Жителей деревни наряжали в дурацкие костюмы, сшитые из самых дешёвых тканей, платили им за массовку копейки, и те были на седьмом небе. Арендовали двух колхозных жеребцов, но они не знали ни одной команды, и снимать на них героев можно было только в статике.

Валя гордилась Кириллом, а он «звездил» и капризничал на всю катушку. Чтобы ему было комфортней, Валя старалась понравиться хамоватому старому режиссёру, делала ему массаж от остеохондроза. А когда у него загноился палец, прибинтовала на больное место, как учила бабушка, верхнюю плёнку свежей бересты, и к утру палец стал как новый.

Режиссёр отблагодарил эпизодом. Валю нарядили в сарафан и кокошник, заплели косу и заставили поднимать вёдра воды из глубокого колодца. Режиссёр орал:

– Светиться! Ты должна не зубы скалить, как кобыла, а изнутри, мать твою, светиться! Такая тупость при такой фактуре! Органику, органику из себя дави! Ещё дубль!

От этого унизительного занятия на экране остались секунды три.

Никто не понимал про что сказка, сценарий меняли в зависимости от режиссёрского настроения пять раз на дню. Снимали по крохотному эпизоду и бодро пили. В последние три дня кое-как досняли остальной материал, и киногруппа напилась так, что разгромила на глазах у деревенских всю декорацию.

На премьере Валя умирала со стыда, но режиссёр был известный, и «Лесной богатырь» отметили на фестивалях и многократно показали детям по телевизору. На съёмках Валя с ужасом поняла, что Лебедев не просто пьёт всё, что журчит, а спивается. Он клялся, что в Москве завяжет, но Валя помнила, сколько раз обещал бросить пить отец.

После съёмок всё изменилось, днём Валя вкалывала на работе, а вечером ехала разыскивать Кирилла по дружкам и волокла домой, стесняясь, что его узнают прохожие. И, по сути, оказалась ровно в той жизни, от которой бежала из своего городка. Слушала ночью неровный пьяный храп мужа, он захлёбывался и боролся за воздух, и Валя гладила его по голове и переворачивала на бок.

Она любила его, готова была на всё, лишь бы бросил пить и стал таким, как в первые месяцы после свадьбы, но богатырское тело Кирилла, казавшееся прежде таким желанным, постепенно перестало её волновать. И Валя, точно как с Юриком, стала придумывать предлоги, чтоб отказаться от секса. Думала, это потому, что фригидная, как сказал Лошадин.

С Кириллом она впервые узнала не только, что такое наслаждение, но и что такое семья. Когда был трезвым, они всё время разговаривали, называли друг друга ласковыми именами, вместе принимали решения, рассказывали друг другу о прошлом и строили планы на будущее.

Валя писала маме и бабушке Поле, что всё хорошо, но её зарплаты и халтуры хватало только на жизнь и комнату, и было не на что навестить их с подарками. Кирилла больше не снимали, денег на алкоголь не было, но он находил киношные банкеты, дружков и поклонников. Валя пыталась вспомнить хоть одну траву, хоть один заговор от пьянства, но ничего не получалось.

Близился Новый год, 1978-й. Валя решила подзаработать на подарки матери и бабушке, пахала так, что не помнила себя, и не сразу сосчитала по календарю, что забеременела, хотя тщательно предохранялась. Поделилась утром с Кириллом, он обрадовался, всю её обцеловал. Признался, что давно хочет стать настоящим отцом, а не гастрольным осеменителем, к которому в номер гостиницы ломятся девушки с просьбой «хочу от вас ребёнка».

Весь день Валя считала, прикидывала траты на ребёнка, советовалась с девчонками на работе про декретные, но результаты вернули её с неба на землю. Выпасть с работы до ясель? Вернуться к матери с малышом? Та сама жила на зарплату и кормила на неё отца. Уехать в Берёзовую Рощу, сесть бабушке на шею?

Вечером она не поехала искать Кирилла, сидела в раздумьях. Он вернулся не очень поздно, но очень пьяный. Театрально рухнул к её ногам, начал целовать её колени и шептать:

– Золотая моя, любимая! Сына хочу! Владимира! Владимира Кирилловича!

Вале давно приелись его руханья к ногам и другие театральные наработки, так поразившие в начале отношений, и она развела руками:

– Кириллушка, где мы будем его растить?

– Здесь! – пьяно кивнул Кирилл.

– А жить будем на что?

– Ребёнка не хочешь? – вскочил он на ноги и заорал.

– Хочу! Очень хочу! – Валя инстинктивно встала напротив него. – Но сделаю аборт!

– Моего сына хочешь убить, сука? Забыла, как я тебя с панели подобрал!? Забыла, что на тебе, шлюхе, женился!? – дико заорал Кирилл и швырнул её так, что у Вали потемнело в глазах.

Она оглушённо поднялась, села на диван и закрыла лицо руками. Показалось, что летит с горы, а вокруг рушатся другие горы, и все они превращаются в равнину, под которой засыпано всё, что ей важно и дорого. Ведь Валя рассказывала ему о детстве, об отце, а он отвечал:

– Пью, потому что артист, но ни одну бабу пальцем не тронул!

Кирилл протрезвел, испугался, отрепетированно бросился к её ногам, начал отнимать её руки от лица и целовать каждый пальчик, шепча:

– Дорогая моя, золотая, единственная!

Но Валя его уже не слышала, сходила на автопилоте на кухню, принесла на подносе ужин и молча легла спать. Кирилл плюхнулся рядом, обнял её и захрапел. Тогда она освободилась от его рук и сняла со стены мамин коврик с девушками, танцующими на Красной площади в юбках солнце-клёш.

Собрала вещи в сумку и в две продуктовые авоськи. Оделась, выложила на столик ключи, тихонько вышла из дома и захлопнула за собой дверь. Её провожали только недоумевающие Вера, Надежда и Любовь.

На улице жутко мело, Валя приехала в поликлинику, где работала, прокралась через пункт неотложной помощи в вестибюль своего этажа и заснула в коридоре на сдвинутых стульях. Утром пришли массажистки, стали поить её чаем и выражать сочувствие.

Вскоре припёрся протрезвевший Лебедев, Валя спряталась, а массажистки ответили на его вопросы по Валиной просьбе:

– Прибежала как сумасшедшая, уволилась сегодняшним числом! Сказала, уезжает из Москвы!

Аборт делала в захудалой больничке по месту прописки у Юрика. Вкололи новокаин, который не дал эффекта, то ли вкололи меньшую дозу, то ли так реагировал организм. Руки и ноги были пристёгнуты ремнями, и Вале казалось, что она зверь, попавший в капкан, которого долго и жестоко расстреливает охотник. Она и кричала, как зверь, а мужиковатая врачиха ругалась, перекрикивая её низким поставленным голосом:

– Чего орёшь? Под мужиком небось орала от счастья?

После аборта вернулась в поликлинику и отлёживалась ночь в массажном кабинете. Но поднялась температура, а кровь хлестала так, что пришлось подложить полотенце. Валя запретила себе думать об этом, думала только о том, что убила ребёнка.

В полусне-полубреду увидела бабушку Полю, стоящую как картина в раме калитки в окружении гусей, козы Правды, кошки Василисы и лохматой дворняги Дашки. Бабушка посмотрела на Валю, покачала головой и запела любимую:

Потом бабушка Поля вышла из калитки и побрела спиной к Вале по центральной улице Берёзовой Рощи прямо к лесу, в сторону деревенского кладбища. А гуси, Правда, Василиса и Дашка послушно потянулись за ней. Валя вскочила, бабушке заранее снилось, что случится с Валей, а теперь приснилось Вале. Значит, заболела, надо завтра звонить матери, может, у неё весточка из Берёзовой Рощи.

Утром Валя умылась, выпила крепкого чаю и, несмотря на слабость, встала к массажному столу. Массажистки привели к ней дежурного врача, Валя что-то горячечно твердила ему про тысячелистник, крапиву и кровохлёбку, но он посчитал пульс, велел срочно сделать анализ крови на гемоглобин и показаться гинекологу.