Вот и с вымышленными «шнуровиками» то же самое. Материальная культура могла и тогда, как сейчас, распространяться без потоков миграции основных масс населения. Достаточно военной победы, культурных контактов, экономического взаимодействия. Если какой-то тип хозяйствования оказывался эффективным, он мог приниматься соседями и «добровольно». А уж под воздействием пропаганды тем более. Итак, люди могут оставаться на месте, а культуры – путешествовать.

Но может быть и наоборот. Может случиться и так, что этнический субстрат полностью замещается, а культура места в основных своих чертах остаётся. Или через какое-то время восстанавливается в прежнем виде, без возвращения на свои земли прежних носителей.

Многое становится понятно, когда едешь по улице Тельмана в Калининграде, где рядом с аккуратными немецкими виллами старых времён строятся почти точно такие же, хотя никаких немцев давно нет. Почти уверен, что и рояли в новых виллах стоят. И археолог будущего не найдёт никакой разницы. Гостеприимный хозяин отеля, где мы жили, рассказал, что в ежегодной реконструкции Грюнвальдского сражения поляки играют поляков, литовцы – литовцев, а тевтонских рыцарей изображают ролевики из Калининграда. Больше некому.

Население Калининграда и области унаследовало вместе с землёй всё: тайны, культуру, историю прежних владельцев – от пруссов и готов до тевтонцев и немцев. Сегодняшний калининградец больше похож на гота, чем на москвича. Не знаю, смог ли я донести до тебя свою мысль, но старался.

Обычно победители навязывают свою культуру побеждённым, даже не занимая их земель. Так Америка навязала России и всему миру культуру жестяной кока-колы. Но бывает и так, что победители, заняв земли побеждённых, не могут устоять перед обаянием их культуры. Поэтому всё бывает в истории, всё бывает. И археологические данные о широком распространении культуры шнуровой керамики доказывают только распространение культуры шнуровой керамики. И не доказывают сами по себе, в отрыве от палеоантропологических, лингвистических, общеисторических данных, ничего другого. То же и про «черняховскую культуру», которую обычно связывают с готами.

Ещё я встретил наконец в парке посёлка Янтарный трёхсотлетние деревья ботанического вида «бук европейский». Те самые буки, которые породили целую «буковую доктрину» в исторической науке. О доктрине я не буду рассказывать. Скажу лучше о том, что, увидев естественные трещины на коре бука, я понял, что натолкнуло европейцев создать свою первую письменность – руны. И почему именно кора бука использовалась как первая «бумага». От готского boka – бук, пошли русские «бук-вы» и английское book.

Имена почти никогда не случайны. Калининград – это то же самое, что Калинов мост. Есть такой образ в русских сказках. Калинов – потому что раскалённый, красный, то есть – запретный, у запретного, запределья. Калинов мост ведёт из мира обычного в чужой, неясный, часто враждебный. Это граница миров. На Калиновом мосту богатыри встречают чудовищ.

Я, однако, чудовищ не встретил, все были со мною довольно милы. Наверное, это потому, что я не богатырь. Будь здоров.

Дорогой друг! Продолжаю рассказывать тебе про наших древних коллег, оставивших нам ценные свидетельства об истории готского племени. Кстати, про слово «коллеги». Пару раз я бывал в высоких административных собраниях. В той среде принято обращаться ко всем, в том числе к гостям, «коллеги». Не знаю почему. Наверное, потому что уже не «товарищи», но ещё не «граждане», и уж тем более не «господа». А меня всегда несколько смущало. Говорит тебе, например, президент, или министр, или губернатор: «коллега». А ты думаешь: «What the fuck?» Едва ли он готовед или индолог. А ты уж точно не чиновник и даже не депутат. Но ладно. Сегодня у нас взаправду коллега: последний историк Римской империи Аммиан Марцеллин.

По происхождению Марцеллин не был чистокровным, расово правильным римлянином. Он родился в Сирии, в семье эллинизированных сирийских аристократов. Тем не менее и в жизни, и в литературных трудах Марцеллин был убеждённым патриотом Рима. Об империи, имперских народах, имперской власти и имперских войсках Марцеллин всегда говорит «мы», «наши». Римская держава была для Марцеллина «наша страна», а не «эта страна». Однажды я был в кремлёвской администрации (с «коллегами») и в своей смущённой речи употребил словосочетание «эта страна». Высокий чиновник (впрочем, весьма низкого роста) меня поправил: «Наша страна». Да, ваша страна, исправился я.

О себе Марцеллин говорит: «грек и солдат». Впрочем, солдатом он был недолго. В 353 году, в возрасте примерно двадцати лет, юноша в звании протектора был зачислен в свиту магистра конницы Урзицина. Магистр конницы – это третья сверху позиция в военной иерархии Рима. Верховным главнокомандующим считался сам император, за ним шли два высших чина, магистр пехоты и магистр конницы, из которых магистр пехоты считался старшим. Таким образом, Марцеллин служил в штабе высшего командования.

Для будущего писателя и историка войн это большая удача и оптимальная позиция. Ведь чтобы писать о войне, нужно быть от неё не слишком далеко и не слишком к ней близко. Война – как огонь. Если писатель слишком далёк от войны, то он замёрзнет в вымыслах и статистике и отморозит читателю мозг, а если писатель слишком близок к передовой, то, скорее всего, сгорит. Или читателя выжжет. К тому же, если стоять в первых рядах войска или сражаться в окопах на передовой линии фронта, то велика вероятность просто-напросто быть убитым. Солдаты живут недолго. Так было всегда. Поэтому лучшее для писателя место – писарь при штабе. Так воевал Ремарк и прекрасно затем про войну сочинял. А вот Толкиен в те же годы выживал на передовой. Душевную травму этого великого человека мы все ныне разделяем, всей планетой смотрим его кошмарные сны (я, к твоему сведению, фанат экранизации «Властелина колец»).

В 357 году Марцеллин участвует в войне с персами. Но, заметим, как штабной офицер. В 359 году со специальной миссией находится в осаждённой крепости Амида. В 363 году вместе с императором Юлианом Отступником снова идёт на персов. Вероятно, присутствует при смерти императора. Затем разделяет с римской армией позор отступления. На этом военная служба «солдата и грека» заканчивается. Он выходит в отставку и сначала поселяется в родной Антиохии, потом путешествует по империи как частное лицо и собирает материалы для своей будущей книги.

Император Флавий Клавдий Юлиан (Юлиан II) был прозван Отступником христианами за то, что он не был христианином; однако император не отступал, а напротив, сохранял верность римской и эллинской религии, стремился её реформировать и возродить. Император погиб от ран, которые получил во время битвы. Когда он без доспехов, с одним щитом, пытался наладить порядок в отступавших войсках, какой-то добрый христианин, воспользовавшись суматохой, проткнул своего императора копьём. Убийцу не нашли. Римляне его бы казнили. А христиане возвели бы в ранг святого, каким-нибудь хитрым манёвром оправдав его бесчестный поступок. Но не случилось ни того, ни другого. Человек, одним ударом отменивший ренессанс эллинской веры и проложивший дорогу в государственное будущее христианской религии, человек, определённо поспособствовавший тому, что Европа и мир ныне именно такие, какие они есть, этот человек остался в истории без имени. Анонимус. Христиане сочинили относительно смерти императора, что его последними словами были: «Иисус из Галилеи, ты победил меня!» Но Аммиан Марцеллин, присутствовавший при уходе Юлия, ничего такого не сообщает. Историк пишет: «Ночью император попросил воды. Ему дали воды. Он выпил и сразу умер. В его боку зияла открытая рана».

Марцеллин, так же как и Юлиан, был язычником и неоплатоником. Но к христианам относился с терпимостью. Как и к митраистам, гностикам, огнепоклонникам, солнцепоклонникам и вообще ко всем верующим всех сект. Юлиану он дал обширную характеристику, укорял за некоторые перегибы в отношении иноверцев, указал на недостатки, но в целом историк своего императора любил. Как любил и непосредственного шефа, магистра конницы. Урзицин ещё в 360 году в результате интриг был отстранён от руководства, находился под следствием, затем просто исчез за горизонтом событий: был отправлен то ли в отставку, то ли в мир иной. Император убит в 363 году. «Тягостно жить, потерявши царя». Лишившись любимых покровителей, Аммиан Марцеллин уходит со службы. Таким образом, солдатом, точнее штабным офицером, наш грек был всего десять лет. А жить ему предстояло долго.