену на руки и, прижав к себе, унёс вглубь здания. Лучше бы не смотрел на это. В ярости опустил боковое стекло и безжалостно разломал злосчастное зеркало своего автомобиля.

Добрались до работы Влада молча. Лишь в управлении понял, почему приехали именно сюда, а не домой.

— Это Дементьев Михаил Анатольевич, — Влад протянул мне дело. — Пять лет назад был под следствием.

— Но в банке откатов не было его пальчиков, — не понял Антон.

— Это другое следствие. Из-за врачебной ошибки скончался пациент. Операцию проводил нейрохирург высшей категории, то есть ваш Дементьев. Семья погибшей подала иск и выиграла дело. Дементьева лишили лицензии на два года.

— Что за лицензия? — решил уточнить свою догадку.

— Запрет на проведение любого рода хирургических вмешательств, — подтвердил следователь.

— Прошло уже пять лет, — пожал плечами Антоха.

— После лишения Дементьев должен был пройти переквалификацию и вновь подать заявление на возврат лицензии, но он этого не сделал.

— Влад, к чему ты клонишь? — устало поторопил его.

— Дементьеву нельзя оперировать и, возможно, это одна из причин, почему он не сообщил о твоей жене. Он нарушил закон.

Я напряженно думал, потирая подбородок. Этот врач совершил противозаконные действия и его вполне можно наказать, отомстив за… Хрен знает, за что! За то, что я приревновал Вику к нему?! С другой стороны, он пошёл на это ради человеческой жизни. Чего уж там, ради жизни моей супруги. И я благодарен, пусть и немного злюсь. Плюс этот факт дополнил поведение Вики — не выдавая преступления своего спасителя, посидеть в тиши и подумать о целесообразности своего возвращения к любимым. Просто супер!

— Что ему грозит?

— При хорошей защите, год условного срока и штраф. А так же возмещение ущерба твоей жене.

— Звучит бредово, — колыхнулся в смешке. — Он спасает мою жену, а потом ещё платит ей за моральный ущерб? У меня к нему нет претензий, кроме его длинного носа в мои семейные дела. Ты сможешь это всё замять?

Влад мотнул головой:

— Не всё. Ты с женой можешь не подавать на него заявление и даже выступить в его защиту, но Дементьев нарушил предписания суда и медицинское право, и он обязан ответить.

Я тяжело выдохнул, ощутив теперь ком вины перед тем выскочкой.

— Хорошо, тогда без нашего иска, что его ждёт?

— Лишение лицензии навсегда и административный штраф, — прикинул в голове Влад.

— Не думаю, что лицензия ему нужна, — проронил Антон. — Иначе бы он давно её восстановил.

— Логично. Ну и с административной можно решить, — уверенно подытожил я.

Наказывать подобным образом было слишком низко, а сломать ему нос вполне допустимо. Черт! Я сейчас абсолютно, походу, не способен думать холодной головой.

— Я домой, — устало доложил друзьям и направился к выходу.

Отвязаться, однако, от Тохи было дохлым номером, поэтому просто велел ему везти меня в бар. Да, я соврал. Я захотел напиться. Неделя нервотрёпки, а итог дал мощно кулаком под дых.

— Ты решил надраться? Очень мудрое решение, — буркнул друг.

— Либо ты со мной и заткнёшься, либо я иду один.

— Таня должна знать о своей подруге. Скорей всего, я повезу её сегодня к твоей жене. Присоединяйся…

— Не могу. Мне надо подумать. Оставь меня в баре. Можешь забрать мою тачку.

— Только не натвори глупостей, — недоверчиво глянул на меня друг.

— Куда ещё-то? — фыркнул, глядя на убитое боковое зеркало, в котором до сих пор мерещилась Вика на руках того медика.

И почему меня так прострелило? Их ласковые касания друг к другу? Зачем вообще кому-то трогать мою жену?! Кольцо на пальце сейчас никого не тормозит?

День шёл к сумеркам, хоть и шесть вечера, но осень тщательно захватывала себе длину светового дня. У давно знакомого мне бара было полно народу и немудрено — суббота.

— Позвони мне, — рявкнул Антон.

— Да, мамочка, — рявкнул в ответ, хлопая дверцей автомобиля.

Внутри посетителей ещё больше. Музыка, гам, пьяный угар — всё это напомнило о былом веселье, когда был свободен от женской принадлежности. Затосковал? Да, но по Вике. Женщины кругом, безусловно, красивы и желанны для мужчин, но их тела, губы и объятия вдруг стали до противного чужды. Углядел одинокое местечко у стойки бара и примостился там. Двух подсевших баб сразу же отшил, не среагировав на их посыл в места особо злачные. После двух шотов стало легче, но ещё тоскливей. Психануть на всё, как раньше, взять такси и вернуться за ней. Демонстративно забрать её и увезти домой, положить в нашу супружескую постель, лечь рядом и, прижав к себе, наконец успокоиться. Она не воспротивится, а, наоборот, всё так же преданно отдаст всю себя, будет, как и раньше гладить по волосам и обжигать дыханием моё лицо. Передёрнуло, когда тело вспомнило её близость. Что тебе мешает? Снова грёбанная гордость?! В памяти опять её хрупкая фигура в проёме больничного входа. Сквозь боль она последовала за тобой, но ты уехал… Под грудиной жгло и я вновь залил это горючим. Иди домой, а завтра, протрезвев, забери жену. Под боком есть медсестра, которая так же может проследить за Викой. Все неурядицы и обиды можно решать, и лучше всего, когда мы вместе, а не порознь.