3.21. Конфигурации простых знаков в пропозициональном знаке соответствует конфигурация объектов в положении вещей.
3.22. Имя замещает в предложении объект.
3.221. Объекты я могу только называть. Знаки замещают их. Я могу только говорить о них, но не высказывать их. Предложение может только сказать, как существует предмет, но не что он такое.
3.23. Требование возможности простого знака есть требование определенности смысла.
3.24. Предложение, говорящее о комплексе, находится во внутреннем отношении к предложению, говорящему о составной части этого комплекса.
Комплекс может быть дан только через свое описание, и это описание будет или правильным, или неправильным. Предложение, в котором речь идет о несуществующем комплексе, будет не бессмысленным, а просто ложным.
Тот факт, что элемент предложения обозначает комплекс, можно видеть из неопределенности в предложениях, в которые он входит. Мы знаем, что этим предложением еще не все определено (ведь обозначение общности содержит некоторый первообраз).
Объединение символов комплекса в один простой символ может быть выражено определением.
3.25. Имеется один и только один полный анализ предложения.
3.251. Предложение выражает то, что оно выражает, определенным, ясно указуемым способом: предложение членораздельно произносится.
3.26. Имя не разлагается далее никаким определением; оно-первичный знак.
3.261. Каждый определенный знак указывает на те знаки, посредством которых он был определен, а определения показывают путь.
Два знака, один - первичный, и другой - определенный через первичный, не могут обозначать одним и тем же способом. Имена не могут разлагаться на части определениями. (Как и любой знак, который сам по себе и независимо от других имеет значение).
3.262. То, что не может выражаться в знаке, выявляется при его применении. То, что скрывают знаки, показывает их применение.
ХАЙДЕГГЕР М. (1889-1976 гг.)
Наука и осмысление
В соответствии с распространенным представлением мы обозначаем область, в которой развертывается духовная и творческая деятельность человека, именем «культуры». К ней причисляется и наука, ее развитие и организация. Наука ставится тем самым в ряд ценностей, которыми человек дорожит, к которым он по разным побудительным причинам обращает свой интерес.
Однако, пока мы берем науку только в этом культурном смысле, мы так и не измерим всей глубины ее существа. То же относится к искусству. Еще и сегодня их охотно ставят рядом: искусство и науку. Искусство тоже можно представить себе как область культурного производства. Тогда мы опять же ничего не поймем в его существе. В свете этого последнего искусство есть святыня и кров, где действительность каждый раз внове дарит человеку свой прежде таившийся блеск, чтобы в его сиянии человек яснее видел и чище слышал то, что обращено к его существу.
Как и искусство, наука не есть просто культурное занятие человека. Наука - это способ, притом решающий, каким для нас предстает все, что есть.
Поэтому мы должны сказать: действительность, внутри которой движется и пытается держаться сегодняшний человек, все больше определяется тем, что называют западноевропейской наукой.
Задумываясь над этим процессом, мы обнаруживаем, что в западной части мира на протяжении веков ее истории наука развернула небывалое прежде на Земле могущество и идет к тому, чтобы, в конце концов, наложить свою власть на весь земной шар.
Но является ли наука лишь делом человеческих рук, просто взвинченным до небывалого размаха, так что можно было бы считать, что в один прекрасный день по воле людей, решением каких-нибудь комиссий ее удастся снова упразднить? Или здесь совершается какое-то более великое событие? Не правит ли в науке еще и нечто другое, а не просто человеческая любознательность? Да, так оно и есть. Здесь властвует что-то другое. Только это «другое» скрыто от нас, пока мы цепляемся за привычные представления о науке.
«Другое» - в том положении вещей, которое безраздельно царит во всех науках, оставаясь, однако, скрытым от них. Чтобы это положение вещей вошло в поле нашего зрения, должна, однако, иметься достаточная ясность относительно того, что такое наука. Каким путем этого добиться? Всего верней, по-видимому, путем описания современного научного производства. Подобное изображение смогло бы показать, как вот уже долгое время науки все решительней и вместе с тем неприметней внедряются во все организованные формы современной жизни: в промышленность, экономику, образование, политику, военное дело, в публицистику всякого рода. Осознать это внедрение важно. И все же, чтобы суметь изобразить его, мы сначала должны уже видеть, в чем заключается сущность науки. Ее можно высказать в лаконичном тезисе. Он гласит: наука есть теория действительного.
Наш тезис не призван служить ни готовым определением, ни подручной формулой. В нем содержатся чистые вопросы. Они будут выявляться по мере истолкования тезиса. Прежде всего, надо заметить, что слово «наука» в тезисе «наука есть теория действительного» всегда означает только науку Нового времени. Тезис «наука есть теория действительного» не имеет смысла ни для средневековой науки, ни для науки древности... И все-таки сущность современной науки, которая в качестве европейской стала между тем планетарной, коренится в греческой мысли, со времени Платона носящей название философии...
Кто сегодня, спрашивая, задумываясь, а тем самым уже и действуя, осмеливается соответствовать глубинному ходу мирового потрясения, ежечасно нами ощущаемого, тот должен не только заметить подвластность нашего сегодняшнего мира современной науке с ее волей к знанию, но и прежде всего понять, что любое осмысление современности теперь способно встать на ноги и укорениться лишь при условии, если в диалоге с греческими мыслителями и их языком оно пустит корни в эту почву нашего исторического бытия. Такой диалог пока еще ожидает своего начала. Он едва только подготовлен; и он сам для нас в свою очередь предварительное условие для неизбежного диалога с восточноазиатским миром...
Чтобы ощутить это присутствие былого, нам надо избавиться от все еще господствующего историографического представления исторических событий. Историографическое представление берет историю как предмет, в рамках которого происходит, видоизменяется и проходит всякое событие.
В тезисе «наука есть теория действительного» рано помысленное, рано посланное остается настоящим.
Попробуем сейчас прояснить наш тезис в двух аспектах. Спросим, во-первых: что называется «действительным»? Спросим затем: что называется «теорией»?..
Чтобы уяснить, что в тезисе «наука есть теория действительного» означает имя «действительное», будем держаться слова. Действительное составляет сферу действенного, того, что действует. Что значит «действовать»?.. «Действовать» значит «делать». Что значит «делать»? Слово относится к индоевропейскому корню dhe; отсюда идет и греческое «тесис»: полагание, выкладывание, положение. Это действие, однако, мыслится не только как человеческая деятельность и, главное, не только деятельность в смысле операций и акций. Рост, движение природы (фюсис) тоже действие, причем именно в точном смысле «тесиса». Лишь в позднейшее время «фюсис» и «тесис» оказываются противопоставленными областями - что тоже ведь стало возможным только благодаря какой-то общности их основы...
Но в Новое время «действительное» в смысле фактического противопоставляется тому, что не выдерживает проверки и представляется пустой видимостью или простым мнением. Впрочем, даже в этом, многократно изменившемся значении действительное все еще сохраняет прежнюю - теперь, правда, слабее и иначе выступающую - основную черту присутствующего, выступающего само по себе наружу.
Сейчас оно, однако, обнаруживает себя как следствие. Причинное следование имеет своим результатом то, что присутствующее благодаря ему достигает удостоверенного статуса и в этом статусе предстает. Действительное являет себя теперь в статусе предмета.
