Однако итоговая относительная неудача русской армии имела и объективные причины.

Это были и естественно большие потери наступающих войск, приведшие к истощению последних ресурсов, и всеобщее падение морального духа армии, приведшее к её разложению из-за краха надежд на скорую победу.

Смена успехов первых манёвренных сражений в начале наступления на тупую и кровопролитную лобовую мясорубку в последующий период оказалась несоизмеримо дорогой платой за поманившую, было, победу.

Ко всему прочему, как не раз уже случалось на этой войне, все стратегические выгоды от самой успешной русской операции достались в основном союзникам России, а сама же она оказалась не в состоянии ни развить свой успех, ни хотя бы закрепить его.

Во многом, именно поэтому постепенно в российском обществе в 1916 году стал усиливаться пессимизм по поводу возможных перспектив в этой войне и компетенции военного и политического руководства страны.

Другого мнения был сам Верховный главнокомандующий.

В своей телеграмме на имя командующего Юго-Западным фронтом генерала А.А. Брусилова император Николай II-ой сообщал:

– «Приветствую Вас, Алексей Алексеевич, с поражением врага и благодарю Вас, командующих армиями и всех начальствующих лиц до младших офицеров включительно за умелое руководство нашими доблестными войсками и за достижение весьма крупного успеха. Передайте Моим горячо любимым войскам вверенного Вам фронта, что я слежу за их молодецкими действиями с чувством гордости и удовлетворения, ценю их порыв и выражаю им самую сердечную благодарность».

Но когда дело дошло до реального награждения, царь припомнил генералу его отказ выполнить директиву Ставки о наступлении, и не утвердил представление Георгиевской Думы при Ставке Верховного главнокомандующего о награждении А.А. Брусилова орденом Святого Георгия II-ой степени, ограничившись награждением лишь георгиевским оружием с бриллиантами.

И только один генерал-майор М.В. Ханжин за его роль в разработке операции был произведён в генерал-лейтенанты, а также награждён орденом Святого Георгия III-ей степени и Георгиевским оружием.

Тем временем новый учебный 1916–1917 год братья Кочет встретили вне обещанной им средней сельской школы следующего звена. Новую школу действительно открыли, но … в Мещовске, добираться до которого каждый день было невозможно. Поэтому с продолжением учёбы пришлось повременить.

Но с приходом осени и окончанием сельхоз работ, любознательный Петя, занялся самообразованием, читая всё подряд, что попадало под его детскую руку. Долгими зимними вечерами при тусклом свете лучины он читал, собранные по всей деревне Космыново и взятые у друзей из соседних деревень Глинное и Нестеровка книги, старые газеты и журналы, узнавая много нового и интересного, но постепенно портя себе зрение. Он с удовольствием делился узнанным с отцом, братом, мачехой, друзьями и соседями.

Из газет Петя узнал, что по сведениям Всероссийского союза городов и земств на 1 июня 1916 года общее количество беженцев в России насчитывало 2.757.735 человек. Около 47 процентов от общего их числа, или один миллион триста тысяч человек, были жители Беларуси. Причём 38 процентов составляли выходцы только из одной его Гродненской губернии.

Численность же беженцев в Калуге в августе приближалась уже к восьми тысячам человек.

– «Отец, из газет получается, что если бы мы остались в Калуге, то нас разместили бы или в частных квартирах, или в домах городского управления, или в учительской семинарии, или в высшем начальном училище! Вот! И я бы тогда смог учиться и дальше!» – однажды выбилось жалобное предположение от младшего Петра.

– «Ну, ничога, сынок, з тваёй далейшай вучобай я што-небудзь прыдумаю!» – успокоил Петра младшего Пётр старший.

А в Калужской губернии уже к январю того же года было размещено почти шестьдесят пять тысяч беженцев, из которых, включая Кочетов, более десяти тысяч оказались в одном из самых густонаселённых беженцами Мещовском уезде.

А тем временем жителям, оставшимся в своих домах и на своей земле на захваченной немцами территории Гродненской губернии, теперь пришлось познать все тяготы оккупации.

Несмотря на рекомендации и разъяснения представителей власти и военных о грозящей местному населению опасности нахождения в полосе оборонительных действий армии и агитацию на беженство со стороны православного духовенства, они не покинули родных мест.

Кто-то промедлил с отъездом, а кто-то остался дома сознательно, надеясь на лучшую жизнь, или что пронесёт и как-нибудь образуется.

Теперь оккупированная немцами Гродненская губерния стала называться «Цесарско-немецкая Гродненская губерния», а вся власть перешла в руки военных.

Губернатором назначили немецкого генерала пехоты фон Гелда, а в уездах были созданы цесарско-немецкие управления и назначены бургомистры городов и уездов.

На оккупированных Германией территориях вводился так называемый «Новый порядок».

Согласно ему все народы не немецкой национальности лишались всех имущественных и политических прав, а их движимая и недвижимая собственность передавалась безвозмездно немцам.

Таким образом, немцы пытались превратить наши земли в источник сырья и дешёвой рабочей силы.

А для подавления недовольства и поддержания порядка ими был введён жёсткий оккупационный режим, поддерживаемый местными комендантами с прикреплёнными к ним специальными воинскими подразделениями и полевой полицией для борьбы со шпионажем, саботажем и диверсиями.

За нарушение многочисленных приказов, регламентирующих гражданскую жизнь, оккупационная администрация подвергала местное население штрафам, тюремному заключению и даже смертной казни по решению военно-полевых судов.

А за владение оружием, взрывчаткой и боеприпасами сразу предусматривалась смертная казнь.

Людей обвиняли в шпионаже и диверсиях и сразу же расстреливали.

Применялось также физическое наказание работников, не выполнявших требования многочисленных указов, которые были напечатаны на немецком, русском, польском и еврейском языках и вывешены местной администрацией в людных местах.

Немецкими властями строго контролировалось перемещение местного населения, свободное передвижение которого разрешалось только в дневное время, так как ночью действовал комендантский час, причём пешком и в границах своего населенного пункта.

Для прочих перемещений требовалось специальное разрешение.

Для местных граждан были введены немецкие паспорта. В Беларуси они были сначала на немецком языке, а с декабря 1915 года – на немецком и белорусском языках.

Для населения было установлено множество налогов: личный налог, налоги на торговлю, промышленное производство, и на животных, в том числе на собак.

Был введён также целый ряд косвенных налогов, сбором которых занимались специальные военизированные команды.

В деревнях проводилась фактически реквизиция продуктов питания, животных и урожая, за которые крестьянам выдавалась чисто символическая, просто нищенская плата.

Бесплатно реквизировались все цветные металлы и изделия из них, хотя за это поначалу и полагалась денежная компенсация.

Население привлекалось к принудительному труду, в том числе на строительстве укреплений и хозяйственному, оплата которого также не соответствовала тяжести, трудности и объёму выполняемых работ.

Более того, этих людей содержали в нечеловеческих условиях и плохо кормили.

А поскольку германские оккупационные власти ликвидировали предприятия, в существовании которых они не были заинтересованы, то в городах появилась безработица.

С 1916 года местное население стали отправлять на работу в Германию.

И начался подлинный грабёж национальных ресурсов России.

Усиленно вывозилась, прежде всего, древесина. Лесные богатства Беларуси стали для немецких оккупантов хорошим источником дохода.

Леса Беловежской пущи ими оценивались примерно в 700–800 миллионов немецких марок.