– То есть авторы хотят показать, на примере Португалии, что даже если рабочие захватят предприятия по всей стране, это все-таки не приведет к социализму? – подытожил Никитос.

– Вроде того, – подтвердил Альберт. – Вот они пишут дальше: «Движение так и не вышло за рамки рабочего контроля над производством, зарплатной шкалой, наймом и увольнением. Это было что-то вроде опыта завода «Лип», распространенного на целую, относительно бедную, капиталистическую страну. Этот опыт словно бы резюмировал в себе все тупиковые ошибки прошлого: популизм, ленинизм, сталинизм, самоуправление.

– Россию тоже к числу самых богатых стран не отнесешь, – заметил Данила.

– Это ладно, это пусть, может статься, они даже и правы, пусть так, – хлопнул Михась по колену Альберта. – Но что этот твой Жюль или Шарль предлагают взамен? Что делать-то надо?

Альберт листал французский памфлет до конца и какое-то время словно бы выискивал в тексте какие-то подсказки или предположения. Потом он вернулся в самое начало.

– Ничего, – честно признал он наконец. – Они, правда, говорят, что одной из причин провала коммунистического движения на сегодняшний день, через 154 года после издания «Манифеста», надо считать чересчур важную роль, которую мы придаем труду.

– Это как? Что-то я не вклеил, – удивился Михась.

– Ну вот здесь конкретно они цитируют «Немецкую идеологию» Маркса: «Дело теперь не в том, чтобы освободить труд, а в том, чтобы этот свободный труд уничтожить». Они говорят, что после мая 68-го наиболее актуальной стала критика самого труда.

– Почему именно после мая 68-го? – спросил Никитос.

– Потому что, по их мнению, в мае того года состоялась последняя в истории человечества попытка труда добиться власти над капиталом.

– А с тех пор что изменилось?

– С тех пор была предпринята реструктуризация капитала, которая якобы не оставила места рабочему капитализму а-ля «Лип», хотя и он никуда не вел.

– Очень негативное видение мира, – заметил Никитос.

– В самом деле, – согласился Альберт. – Хотелось бы мне напрямую поговорить с ними, понять, что они сами видят положительного в наличествующем потенциале современности. Ведь они постоянно ссылаются на возможность будущей «коммунизации», что бы ни значил этот термин.

– Вы обратили внимание, – спросил Данила, – что в их тексте не просматривается никаких мнений о том, что надо делать простым смертным, которые стремятся к коммунизму?

– Во-о-от, – удовлетворенно произнес Михась. – А если они только критикуют и ничего не предлагают взамен, на кой ляд нам вообще знать их мнение?

– Мне просто хочется добраться до сути вопроса, – признался Альберт. – Всегда хотелось.

Спустя пару месяцев после этого знаменательного разговора координационный совет «Автономной сети» известил Альберта, что он был выбран одним из делегатов на Социальный форум в Париже. Как ему объяснили, такие собрания стали новым этапом развития альтерглобалистского движения после уличного насилия и убийства Карло Джулиани в Генуе. Сначала при поддержке бразильской рабочей партии был организован Всемирный социальный форум в Порту-Аллегри. Затем разные активистские организации начали проводить континентальные форумы на регулярной основе. Они должны были стать площадкой для мирных переговоров между различными силами, организациями и группами, выступающими против неолиберальной глобализации. Если раньше такие силы собирались только для протестов против главных финансовых институтов глобального капитала и подчиняющихся им правительств развитых стран, то теперь им предлагалось в качестве альтернативы мирное общение друг с другом для выработки конструктивных начинаний. «Автономную сеть» интересовало запланированное выступление Тони Негри, главного идеолога автономистского марксизма. Складывалось впечатление, что в последнее время он начинает претендовать на роль одного из лидеров альтерглобализма, и Альберту предложили выслушать его, пообщаться с участниками семинара Негри и представить свою трезвую оценку перспектив подключения российской «Автономной сети» к этому движению.

Около часа ночи они высаживаются в Волоколамске и бредут по тихим улочкам привокзального района. Явочная квартира расположена в одном из серых кирпичных трехэтажных домов. Практически на пороге Альберт знакомится с харизматическим Айваром Кармановым, молодым, но уже опытным лидером евразийской секции IV Интернационала, и с Василием из Сибирской конфедерации труда. Именно Василий в свое время ставил коллективную подпись от лица СКТ под воззванием чеховской группы. Попутчики уже рассказывали Альберту, что по всей России намечается анархо-троцкистская конвергенция для леворадикальных сил.

Вечером Айвар, извинившись, что не может принять участия в кухонной беседе, работает на старинном «Ремингтоне» над редакцией протокола собрания под надзором бойкой анархистки с цветным ирокезом на голове, подсказывающей или исправляющей содержимое набираемого текста. Остальной народ спит или разошелся. Судя по всему, идеальный консенсус между непримиримыми сторонниками разных подходов к осуществлению исполнительных полномочий в будущем обществе достигнут не был и изначально планировавшаяся конвергенция урезается и перекраивается на глазах.

После ужина Альберт прямо в одежде растягивается на видавшем виды матраце, пытаясь уснуть под бубнящий голос Дианы-Димки и заговорщицкие перешептывания Леньки с разбуженным им Свинтусом, мирно храпевшим до этого в спальном мешке в противоположном углу. Потом Ленька идет в подъезд, несколько раз скрипит и хлопает входной дверью, когда Альберт наконец проваливается в столь необходимый ему сон.

Рано утром Ленька будит его, тряся за плечо:

– Пойдем, камрад, по чайку, тебе надо, перед тем как выдвинемся.

Он проходит за ним в неопрятную тесную кухню со следами вчерашнего застолья. Леня и в самом деле заварил пару чашек крепкого чая.

К ним присоединяется Димка, и вот уже в семь утра они садятся на электричку в Москву. За окнами проплывают меланхолические осенние виды окрестностей Волоколамского шоссе.

Не забудем ваш подвиг… Одноклассники в красных галстуках… И ведь где они все сейчас… Кто в Канаде, кто в Бельгии, кто в Австралии, а кто и на Бурундайском кладбище… Полный актовый зал… И, появляясь, исчезают вновь… А земля пребывает вовеки… Тот старичок, ветеран ВОВ, его пригласила директриса накануне Дня Победы… «Полк наш был сформирован в июле сорок первого в Алма-Ате… В сентябре уже бросили нас, Панфиловскую дивизию, в гущу боев, в самое пекло…» «Гони немца в мороз…» И возвращается ветер на круги своя… Огонь и черный дым до небес… До самого горизонта, куда ни глянь… Снежные поля, усеянные вражескими трупами в лунном свете… И снова в бой… Самое пекло… Целые армады танков… Тонны брони… Все прут и прут на Москву… «Велика наша Родина, а отступать некуда», запомните эти слова политрука… Знайте, дети, что тогда человек больше любил Родину, чем собственную жизнь… Пожертвовать собой ради вас и вашего будущего не казалось чем-то особенным… Скольких друзей и товарищей не досчитывались мы после каждой атаки врага… И снова в бой… В самое пекло… Когда перешли в рукопашную, били немца кулаками по холеной морде, пинками, прикладами… Стенка на стенку… А фрицы до мордобоя неохочими оказались, все побросали и наутек… Пятнадцать километров мы их гнали… Командование нас остановило: «Вы куда? Вернуться на артподготовку…» Потом те своим, видать, понарассказывали о нас… «Дикая дивизия» из Алма-Аты… Так и величали… Два станковых пулемета… Штабелями их на снег укладывали… Память людская… Видел я все дела, что делаются под солнцем… Снежные поля, усеянные до самого горизонта… Зловонные скелеты в полуистлевшем темном немецком обмундировании – танкисты… И снова в бой… В самое пекло… А чаек-то хорош…

В помещении подпольного горкома IV Интернационала – арендованной бывшей коммуналке в одной из старых многоэтажек на Варшавке – они получают у бухгалтера суточные на неделю вперед, а у завхоза казенные спальные мешки и пенки.