– Не надо, – сказала она, торопливо вывернувшись из его объятий. – Я не люблю этого. Я хочу, чтобы отношения между мужчиной и женщиной были чистыми и высокими.

– Мы с тобой сидим на земле, а выше нас только звезды, – ответил он.

– Ну вот, ты шутишь. – Она уперлась руками в валежину и отодвинулась от Димки. – А для девушки главное быть чистой. Кроме этого у нее ничего нет.

– Не думал, что ты такая старомодная, – остывшим голосом сказал Димка, в котором вдруг начало подниматься раздражение. Он хотел только поцеловать ее, ничего иного у него и в мыслях не было. – Сейчас жизнь совсем другая.

– Как по телевизору? – она подняла на него настороженные глаза.

– В том числе и по телевизору.

– Я, Дима, считаю, что лучше быть старомодной, чем такой, каких показывают по телевизору.

– Почему?

– Насмотрелась грязи, на всю жизнь хватит. Поэтому и телевизор не включаю.

Димке вспомнился Новосибирск, городская гостиница, где ему летом пришлось пережидать несколько дней перед отлетом на трассу. Лететь надо было специальным рейсом, но его почему-то все время откладывали. Измучившись от безделья, Димка не знал, куда себя деть. Вечером пошел в ресторан. Свободных столов не оказалось, но за одним, где сидели две девушки, было два незанятых места. Он подсел к ним и в ожидании официанта стал разглядывать соседок по столу. Одна была маленькой, черноволосой, с желтыми глазами, обведенными голубой тушью. Она держала в тонких пальцах длинную сигарету, конец которой был выпачкан губной помадой.

Ее подруга являла собой полную противоположность. Стройная блондинка с высокой прической, большими голубыми глазами, обрамленными длинными черными, загнутыми кверху ресницами. На столе стоял графинчик с вином и две тарелочки с сыром. Димка решил, что не выпить в этой ситуации просто неудобно. Он заказал коньяк, отбивную и чашку кофе. После трех рюмок коньяка весь мир показался ему прекрасным, а девушки просто замечательными.

– Завтра утром я лечу на Север, – сказал он, переводя глаза с брюнетки на блондинку. – Вы никогда не были там?

– Нет, – сказала брюнетка, выпуская на Димку струю сигаретного дыма. – Там холодно, а летом много комаров.

Димка помахал рукой, отгоняя дым, и спросил:

– А почему вы пьете вино? Давайте лучше выпьем коньяку.

– Вы нам его не предлагали, – сказала блондинка, повернувшись к нему.

– Прошу прощения за бестактность. – Димка взял бутылку и налил коньяк в их рюмки.

Потом он заказал еще одну бутылку. А когда ее выпили, предложил блондинке посмотреть комнату, в которой он остановился. Она согласилась. Они взяли у официантки бутылку шампанского и поднялись наверх. Брюнетка осталась в ресторане.

Блондинку звали Нина. Шампанское пришлось с ней пить из граненых стаканов, другой посуды в гостиничном номере не оказалось. Но это не мешало им говорить о пустяках и, смеясь, все время смотреть в глаза друг друга. Взглядом иногда можно сказать гораздо больше, чем словами. Он мысленно задавал вопрос, глядя на нее, она отвечала. И никаких слов для этого не требовалось. Когда было допито шампанское, они молча улеглись на кровать. Но Нина тут же встала, открыла окно и, глядя на улицу, стала вытаскивать заколки из своей прически. Димка, лежа на постели, все это время смотрел на нее и слушал, как гудят машины, проезжая под окнами гостиницы.

Проснулся он оттого, что стало холодно и онемела рука, на которой лежала Нина. Он осторожно, стараясь не будить подругу, вытащил руку, встал и на цыпочках прошел к столу. Посмотрел на часы: было шесть утра. Через два часа должен улетать самолет на Север. Он подошел к Нине. Она спала, раскинув руки, одеяло сползло с ее груди, из-под рубашки торчали маленькие, аккуратные розовые соски. Нина была красивой. Димка нагнулся и поцеловал ее в сосок. Она открыла глаза и сразу же натянула на себя одеяло.

– Мне пора идти, – сказал он. – Иначе опоздаю на самолет.

– Я сейчас встану. Только ты выйди из комнаты.

Димка немного удивился тому, что вчера она ничего не стеснялась, а сегодня ее охватило смущение. Он оделся и вышел. Дежурная по этажу сидела за столом и, не поднимая головы на постояльцев, внимательно изучала толстую амбарную книгу. Когда Димка вернулся в комнату, Нина стояла у зеркала и поправляла пальцами прическу. На улице они простились. Он знал, что больше они никогда не встретятся, поэтому не спросил ни адреса, ни фамилии. Лишь притянул к себе за плечо, поцеловал в щеку и сказал: «Спасибо за все. Ты была прекрасна»…

Нина была опытной женщиной, по всей видимости, немало повидавшей на своем веку. По сравнению с ней Зина выглядела девочкой-подростком, обидеть которую не позволяла совесть. Да Димке и не хотелось ее обижать, у него было совсем другое настроение. Он получал удовольствие от того, что она была рядом.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь о чистоте? – спросил Димка и снова взял ее за руку.

– Чисто – это любовь, – сказала Зина. – А все остальное не имеет к ней никакого отношения.

– Для мужчины и женщины все важно, – ответил Димка, стараясь быть серьезным. – Любовь – это не только поцелуи.

– Вот и целуйся с кем-нибудь другим, – сказала Зина и встала.

Димка тоже встал, прижал ее к груди и сказал:

– Ты славная, Зина. Ты мне очень нравишься.

И снова услышал, как застучало ее сердце.

Через неделю на трассу прибыли еще два бульдозериста. Одного из них, Геннадия Петровича Панова, поселили в вагончик к Димке. Был он пожилой, почти совсем седой, и Димка удивлялся, как это он до сих пор работает на бульдозере. В тайге, в отрыве от семьи и цивилизации, в большинстве своем остаются только молодые.

– А ты не смотри, что я такой старый, – сказал Панов, когда Димка спросил, сколько ему лет. – Я на всех трассах побывал. Еще нефтепровод Самотлор – Альметьевск строил.

Был он степенный, говорил не торопясь, а если начинал что-то делать, то заранее прикидывал, как обойтись без излишней затраты сил.

– В нашем деле семь раз отмерь, один раз отрежь, – постоянно повторял он. – Головотяпов у нас хватает. Один раз мне выдали отметку, я расчистил трассу, а потом оказалось, что она на полкилометра в сторону ушла.

Паше Коровину Панов не понравился сразу.

– Еще один появился, – сказал он. – Теперь каждый вечер воспитывать будет.

К старости человек укореняется в своих привычках и изменить им бывает выше его сил. Геннадий Петрович вставал, как по будильнику, ровно в шесть, натягивал штаны, надевал домашние тапочки, которые специально привез с собой, и в одной майке выходил в тамбур. Растапливал печку, грел воду и садился бриться. Побрившись, умывался тоже теплой водой, потом надевал рубаху и теплую жилетку. Так он и отправлялся завтракать.

Позавтракав, Панов заглядывал в окно к Зиночке. Та заворачивала ему в салфетку две котлеты и два куска хлеба, в поллитровую бутылку наливала компоту. Все это Геннадий Петрович брал с собой на обед. Сложив провизию в сумочку, шел будить ребят. Он осторожно дотрагивался до плеча Димки и говорил:

– Вставайте, орлы, время завтракать.

Димка открывал глаза, садился на кровать, раза два вытягивал руки вверх, изображая, будто поднимает тяжелые гири. Затем босой ногой начинал искать носки, оставленные с вечера у кровати.

Коровин вставал всегда с неохотой, свешивал босые ноги на пол и долго тер кулаками глаза. Лениво натягивая рубаху, он зевал и обычно говорил:

– Ну и сон же мне сегодня приснился…

– Будто ты едешь на собственной «Волге» по автотрассе Москва – Стамбул, – влезал в Пашин рассказ Димка, – а впереди ишак.

Димка всегда что-нибудь придумывал. Поэтому Коровин переставал зевать и, ожидая очередного подвоха, настороженно спрашивал:

– Ну и что?

– Ты жмешь на все железку, – как ни в чем не бывало продолжал Димка, – а ишака обогнать не можешь.

– Ну и что? – уже раздраженно спрашивал Коровин.

– А потом оказывается, что ишак везет твою «Волгу» на буксире.