Кузнец не торопил меня, но молчала я не потому, что не знала, какой дать ответ. Все же пирожки тут слишком хороши, чтобы так быстро с ними расставаться.

– По рукам. Я остаюсь.

Я бросила прощальный взгляд на Серую Чащу, по-прежнему хранящую угрюмое молчание, и пошла обратно в Приречье.

Судя по избушке почившей знахарки, к обществу всяческой нечисти приреченцам и впрямь было не привыкать.

Я недоуменно осмотрела вросшее в землю кособокое недоразумение, особое внимание уделив веселенькой зеленой крыше. Зеленая она была не от краски, а из-за обильно произрастающего мха, сделавшего дом похожим на пушистого травяного котенка. Мой красноречивый взгляд остановился на Артемии с Буром, хмуро застывших рядом. На фоне чистеньких, ухоженных, словно пряничных избушек обиталище знахарки скорее напоминало логово настоящей ведьмы.

– Не надо на меня так смотреть, – защищаясь, поднял лопатообразные ладони Бур. – Я говорил, что баба была странная. Сколько раз мы ей предлагали новый дом справить, только шипела и плевалась, даже на порог не пускала. Ее с превеликим трудом Василий уговорил печку переложить, а то так и жила бы в дыму и копоти. Но снести эту страхолюдную хибару так и не позволила.

Артемий согласно кивнул:

– Сколько себя помню, знахарка всегда тут жила. Родители мои ее знавали, и родители родителей. Это ж сколько ей лет было, а, Бур?

Кузнец задумался, потом растерянно пожал плечами. Но мне, по правде, было неинтересно, сколько прожила на свете достопочтенная карга. Я уже протирала рукавом окна, заглядывая внутрь. Как ни странно, несмотря на обветшалый вид, от зеленого домика веяло теплом узнавания и принятия. Будто мы были знакомы давным-давно.

– Ты осмотрись, подумай, что надо будет обновить, а мы уж поможем, – Артемий догнал меня и сунул в руку ключ. Я кивнула и сжала пальцы на кусочке холодного металла. Но чем дальше, тем сильнее крепла во мне уверенность, что я стану достойной наследницей сумасшедшей знахарки. Менять или трогать что-либо в кособоком домишке мне совершенно не хотелось. Он был цельным и правильным, а облик – лишь красивая картинка, которая не согреет и не укроет от непогоды.

Дверь тихонько скрипнула, впуская меня внутрь. Взвилась пыль, потревоженная осторожными шагами. Я остановилась, давая глазам привыкнуть к полумраку.

Комнатка была маленькой, но ощущение уюта от этого только усилилось. Под потолком ровными рядами висели связки сушеных трав, пахнущих летом – полынь и зверобой, ромашка и мята, плакун-трава, марьин корень… В углу притулилась маленькая печка, сверкающая белизной – видимо, дело рук того самого Василия. На печи красовался медный чайник, из носика которого торчала затычка в виде совиной головы. В противоположном от печи углу стоял стеллаж, рассохшийся и кривоватый, забитый доверху различными банками, склянками, мешочками и шкатулочками. Под окнами вытянулся стол, захламленный так, что поверхности не было видно. Я подошла поближе. Сердоликовые руны валялись вперемежку с костями, обрывками трав и какими-то тряпками. В пузатой кружке свил паутину жирный черный паук, которого я без зазрения совести вытряхнула на пол. Кружка была тяжелая. С одной стороны на ней был изображен еловый лес и отличные мухоморы, с другой – ночной мотылек, тщательно выписанный вплоть до мохнатых усиков.

Кружка мне тоже понравилась.

Возле стола нашелся старый, тяжелый даже на вид сундук, окованный листами железа. И замка на нем не наблюдалось. Я с натугой откинула протестующе заскрипевшую крышку и заглянула внутрь. Там лежали книги: десятки томиков в потрепанных обложках, какие-то пожелтевшие свитки, отдельные листы… Я невольно чихнула из-за облака взлетевшей пыли. Что ж, предстоит много работы. Нужно все перебрать, отмыть и расставить по местам. Главное, не сдаться и довести дело до конца, а то такое обилие сокровищ грозило увлечь куда надежнее тряпки и веника.

Продолжив осмотр, я обнаружила, что в доме есть еще одна комната. Это явно была спальня знахарки. Она была пуста, только зеркало в полный рост висело на стене. Деревянную раму заплетал живой мох, а в качестве украшения был прицеплен чей-то некрупный рогатый череп. Я покрутилась возле зеркала, тихо радуясь такой роскоши, убедилась, что по-прежнему выгляжу кошмарно и подумала, что надо будет договориться о новой кровати и том, что обычно на нее кладут помимо сонного тела.

Пройдя дом насквозь, я нашла еще одну дверь. Она была закрыта на несколько крючков. Распахнув ее, я не сдержала радостного вопля: на задворках нашелся маленький, но ухоженный огород, в котором, пусть и пожухлые к осени, торчали листья разных лекарственных трав. Если я соберу семена, то по весне смогу их высадить. Не придется бродить по ярмаркам и тратить потом и кровью заработанные монетки на закупку, попутно ругаясь с хамоватыми торговцами.

Потирая руки, я вернулась в дом и задумалась, с чего начать уборку. Вдруг входная дверь стукнула, и, не дожидаясь моего разрешения, распахнулась, впуская незнакомого черноволосого парня, по-хозяйски прошагавшего прямо в комнату. Я открыто поморщилась, глядя на мокрые следы, которые он оставлял. Пусть одной уборкой тут не обойтись, но если этот незваный гость будет добавлять мне работы, мы точно не подружимся.

Чернявый остановился напротив меня, широко расставил ноги и засунул пальцы за богато украшенный пояс. Я посмотрела на него снизу вверх, вздернув бровь и зеркально отразив его жест, только руки уперла в бока.

– Так значит, ты наша новая знахарка? – начал он с ходу.

– Так значит, здороваться и имя свое называть тебя не учили? – в тон отозвалась я.

– Много чести, с ведьмой здороваться. А имя мое Анжей. Запомни его хорошенько.

– Я пустяками голову не забиваю.

Парень угрожающе шагнул вперед, оказавшись прямо передо мной, но я не отступила ни на полшага. Таким уступать нельзя даже в малом, иначе потом проблем не оберешься.

– Послушай-ка меня, девушка. Сколько бы ни пыжились Бур с Артемием, они лишь глупые старики. И дурость их привела в Приречье тебя. Может, они и не ожидают от такой пигалицы никаких каверз, но я-то знаю, что никакая ты не знахарка, а ведьма, и доверять тебе нельзя. Вот только от холодов и ведьмы защиты не имеют, а зима близко. Хочешь выжить – слушай меня. Делай, что велю. И будешь всегда в тепле, одета и под моим покровительством. А коли ума добро принять не хватит – вылетишь на тракт, не успеешь имя свое назвать.

– Ясмена, – я растянула губы в оскале.

– Что? – опешил Анжей.

– Меня зовут Ясмена. Видишь, успела и имя назвать, и еще кое-чего сказать. А ты, юноша, не грозись тем, чего воплотить не можешь. В этих стенах твоей власти нет.

Парень нервно оглянулся, едва-едва, но, видать, и того хватило, чтобы вспомнить, в чьем доме он вздумал бахвалиться. Хотела бы я познакомиться с почившей знахаркой. Репутацию она себе явно умела создавать. Но увы – на некоторых ее все же не хватало.

Черноволосый Анжей вдруг схватил меня за ворот рубахи и подтянул к себе. Я вцепилась в его руку, безнадежно ощущая твердые мышцы под пальцами и понимая, что силой мне с ним не равняться, ощерилась и зашипела. Он склонил лицо к моему, так близко, что я почти сумела рассмотреть цвет его глаз, и низко прорычал:

– Не грози мне, ведьма. Если хочешь здесь задержаться, умей выбирать друзей. Иначе твой болтливый язык мигом окажется отрезан. Может статься, вместе с головой…

Кажется, он хотел сказать еще что-то, но не успел. Его глаза округлились, как и рот, сделав весь облик парня похожим на куколку – болванчика, которых вырезают для самых маленьких детишек. Потом до тела дошла боль, и Анжей тонко взвизгнул, хватаясь за то место, где я его касалась. Кожа дымилась и вспухала пузырями на глазах, словно он сунул руку в пламя. Рана имела четкую форму маленькой ладони.

Незваный гость отшатнулся от меня и спиной врезался в дверь. Я дернулась к нему, но он выставил вперед здоровую руку, словно хотел отгородиться, и выскочил во двор. Я встала на крыльце, сжав кулаки и старательно чередуя вдохи и выдохи, чтобы не выпустить на волю испуганный плач девчонки, оказавшейся один на один с тем, кто ее сильнее. Не следует портить победу слезами.