– Что значит «пропал»?
– Аппаратура объективного контроля фиксирует, что он вполне функционален, то есть жив, но практически не двигается. А поскольку находится он за линией фронта, предположительно его пленили финны…
– «Супербоевик-функционал» – и взят в плен?!
– Они вовсе не «супер». Одна из их главных программных установок – ни в чем не отличаться от аборигенов, и в плане внешности, и в плане поведения.
– То есть они вовсе не железные?
– Конечно нет, хотя убить такого индивида действительно довольно сложно. Кремний и керамика вкупе с искусственными человеческими тканями. Но без вскрытия хирургическим путем черепной коробки и позвоночного отдела их от обычных людей отличить невозможно.
– Во как. Действительно попадос. А что с этой самой второй отметкой?
– То появляется, то исчезает, и наши специалисты все больше склоняются к техническому сбою. Но самое плохое – предположительно, при взятом в плен Кюнсте было кое-что из аппаратуры, которую категорически не стоило светить перед людьми середины XX века.
– То есть выходит некий замкнутый круг, я все верно понял? Они не смогут вернуться, пока не переправят товарища будущего академика за линию фронта и одновременно они не могут этого сделать, оставив одного из своих в руках противника? Так?
– Все верно.
– И, как можно предположить, ваше начальство, как всегда, не хочет выносить сор из избы, отправлять туда спасательную команду и вообще предпринимать каких-либо масштабных, дополнительных действий, традиционно боясь выйти из рамок технических возможностей и бюджета. То есть, если я все верно понимаю, вам приказано обойтись минимальными силами и средствами, а отправка в прошлое одного, пусть даже хорошо вооруженного и оснащенного, человека (а конкретно – меня, грешного), к тому же способного обходиться при переброске без каких-либо технических средств, в вашу смету, видимо, вписывается?
– Угадал.
– То есть, для начала мне нужно ухитриться вернуть из узилища этого вашего, некстати попавшего в плен, Кюнста-Компоса и его аппаратуру, а потом еще и посодействовать переправке будущего академика Игнатова через фронт? Два в одном? Не крутовато ли для меня одного?
– Мы думаем – справишься.
Ну да, они те еще оптимисты…
– Не простое заданьице, – сказал я на это. – Ох, непростое!
– А никто и не говорил, что будет легко, – последовал вполне ожидаемый ответ.
– Тогда обеспечьте меня всем, чем скажу, по списку. И точку входа-выхода тоже определяю я сам.
– Хорошо, – согласилась практически сразу и на все моя собеседница.
– Когда идти?
– А чем скорее, тем лучше.
Я молча посмотрел на нее и вдруг вспомнил, что в «Топ Гане» практически нет кадров, где героиня Келли МакГиллис сидит. Нет, то есть там есть моменты, где она сидит за рулем «Порше», за столом в кабаке или на рабочем месте, но это сплошь крупные планы. А лицезреть ее целиком в этом кино можно, в основном, когда она стоит, идет или, скажем, лежит. С чего мне это пришло в голову – да кто бы знал?! И именно поэтому я сразу же одернул сам себя – не о том думаешь, паря, ох не о том…
В общем, следующие сутки я провел в трудах, потратив массу времени на уточнения списка необходимых мне «приборов и материалов» (в основном, естественно, огнестрельных), которые Блондинкиной службе обеспечения следовало изыскать и предварительно забросить непосредственно в точку моего входа, а также выработку мало-мальски связной «легенды» моего появления на «фронте борьбы с шайкой финских белобандитов из Хельсинки» (времена были суровые и разных там особистов-контрразведчиков, вкупе со всеобщей подозрительностью, не стоило списывать со счетов), штудирование исторических справочников, различных карт, а заодно и доступных словарей финского языка.
А на закате спустя двое суток после своего разговора с Блондинкой я уже был в своем огороде на окраине Краснобельска. Место для операций, подобных моему обычному приходу-уходу, там было почти идеальное.
Как я уже успел понять (как-никак опыт!), главным в данном случае было отсутствие в пределах визуальной видимости лишних свидетелей. А что может подходить для этого лучше, чем полузаброшенные садово-огородные товарищества, даже не обозначенные на последних картах городских окрестностей? Десятилетиями эти некогда (а точнее – в конце 1960-х) розданные работникам местных нефтеперерабатывающих заводов для «самообеспечения семей витаминами» участки по шесть-десять соток медленно, но верно приходили в запустение, поскольку их первые, энергичные хозяева неизбежно болели, старели и постепенно умирали, а их дети и внуки уже плевать хотели на отцовские и дедовские огороды, поскольку вся эта морковь с укропом, яблоки и прочая малина-вишня-смородина категорически не вписывались в их систему «жизненных ценностей».
Так что безлюдье здесь было практически полное, да и замотивировать свое отсутствие в течение одного или двух дней в период активного сезонного созревания яблок, а также желтой и черной сливы перед родными было проще простого. Взяв с собой бутерброды, термос чая, а также рюкзак, обширную корзину и пару пластиковых ведер, я официально отбыл «для сбора урожая» с обещанием вернуться завтра с утра. Ну а ночевать у нас в огороде, пока на дворе еще относительно тепло, вполне себе допустимо.
Короче говоря, по прибытии я некоторое время осматривался и прислушивался. Справа и позади моего огорода привычно тянулось аж восемь превратившихся за крайнее десятилетие в некий неряшливый «яблонево-вишневый лес», брошенных садовых участков с уже почти невидимыми среди окружающего бурелома, покосившимися, а где-то уже и завалившимися набок домиками с полностью или частично отсутствующими окнами, дверями и крышами. Дополняла пейзаж вымахавшая под два метра одичавшая малина, местами переплетавшаяся с очаровательной мясистой крапивой. Посреди этого горького символа нынешней России (вот ведь вроде прожили три десятилетия в этой новой реальности, а в итоге-то, на выходе, ничего, окромя пустошей и бурьяна, как говорит один мой приятель – я еще не продался Госдепу США, но глядя вокруг, уже таки начинаю хотеть сообщить американцам номер своей кредитной карты) вполне можно было снимать хоть клип, хоть полноценный упаднический фильм в декорациях «Сталкера» или чего-то подобного. Но пока что на подобное не сыскалось толковых киноделов – они нынче обленились, предпочитают не выезжать «на натуру», а все больше по душным павильонам груши околачивают.
За кустами и сливовыми деревьями слева от меня были пьющие соседи-татары, а именно – странноватая, глуховатая (разговаривает исключительно криком, даже если собеседник стоит в метре от нее, а если с ней здороваются, неизменно пугается) и вороватая старуха Фаниса и ее крайне мутный сын Фанис (смешно, правда?), непонятно чем занятый по жизни, поскольку с ранней весны и до поздней осени его можно было встретить в огороде практически в любое время суток, последнее уже давно наталкивало меня на мысль о том, что этот малый банально бичует. Традиционно этих двоих вообще мало что волновало, даже когда они были в трезвой полосе. Вот и сегодня было решительно неясно – сидят они в своей ядовито-зеленой садовой будке (поддав, они обычно дрыхли) или за чем-нибудь отчалили в город с последним вечерним автобусом? Более подробный осмотр обнаружил на двери соседской будки амбарный замок – все-таки уехали.
Далеко справа от заброшенных «территорий» жило некое бесквартирное семейство с несколькими детьми (по нынешним временам для многих, особенно явившихся искать легкой жизни в городе прямиком из дальней деревни, это выход и даже довольно выгодное приобретение – здесь, считай, черта города, даже автобус ходит, а вот цена пары здешних садовых участков с домами и подводкой электричества несопоставима со стоимостью городской квартиры-однушки, да и прописку здесь вряд ли кто-то проверяет, нынешняя власть теми, кто живет на отшибе, как правило, не интересуется, поскольку брезгует) – но эту пришибленную публику тем более не интересовало то, что происходило в нескольких метрах за их заборами.
