– Я сам к нему прекрасно отношусь, и вы это знаете. Не хуже, чем к другим. Но хотелось бы, чтоб он был повеселее. Какое удовольствие от охоты, если так расстраиваться по всякому поводу!

– Все меняется. На следующей стоянке он прикончит куду и будет вне себя от счастья.

– Я просто несносный придира.

– Не без этого, – сказал Старик. – А не выпить ли нам?

– Прекрасная мысль, – согласился я.

Вышел Карл, теперь он был спокойный, дружелюбный и, как всегда, деликатный.

– Скорей бы добраться до нового места, – сказал он.

– Скорей бы, – поддержал я.

– Мистер Филип, расскажите мне о тех местах, – попросил он Старика.

– Я там не охотился, – сказал Старик. – Но, по слухам, охота там славная. Говорят, что антилопы пасутся на открытых местах. Один старый голландец уверял меня, что там встречаются замечательные экземпляры.

– Надеюсь, у вашего куду будут рога в шестьдесят дюймов, – сказал мне Карл.

– Этот вам достанется.

– Нет, – протестовал Карл. – Не смейтесь надо мной. Я буду рад любому.

– Думаю, вы добудете нечто выдающееся, – сказал Старик.

– Все бы вам смеяться, – повторил Карл. – Мне и так все время везло. Меня устроит любой куду, неважно какой.

Добрый по натуре, Карл видел тебя насквозь, но понимал и прощал.

– Славный вы, Карл, – сказал я, разомлев от виски и впав в сентиментальное настроение.

– А здорово мы проводим здесь время, правда? – воодушевился Карл. – А где наша славная Мама?

– Я здесь, – раздался голос моей жены из темноты. – Сижу как мышка. Я человек тихий.

– С этим не поспоришь, – согласился Старик. – Однако умеете, когда нужно, быстро поставить на место супруга.

– За это женщин и ценят, – сказала ему Мама. – Я жду от вас еще комплиментов, мистер Джексон.

– А еще вы смелая, как маленький терьер. – К этому времени мы со Стариком крепко накачались.

– Как мило! – Мама сидела, откинувшись в кресле и обхватив руками колени. Она сидела в своей стеганой голубой пижаме, и я видел, как блики от костра играют на ее черных волосах. – Мне нравится, когда вы начинаете сравнивать меня с маленьким терьером. Значит, скоро начнутся разговоры о войне. Кстати, джентльмены, кто-нибудь из вас участвовал в войне?

– Я не участвовал, – откликнулся Старик. – А вот ваш муж участвовал, этот отчаянный смельчак, который прекрасно бьет птиц влет и следопыт что надо.

– Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, – сказал я.

– Давайте ужинать, – предложила Мама. – Я умираю с голоду.

Чуть забрезжил свет, мы уже ехали в машине, миновали деревню и густой кустарник и очутились на краю равнины, затянутой предрассветной дымкой; далеко впереди паслась антилопа канна, при раннем утреннем свете она казалась огромной и серой. Мы остановили машину у кустарника, вышли, устроились на земле и увидели в бинокль целое стадо конгони, рассеянных между нами и антилопой канна. С ними был и единственный сернобык, похожий на раскормленного, с темно-сливовой шерстью масайского ослика – только с великолепными, длинными и черными, откинутыми назад рогами, которые поражали воображение всякий раз, как он поднимал голову над травой.

– Хотите заняться им? – спросил я Карла.

– Нет. Лучше вы.

Мне было известно, что он не любит подкрадываться к жертве и стрелять у всех на глазах, и потому я сказал: «Ладно. Так и быть». Стрелять меня гнал эгоизм, которого лишен Карл. Кроме того, мы остро нуждались в мясе.

Я двинулся по дороге, не глядя в сторону зверей и стараясь выглядеть незаинтересованным, повесил винтовку на левое плечо, чтобы антилопы ее не видели. Казалось, они не обращают на меня внимания, но постепенно отходили пастись подальше. Однако я знал, что, стоит мне сделать шаг в их сторону, они тут же сорвутся с места и бросятся бежать, поэтому когда уголком глаза я заметил, что сернобык опустил голову и щиплет траву, то решил, что момент наступил. Я сел на землю, пропустил руку через ремень, и, когда самец, что-то почувствовав, рванул в сторону, я прицелился ему в загривок и выстрелил. Обычно охотник не слышит удара пули, но в этот раз я его услышал, и тут сернобык бросился бежать по равнине вправо, а сама равнина, озаренная солнцем, заходила ходуном от мечущихся животных: длинноногие, смешные конгони, похожие на игрушечных лошадок, подпрыгивали на бегу, антилопа канна мчалась раскачиваясь, а рядом бежал второй сернобык, которого я раньше не заметил. Но вся эта всколыхнувшаяся жизнь и паника были для меня лишь фоном для моего сернобыка, бежавшего боком, высоко задрав рога. Я встал, чтобы выстрелить по нему на бегу, навел ружье, в прорези прицела сернобык казался совсем маленьким, прицелился в шею, подался вперед и выстрелил, и тогда он упал, дрыгая ногами, раньше, чем я услышал треск пули, раздробившей кость. Еще один, более точный выстрел попал в заднюю ногу.

Я побежал, но потом осторожно перешел на шаг, чтобы не быть сбитым, если сернобык вдруг вскочит, но тот был недвижим. Он рухнул так внезапно, а пуля издала такой треск, что меня охватил страх, как бы я не раздробил ему рога, но при ближайшем осмотре выяснилось, что первый выстрел, угодивший в спину, был смертельным, а когда я перебил ему ногу, он упал. Подошли остальные, и Чаро воткнул в сернобыка нож, чтобы мясо можно было есть по закону.

– Куда вы целились во второй раз? – спросил Карл.

– Никуда. Взял чуть выше и вперед.

– Красивый выстрел, – сказал Дэн.

– Вечером он будет рассказывать, что прострелил ногу нарочно и что это один из его любимых приемов, – вмешался Старик. – Вы никогда не слышали, как он об этом говорит?

Пока М’Кола свежевал голову сернобыка, а Чаро разделывал мясо, подошел длинный, худой масай с копьем, поздоровался и постоял на одной ноге, глядя на работу. Потом он произнес довольно пространную фразу, и я позвал Старика. Масай повторил ее Старику.

– Он хочет знать, будете ли вы еще охотиться? – ответил Старик. – Ему нужны шкуры, но не шкура сернобыка. По его словам, она почти ничего не стоит. Он спрашивает, не хотите ли вы убить парочку конгони или антилопу канни. Их шкуры ему больше нравятся.

– Скажите, что только на обратном пути.

Старик торжественно перевел мои слова. Масай пожал мне руку.

– Передайте ему, что он может всегда найти меня в нью-йоркском баре «У Гарри», – сказал я.

Масай сказал что-то еще и почесал одной ногой другую.

– Он спрашивает, почему вы стреляли два раза? – сказал Старик.

– Скажите ему, что по утрам в нашем племени принято стрелять дважды. Днем мы убиваем за один выстрел. А вечером сами полумертвые. И скажите, что он всегда может найти меня в Нью-Стэнли или у Торра.

– Он спрашивает, что вы делаете с рогами?

– Скажите, что по обычаям нашего племени мы дарим рога самым богатым друзьям. Это очень волнующее событие, и иногда за членами нашего клана гоняются люди с незаряженными пистолетами. Скажите, что он может найти меня в моей книге.

Старик что-то сказал масаю, мы снова пожали руки и расстались довольные друг другом. В дымке над равниной мы разглядели других масаев, с коричневыми шкурами на плечах они шли на полусогнутых ногах, и их копья сверкали на солнце.

Но вот мы едем в машине. Голова сернобыка завернута в мешковину, мясо, очищенное от крови и пыли, подвешено на рейке, равнину мы проехали и теперь снова катим по дороге с красноватым песком, к которой подступает кустарник, после нескольких холмов въезжаем в деревушку Кибайя, где есть беленькая гостиница, магазин и много обработанных участков. Здесь Дэн как-то, сидя на копне сена, ждал, не забредет ли куду полакомиться побегами маиса, но вместо куду явился лев и чуть его не загрыз. С тех пор эта деревушка нам особенно запомнилась, и, так как было еще прохладно и солнце еще не высушило росу, я предложил распить по бутылке немецкого пива с горлышком в серебряной фольге и желто-черной этикеткой с изображением всадника в доспехах. Так и место лучше запомнится, и ценить его будем больше. Возражений, естественно, не последовало. Узнав, что впереди приличная дорога, мы оставили для шоферов грузовиков сообщение – следовать за нами на восток, и, покинув примечательную деревушку, направились к побережью, в страну куду.