Минбарец не вправе лгать, однако вправе не говорить чего-то, если говорить это нецелесообразно. И следует считать, что её молчание на удивление коллег, что напарниками поставили двух новичков, именно таковым и было. Но было всё равно как-то нехорошо. Потому что объективно это было нелогично, неправильно — и потому, что, думая сейчас об этом, она допускает осуждение старших, а это хуже нет. Дайенн откинулась на остывшую подушку, вперив не желающие смеживаться сном глаза в тёмный потолок. А что она может сделать, кроме как — смириться, и, пренебрегая всем, что её сейчас терзает, делать, что должно? Могла ли она отказаться?

Неделю назад.

Старейшина Соук вполне соответствовал тем представлениям, которые сложились у Дайенн из описаний старших — хотя лица его она так и не видела, ни в 15 лет, когда впервые встретила его на церемонии выбора касты, ни сейчас, будучи молодой выпускницей Эльмильской Школы врачевания, поднять взгляд на главу клана, наставника её школьных учителей, ученика великого Кела, ещё долго будет для неё немыслимо. Но и твёрдого, властного голоса, и падающей на неё огромной тени с агрессивными рогатыми очертаниями головы, и самого веянья силы и власти от всей его фигуры хватало вполне. Дайенн сидела ни жива ни мёртва, не смея дышать и спрашивая себя, чем она могла удостоиться такой чести. Насколько она слышала, больше никого из её ровесников из клана старейшина не приглашал для личной беседы. И можно бы было предположить, что это как-то связано с тем, что она дилгарка, но ведь Мирьен не приглашали тоже. Старейшина Соук сдержанно похвалил её успехи в обучении и перешёл сразу к делу:

— Я слышал, Дайенн, что ты хотела бы пойти работать в галактическую полицию.

Она изо всех сил постаралась, чтобы её голос звучал ровно — словно она уже смирилась и успокоилась, и вовсе не восстаёт всё в душе против этого, она всё-таки была уверена, глупого предубеждения.

— Я действительно думала об этом, алит Соук, но мои родители против этого, так что, по всей видимости, я останусь на стажировку в госпитале Йедора, а потом…

— Но ты всё же хотела бы пойти в полицию, так? В моём вопросе нет подвоха, Дайенн, я не собираюсь ловить тебя на осуждении родительской воли, тем более что сам я этой воли не оправдываю.

Она вздрогнула и едва машинально не посмотрела на старейшину — убедиться, что это действительно он сидит перед нею.

— Твои родители, как и многие другие родственники, полагают, что полиция — не лучший путь для тебя. Что те результаты, то прилежание, которое ты показывала в учёбе, заслуживают достойной реализации именно на традиционном для Лунных Щитов поприще медика. Мне же так не кажется. Не стоит забывать, что Лунные Щиты — часть воинской касты. Я, как никто, знаю о том, каковы члены нашего клана в бою.

Дайенн кивнула — алит Соук был участником войны с Землёй, похода против Теней, битв с дракхами. Он был, разумеется, во всех случаях в медицинском штате кораблей, но войну он всё равно видел лицом к лицу, так, как детям мирного времени не представить.

— Путь полицейского вполне почётен для воина, хотя, конечно, пока непривычен для нашего народа. Но в мирное время для воина вообще не так много достойного, соответствующего его сути применения.

Она и сама думала об этом, когда выбирала касту. Нет, сомнений у неё не было ни малейших, другого пути для себя, кроме воинского, она не видела, хотя объективно понимала, что длительный мирный период приводил существование воинской касты к стагнации и угасанию, в том числе до того, что — никто не говорил этого прямо, но в некоторых оговорках звучало — больше молодых людей стали выбирать другие касты именно потому, что не видели для себя перспектив в традиционных для воинов сферах. О вымирании говорить не приходилось, разумеется, даже близко, но печальная тенденция чувствовалась. Но при том — а может, и ввиду этого всего в том числе — она не хотела идти тем же путём, что родители. Врачи нужны будут всегда, верно. Но медицинскую стезю всё чаще выбирают не только представители Лунных Щитов. С нею вместе на стажировку в Йедорском госпитале планировали записаться некоторые Звёздные Всадники и даже один Клинок Ветра.

— И свою реализацию как врач ты там тоже можешь найти. При каждом полицейском отделении есть медотсек. Но я полагаю, это не совсем то, чего бы ты хотела, тебе больше интересна оперативная работа… И я нахожу это и достойным, и разумным. Ты можешь принести на этом поприще огромную пользу клану и всей касте. Я могу поговорить с твоими родителями, как ты понимаешь, моё мнение выше их мнения…

Дайенн затаила дыхание. Что бы она ни предполагала ожидать от этого разговора — точно не этого.

— Я сделаю всё, на что способна, алит Соук.

Огромная, словно из камня высеченная рука старейшины придвинула ей планшет с вставленным в разъём информкристаллом.

— Твоим напарником будет Вадим Алварес. Ты слышала о нём?

Она отрицательно мотнула головой и вгляделась в скупые строки досье.

— Он делегируется от Корианны? Но он же… землянин?

Тяжёлые пальцы Соука забарабанили по столешнице.

— Он гражданин Корианны. Советской Корианны, как поправляют все без исключения корианцы, и он, несомненно, тоже. Но гражданство Минбара за ним и его матерью сохраняется — первые десять лет его жизни они прожили здесь, этого не отменишь, а лишение гражданства по нашим законам, как ты знаешь, предусмотрено за достаточно значимые преступления против минбарского народа. Он — искусственно созданный гибрид. Его мать — центаврианка, а отец — рейнджер-землянин, погибший в конце центаврианской кампании. Лаиса получила разрешение на этот генетический эксперимент, это не составляло большой сложности — в сущности, подобные дела представителей других рас и не должны нас волновать. Даже ввиду того, что этому ребёнку предстояло стать частью нашего общества — за последние 30 лет минбарское гражданство получило немало иномирцев. Мастера не видят в этом проблемы…

Дайенн почувствовала себя несколько неуютно — всё-таки прозвучавшее могло относиться и к ней. Программа усыновления обнаруженных в покинутой тайной лаборатории на Аббе дилгарских детей была одним из самых дискуссионных вопросов того одиннадцатилетия, и он едва не расколол общество. В конце концов та точка зрения, что уступать потенциально опасное наследство другим мирам может оказаться стратегически не лучшим решением, возобладала. Часть касты воинов также считала, что уступать его полностью другим кастам — ошибка, но они были в меньшинстве в сравнении с теми, кто хотел бы вообще откреститься от этого сомнительного подарка. Таких, как родители — воинов, решившихся принять в свою семью дилгарят — было очень немного.

— В 2290 году Алваресы достаточно скоропостижно и не афишируя своего решения переселились на Корианну. Нет сомнений, что этот шаг был рассмотрен и одобрен самыми высокими инстанциями, а вот о причинах — однозначного ответа нет.

Девушка замерла снова. Поворот, который принимала беседа, был всё менее ей понятен. Но ни смущение от обсуждения достаточно личных моментов чужой жизни, ни удивление от того, что при ней упоминают о «самых высоких инстанциях», не должно иметь значения — старейшина знает, что он делает, а её задача — слушать и оправдать оказанную честь.

— Первый факт, — продолжал Соук, — Вадиму Алваресу от отца досталась уникальная особенность — его невозможно телепатически просканировать. Речь не о блоке — да и десятилетний ребёнок не смог бы создать настолько сильный блок, чтоб он оказался не по зубам сильнейшим телепатам в Тузаноре. Фриди не были едины в описании этого явления по ощущениям, но сходились на одном — никакое ментальное взаимодействие с этим ребёнком невозможно. О его отце, Рикардо Алваресе, говорили то же самое…

Дайенн только теперь заметила в графе «пси-способности» в досье Вадима Алвареса значок «не определено». Действительно, его нельзя маркировать как нормала — из нормалов немногие способны противодействовать сканированию, и уж точно не в детстве, и не тогда, когда их сканируют фриди — сильнейшие телепаты этого мира. Но как такое возможно?