– Миледи, можно вопрос? – осторожно поинтересовался Роар, когда я с удовлетворенным вздохом растянулась на чьем-то плаще и честно собралась подремать.

Пришлось приоткрыть один глаз:

– Какой?

– Все баскхи похожи на вас? – блестя глазами, спросил волчонок.

Я почесала затылок, но все же была вынуждена признать:

– Полагаю, что так.

– И все могут, как вы, трансформироваться частично и в любое время дня и ночи?

– Угу. Хотя раньше и остальные коты так могли, – ради справедливости заметила я. – Но любовь к сексуальным экспериментам лишила их этой привилегии, поэтому сейчас частичная трансформация доступна очень немногим.

– Значит, легенды не врут… – задумчиво протянул из темноты Наран и тут же спохватился: – Простите мой интерес, миледи, но нам до сих пор не доводилось сталкиваться с баскхами. Вы совсем не похожи на оборотня. Да и пахнете совершенно обычно.

Я снова угукнула: комментировать очевидные вещи было лень.

– А что вы еще умеете? – подавшись вперед, жадно посмотрел на меня волчонок. – Правда, что вы крупнее остальных кошек?

– Правда.

– И сильнее тоже?

– Да как сказать… среди горных котов тоже иногда встречаются достойные экземпляры, – невольно улыбнулась я и снова прикрыла веки. – Но, к сожалению, сейчас нечасто встретишь кота, который может сравняться в холке хотя бы с волком. Отец Ниал, к слову, в эту категорию попадает.

– А вы? – настороженно уточнил Наран.

– Моя вторая ипостась еще крупнее.

– Намного?

– Желаешь проверить?

Оборотень откровенно задумался, но потом все же мотнул головой:

– Пожалуй, не сейчас.

– Ну и правильно, – сладко зевнула я. – Ночь – это время зверя. А мой, в отличие от ваших, все еще не приручен. И поскольку вы для него чужие, то не стоит проверять его выдержку.

Волки беспокойно переглянулись.

– В каком смысле не приручен? – озвучил их общий вопрос Наран. – Хотите сказать, вы его не контролируете?!

Я снова зевнула:

– Ну почему же? Контролирую. Если договоримся. А если нет, то рядом с ним лучше не появляться. Все, что выходит за рамки его понимания, неизбежно трактуется как враждебное.

Волки переглянулись снова. На этот раз – совсем тревожно, но я могла их понять. Когда рядом с тобой день и ночь находится неадекватный сородич, не способный справиться со своим зверем, дело дрянь. Утративший контроль оборотень опасен для себя и других. Поэтому у себя в лесах волки таких убивают, считая это актом милосердия.

Проблема в том, что у нас с ними разный подход к восприятию вторых ипостасей. Лохматые годами приучают своих зверей к покорности. Сперва ломают им хребты и потом всю жизнь на них ездят, позволяя лишь минимум того, на что они в действительности способны. А мой зверь, как бы ужасно это ни звучало, до сих пор свободен. Гуляет где хочет. Делает что вздумается. За это он бесконечно мне благодарен, чаще всего соглашается проявить послушание, всецело доверяет моему мнению и позволяет без ограничений использовать его силу нам обоим во благо.

Вот, собственно, и весь невеликий секрет. Но волкам, как мне кажется, этого не понять. Даже коты – разнузданные, свободолюбивые и плюющие на ограничения коты – не рискуют делать то, что позволяют себе баскхи. Их зверь, хоть и чувствует себя вольготнее, чем у других видов, все же ощущает на шее невидимую удавку. Каждый день. Каждую ночь. Как неприрученный, но увечный зверь, чьим мнением никто не интересуется.

Меня это всегда раздражало, но и вмешиваться, по большому счету, я не имела права. Каждый из нас сам выбрал свою дорогу. И сам должен был решить, какой длины поводок отмерить живущему внутри зверю. Ниал, к примеру, сделал свой поводок настолько длинным, насколько вообще смог, за что и получил некоторые привилегии. А остальные… что ж, Иллари им судья.

– Миледи, а вы не боитесь, что он возьмет верх? – после долгой паузы все же рискнул задать новый вопрос Роар.

Я, не открывая глаз, фыркнула:

– Не больше, чем тебя.

– Но ведь это опасно!

Я скривилась, однако на этот раз отвечать не стала.

Опасно держать зверя на поводке, наивно считая, что он никогда не сорвется.

Опасно ломать ему волю к жизни и потом ждать, что он сумеет оказать какую-то помощь.

Больные и увечные оборотни, не сознающие собственной ущербности, – вот настоящий бич нашего мира. Его самое больше горе и его же проклятие. Но я, к сожалению, ничего не могла изменить и уже давно не испытывала ни малейшего желания спорить. Хотя для тех, кто захотел бы попробовать жить иначе, была готова помочь всем, чем могла.

– Чужие, – вдруг встрепенулся почти затерявшийся в темноте Рокхет, когда я уже почти задремала, а волки надолго задумались.

– Что? – недоверчиво принюхался Роар, а Наран просто молча потянулся к оружию.

– Где-то недалеко чужие, – после напряженной паузы повторил вожак, расправляя плечи и поднимаясь на ноги. – Вставайте. Разбирайте оружие. Кажется, поспать этой ночью нам не дадут.

Рокхету я поверила сразу: у волков даже в человеческом обличье гораздо более чуткое обоняние, чем у нас. А вот насчет оружия это точно не ко мне, потому что такие, как я, кроме зубов и когтей, ничего при себе не носили. Зато лохматые, наоборот, привычно ощетинились сталью, достали из сумок кожаные доспехи и быстро облачились, к моему искреннему недоумению. Зачем, спрашивается, оборотню железки и броня, когда о нем уже природа позаботилась?

Впрочем, спорить я и сейчас не стала. Только отступила в сторонку. Пока волки были заняты собой, быстренько поменяла форму и ускользнула в темноту, чтобы лишний раз не искушать заскребшегося в нетерпении зверя.

«Тихо сиди, – велела я, тенью метнувшись за кусты и по-быстрому обежав поляну. – Когда понадобишься, позову. И будь добр, не забудь, что мы не одни».

Тлеющий в моем сознании посторонний комок, в котором пряталась звериная сущность, понятливо умолк. Сейчас в его свирепости и силе мы не нуждались – на охоте в первую очередь требовались рассудительность, осторожность и умение анализировать. А это, как ни крути, свойства человеческого разума, так что зверь не протестовал. Но на всякий случай приготовился ко всему.

Вскоре ветер донес до моего носа шесть посторонних запахов.

Увы. Именно шесть, и ни одним меньше. Похоже, свора того шелудивого пса все же решила поквитаться. Хотя, если честно, не знаю, на что они надеялись, если один волк без преувеличения стоил троих таких неумытых, а вместе со мной псам и вовсе ничего не светило. Разве что они приготовили для нас неприятный сюрприз?

Опустившись на брюхо, я прижалась к земле и дальше принялась подкрадываться медленно, осторожно, таясь, словно рядом с дичью на охоте, и не производя ни малейшего шума.

Псы, как и ожидалось, шли от дороги. Благо ветер дул как раз в ту сторону и они могли не опасаться, что будут обнаружены раньше времени.

Как я и подозревала, все они находились в человеческих ипостасях, но почему-то шли, практически не скрываясь. Хотя нет… шли по лесу всего пятеро, с арбалетами наперевес. Тогда как шестой… а где, кстати, шестой? Я же учуяла его запах, но пока не увидела за деревьями! Ах вот он, родимый. Топает чуть в стороне и тащит в руке какую-то железку.

Что ж, удачный выбор. Тяжелых кольчуг лохматые не носили, а против кожаной брони арбалетный болт что остро заточенная игла против тонкого шелка – прорвет и не заметит. Но сейчас мы на них не нападем. Просто потому, что мне по-прежнему непонятно, в чем подвох. Даже с наличием арбалетов силы были явно неравны, и псы не могли не сознавать этого очевидного факта. Однако они все-таки шли к нашему лагерю. Причем уверенно. Нагло. Напрямик. И мне очень хотелось знать, что за козырь у них припрятан в рукаве.

Позволив им пройти мимо, я не в первый и не в последний раз порадовалась, что не имею характерного для обычных оборотней запаха, и двинулась следом, внимательно присматриваясь и прислушиваясь. В преддверии грядущей бойни даже ветерок, казалось, тревожно утих. Листва на деревьях перестала шептаться. А на удивление ярко святящая луна пугливо спряталась за набежавшее облачко.