Потом лежали, прижавшись друг к другу мокрыми лбами, обдавая друг друга бешеным пьяным дыханием, что-то говорили друг другу шутливое как будто, незначительное… Потом бегал Айвар по комнате с проклятым этим покрывалом, размышляя, куда б его сунуть.
- Ты чего не сказала, что ты девка?
- А с чего мне пришло б сказать-то? Ну была, ну чего теперь? Сам бы подумать мог.
- С чего бы я это подумал? Молодая красивая девка, с чего б у тебя не было никого?
- Вот хоть ты, Айвар, и старший и всё такое, а по уху тебе сейчас дам, за неумную лесть. Ничего я не красивая!
- Ну пусть некрасивая, если тебе так приятнее, но с покрывалом-то мне делать теперь что?
- Да не знаю! На память сохрани! Хочешь, я тебе новое подарю?
В конце концов кинул его в угол, развернули одеяло, полунакрылись им - жарковато, но совсем нагишом не прикрывшись тоже неуютно, возились, болтали, совсем немного поспали - проспали б, наверное, подъём, но сосед-счетовод постучал, разбудил - с пониманием, что после такого празднования организм может не вполне дисциплинированным быть. Хороший всё-таки человек, хоть немного и из-за угла пыльным мешком ударенный… Так что на работе были вовремя, и даже не очень и помято выглядели, что дало даже сперва Александру печальное предположение, что они и не отметили как следует…
Вот как-то так получилось, что очень многое выходило без обсуждений, само собой. Обсуждать или нет случившееся, продолжать ли встречаться, говорить ли о чём-то коллегам, делать ли вид, что ничего не произошло, скрывать ли - ни о чём они вот так подробно не говорили, само всё как-то. Да и кому, скажите на милость, дело до того, что там между ними происходит… Соседям Айваровым разве что. На работе вели себя как ни в чём не бывало, разве что шутили и подкалывали друг друга несколько почаще, а так со стороны никто б, наверное, и не подумал, что любовники, если б не знал, ну знали-то не все, но многие, хотя никому специального уведомления не посылали, но Александр, например, сказал, что не слепой. Да и чего там говорить? Не жениться ж собрались. Почему не собрались, правда, оба б затруднились объяснить, ну просто не собрались и всё, нет пока никакой острейшей надобности. Просто возвращались время от времени вместе, иногда к ней, но чаще к нему, иногда съедали вместе нехитрый ужин и болтали о том о сём, и оба это совершенно искренне называли - «проводить вместе время». Они хорошо проводили вместе время, стоя у окна, слушая ночной дождь и рассуждая, каким будет будущее - и не столь важно, таким оно будет или каким-то иным, главное, что можно стоять так и говорить, или лёжа на кровати и читая газеты - Айвар много непонятного ей доселе объяснил, или предаваясь любовным утехам - всё равно хорошо. Забавно оно, конечно, что любители помечтать о будущем глобально, о своём они почти не говорили - а вроде как, чего о нём говорить. Раз только Айвар сказал:
- Смотри, хочу, чтоб сразу знала - я без предрассудков, если захочешь прекратить со мной всё это, если надоем - просто скажи, и всё, досаждать не буду, ничем ты передо мной не обязана. И если понравится кто-то другой, захочешь с кем-то ещё быть - просто скажи, не скрывай, и всё.
- Да будто я это всё не понимаю. Ну пока вот никого другого нет, и как-то не ожидаю, тебя мне вполне хватает.
- Ну как знать, ребят хороших много…
- Ну и девушек хороших много, так что тоже знай… Ну мало ли, может, ты тут во мне сомневался, как всё-таки я деревенская, может, деревенскими ещё порядками мыслю. Но где деревня и где я уже, Айвар.
Может быть, в прежние времена её сама мысль о таких словах что к ней, что от неё ужаснула б, но вот уж правда, где она, а где прежние времена. Да разве б можно было представить, как это прекрасно, когда человек тебе не принадлежит! Когда нет ни колец, ни общего дома, ни общей фамилии, никаких оков, существовавших для разрешения одному человеку дарить другому человеку нежность и страсть - а есть её ТОВАРИЩ, не муж, не жених, товарищ, что может быть лучше и дороже? Это значит, в каждую минуту, когда их руки сплетаются, можно точно знать - это честно, это искренне, не от долга, не от безвыходности. Для чего людям брак, в самом деле? От страха, что человек уйдёт, какая глупость. Если любит - то и так не уйдёт, а если не любит, так зачем держать его, как скотину на привязи? Может, всё потому, конечно, что они-то не любят, ну, не так, чтоб прямо любовь… А может, и любовь, чёрт его знает? Иногда, как посмотришь в его лицо, такое открытое, светлое, милое - так кажется, чего б и не любовь. Вот как она, в самом деле, должна знать, какая она есть, любовь, как определить - вот это любовь, а это нет? По книжкам разве? Ну вспоминала вот она тогда про любовь Мариуса и Козетты, плеваться только можно, совершенно вот не нужна такая любовь, даже близко. Как для девушки должна любовь определяться? Сердце часто бьётся, думаешь о нём всё время, замуж за него хочешь… тьфу! А без замужа-то вот как-то можно? Как-то думала она об этом - в деревне ещё дело было - пришла к мысли, что одно точно - любимым мужчиной непременно восхищаться нужно. Непременно он должен быть необыкновенным, если уж не героем, то хоть заметно отличаться от сотен других мужчин. Вот вспоминая всех молодых людей, которых она знала в своей прежней жизни, она не могла выделить какого-нибудь, который под это определение бы подходил. Были и хорошие, и милые, и красивые очень даже, а вот чтоб так уж впечатлил - ни один. Ну вот тут как понять - впечатлил ли её Айвар? Нет, наверное, тут другое всё же, не любовь. Просто очень он… близкий. Очень многое в нём симпатично. И лицо у него очень приятное, и что выговор с акцентом такой чарующий, и целуется, ну и всё остальное, он просто замечательно, и что работают они вместе, и столькому он её научил, на ноги встать помог, и столько вместе было сделано и пережито… Общее дело, да, это самое главное. Как люди вообще могут говорить о хороших, крепких отношениях, тем более о любви какой-то, если у них нет общего дела, если они жизни друг друга не понимают, не представляют? И вот даже то, наверное, сближает их, что отношение к Нему у них одинаковое, такой вот трепет, когда и имя лишний раз не произносят, словно это - непочтительно сотрясать воздух, говорили просто - Он, и сразу понятно было обоим, о ком говорилось. Сказал как-то Сашка по секрету - такому вот секрету, который все знают, просто не говорят особо, чего человека выводить - что думал прежде, что какая-то большая дикая кошка пробежала между ними, раз пытается Айвар вот натурально лишний раз не пересекаться, на глаза не попадаться высокому начальству, и только заходя в кабинет, явственно молится поскорее оттуда выскочить. Оказалось - нет. СМУЩАЕТСЯ. Сказала б Настя - чудной какой-то, если б сама такой же не была.
Тоже одна из общих таких, невысказываемых вещей - как не сообщают ведь люди друг другу: «Ты знаешь, а я вот воздухом дышу!» - эта странная, не скажешь иначе, потаённая нежность, она во всех. Так же объединяющая их всех, как та сила, которую она почувствовала тогда, во время той милой стихийной пьянки, так же не имеющая ни имени, ни описания, но несомненная, для неё уж точно несомненная. Но об этом опять же не скажешь никому, то ли мистика, то ли сентиментальная глупость, засмеют, и поделом засмеют. Она этим откровением и одна неплохо наслаждалась.
И вот сложно сказать, как там у Айвара с его смущением, а у неё важным делом жизни было - научиться странный страх свой никак не показывать. У него, у этого страха, если подумать, и причина всегда есть - это тайна её, тайна такого свойства, что самая что ни на есть власть над жизнью. Но известно, люди не любят трусов, она и сама не любит, потому что бы там ни происходило внутри - стоять прямо, в лицо смотреть и говорить спокойно. Хороший вот вопрос, правда - как это проще делать, когда часто встречаешься или наоборот, когда редко. Привычка-отвычка это одно, а силы душевные - другое. То ли проще их скопить за недельку-другую, то ли каждодневно выдержку тренировать, это она сама б не сказала. Потому что вот ещё - нормальный человек, если уж чего-то боится, стремится держаться подальше от того, чего боится, а она уж давно поняла, что она из той кроличьей породы, кто без своего страха жить не может, кому жизнь пресна без зелёного яда змеиных глаз. Поэтому кто поможет, в отсутствие, то ли по болезни, то ли по какой-то служебной надобности, Ивана Ксенофонтовича, разобрать огромную кипу бумаг, которую прямо чуть ли не к завтрашнему дню нужно привести в пристойный упорядоченный вид, да ещё и кое-что с рукописного на машинке набить? Настя, конечно. Хотя бы как наименее из всех сейчас занятая. И потому хотя бы, что и сама всегда рада помогать где только и чем только возможно.
