– Не слышу извинений, – рявкает Егор, ногой отшвыривая стул со своего пути. С грохотом, похожим на выстрел из пушки, тот падает на пол, а я лепечу:

– Извини.

– Не слышу!

Я зажмуриваю глаза. Почти вижу, как его кулак летит мне в лицо. Почти чувствую, как он с хрустом врезается в переносицу, дробит тонкие косточки, превращает их в месиво и…

– Эй, на литру не опоздаете?

Кто-то ненавязчиво толкает меня плечом чуть в сторону. Я открываю глаза и вижу спину Андрея. Он стоит между мной и Егором: руки в карманах, но поза обманчиво расслаблена. Я-то чувствую, как он напряжен. Парни молча буравят друг друга глазами. Егор едва не скрипит от злости зубами:

– Не лезь.

Я жду, что Андрей в ответ скажет что-то шутливое или, напротив, угрожающее. Но он только протягивает руку и кладет ее Егору на плечо.

– Раньше ты таким не был.

Резким движением Егор сбрасывает руку Андрея с плеча и грохает кулаком по парте. Дышит он тяжело, со свистом. Молчанье кажется затишьем перед бурей. Устроит драку? Наорет? Или… Егор отталкивает парту с такой силой, что она ударяется о стену, и почти бегом покидает класс.

Мы остаемся втроем: я, Андрей и Оксана.

– Ты как, нормально?

Я нервно сглатываю и открываю рот, чтобы ответить, но вдруг понимаю, что Андрей говорит с Оксаной, не со мной. Она кивает и порывисто обнимает его за шею. Лицо у нее мокрое от слез. Кажется, она что-то еще говорит ему, но мне не слышно. Андрей кивает, затем опять. Порывшись в сумке, Оксана отдает ему какой-то пакет и, не обернувшись, выходит из класса.

Я опускаюсь на корточки, чтобы собрать упавшие на пол от удара учебники и тетради. А заодно немного прийти в себя.

– Кажется, это твое, – говорит Андрей, рассеянно бросая пакет на парту. – Пока.

Он задумчиво щиплет себя за губу и хмурится, а затем выходит вслед за Оксаной. Я выдыхаю. Сердце испуганно таранит ребра, руки немного дрожат, а в мыслях смятение. Что это значит? Что происходит?

Класс понемногу заполняют семиклассники, так что мне приходится взять себя в руки и кое-как подняться на ноги. Уже у дверей я спохватываюсь и возвращаюсь за пакетом. В нем оказывается шапка: чистая и выглаженная. Моя. Та самая, которую Егор недавно выбросил в ведро.

Знаете, как мы зовем учителя литературы? Тор. У него широкое лицо с густыми бровями, спутанная рыжая борода и руки, просто созданные для того, чтобы размахивать молотом. Только дружелюбная улыбка не вписывается в божественный портрет: с ней он похож на добродушного великана. Которого, правда, лучше все-таки не злить.

Когда я вхожу в кабинет литературы, Тор как раз пишет что-то на доске. На нем темно-зеленый пиджак с закатанными рукавами, а волосы собраны в маленький пучок на затылке. Хрусть! Мелок в огромных пальцах ломается, и Тор сердито шипит сквозь зубы:

– Вот же черт!

Я с трудом проглатываю смешок. Молот и правда подходит его пальцам лучше, чем хрупкий кусочек школьного мела. Тор испуганно оборачивается, и настороженное выражение на его лице сменяется широкой ухмылкой.

– Ты ничего не слышала. Этот мелок меня подставил.

– Могила, – серьезно отвечаю я, проводя пальцами по губам, словно застегиваю молнию.

Тор – единственный человек в школе, с которым мне легко. Он ровно такой учитель, о котором обычно мечтают: не кричит, не душит дурацкими тестами и, что даже важнее, разрешает иметь свое мнение. Он не считает меня чокнутой, или глупой, или странной. Впрочем, возможно, ему просто нет дела ни до чего, кроме книг. Но меня и такой вариант устраивает.

Я сажусь на свое место и с облегчением выдыхаю: парта передо мной пуста. Аллилуйя, ни Оксаны, ни Егора! Так что когда раздается звонок, я остаюсь единственным обитателем островка под названием «Галерка первого ряда».

– Всем доброго дня!

Громогласно здоровается Тор, отряхивая руки от мела. Класс отвечает ему чем-то вроде шумных оваций. Тора любят все.

– Вы, конечно, уже выдохлись к седьмому уроку, но… Без паники, Пушкин откроет у вас второе дыхание!

Мы улыбаемся, а Тор подходит к доске и подчеркивает размашисто написанную тему занятия.

– Итак, Пушкин! Признавайтесь, кто из вас считает его творчество скукой смертной? Давайте-давайте, только честно.

Несколько рук взмывают вверх и почти сразу смущенно ныряют обратно под парту. Поднятой остается только одна, и это Егор! Почему я не подумала о том, что он может пересесть за другую парту? И почему он не подумал о том, что на такие вопросы НИКОГДА нельзя отвечать по правде?

– Очень честно и очень глупо, Егор, – смеется Тор. – Значит, считаешь, что Пушкин – это скучно?

– Смертельно.

– И что же тебе в нем так не нравится?

– Понятия не имею, – пожимает плечами Егор. – Я учебник не открывал даже.

– Ага! – восклицает Тор, радостно хлопнув в ладоши. Звук получается таким громким, будто кто-то ударил в оркестровые тарелки. – Вот и фундаментальная ошибка всех современных школьников. Вы убеждены, что русская литература – это скучно, что она безнадежно устарела, а между тем ничего толком не читали. А если и читали, то не вчитывались. Но мы это исправим.

Быстро, неровным почерком он записывает на доске несколько слов и дат.

– Вот это запомните, чтобы сдать тест. А все остальное время мы уделим текстам, смыслам, идеям. И «Евгению Онегину». Знаю, вы прошли его еще в прошлом году, но без него никак.

– Мы должны были прочитать пьесу к уроку? – взволнованно спрашивает Арсений. Он сидит на первой парте первого ряда – типичное место обитания всех ботаников.

– Это не пьеса, а роман в стихах, – поправляет Тор. – И, строго говоря, вы должны были прочитать его к уроку, который был примерно триста шестьдесят пять дней назад. Но обновить текст в памяти, конечно, стоит. Ха, я прямо вижу это страстное предвкушение в ваших глазах!

Он подмигивает мне, а потом кивает Егору.

– Спасибо за честность, Егор. Я это ценю.

Слегка ошарашенный похвалой, Егор взъерошивает короткие волосы на затылке, а Тор начинает рассказывать историю создания «Евгения Онегина». Он прав, я его уже прочитала. Но у Тора всегда наготове интересные факты, которых почти никогда не бывает в учебниках. Вроде того, что «Евгения Онегина» писали семь лет, четыре месяца и семнадцать дней.

– …И это не случайно, что роман часто называют «энциклопедией русской жизни». Пока вы будете читать и перечитывать – а я надеюсь, вы все-таки это сделаете, – вы узнаете практически все о том, как жили люди XIX века. Как они одевались, что ели, о чем разговаривали, думали, сплетничали. В общем, скандалы, интриги, расследования! И больше, гораздо больше остальных сумеет узнать тот, кто заглянет между строк.

Класс слушает Тора как завороженный. Никто не отвлекается, не шуршит конфетными обертками и даже в телефонах сидит всего пара человек. Они мгновенно падают в моих глазах. Как можно не ценить, вероятно, единственного учителя, которому не все равно?

Тор, громоподобно откашлявшись, декламирует:

 – Есть место: влево от селенья,

Где жил питомец вдохновенья,

Там у ручья в тени густой

Поставлен памятник простой.

На случай, если вы не читали – осторожно, спойлер! Один из героев романа погибнет на дуэли, а эти строчки Пушкин написал о его могиле. Картинка выглядит идиллически, правда? Но на самом деле, она дает нам понять, что убитого юношу не смогли похоронить на кладбище. Дуэли были запрещены. Так что родственникам, вероятнее всего, пришлось выставить произошедшее как самоубийство. Спишите с доски фактуру, а потом давайте почитаем отрывки по ролям. Кто возьмет Татьяну?

Мы выныриваем из текста минут за пять до конца урока.

– Все-все, выдыхайте! Загонял я вас? – смеется Тор, сдергивая резинку и заново завязывая волосы в пучок. Спорим, девчонки в экстазе? И даже пятна мела на джинсах не портят картинку.