Надо прямо сказать, что западное влияние на русскую жизнь было далеко не всегда благотворным. Об этом стоить помнить, когда начинается разговор о масонстве, которое буквально раковой опухолью охватило всё высшее русское общество во второй половине XVIII века, и сохранило, даже усилив, свое влияние в первой четверти следующего, XIX века.
В допетровской России отсутствовало не только масонство, но и условия для его возникновения, ибо в православной стране любое тайное общество, декларирующее неправославные убеждения, могло рассматриваться только как еретическое. Согласно преданиям «вольных каменщиков» первым российским масоном был Пётр I, посвященный в «каменщики» во время «Великого посольства» 1697-1698 гг. видным деятелем английского масонства Кристофером Вреном. Под этим утверждением нет документальной основы, но имя Петра I в любом случае недаром пользуется у масонов особым уважением. Достоверно известно, что первая российская ложа «вольных каменщиков» возникла, скорее всего, в 1730 году и состояла из иностранцев на русской службе. До середины XVIII в. русские «братья» в ложах были немногочисленны и вступали в них обычно под влиянием поверхностных и корыстных соображений.
Истинный масонский бум начинается в России в царствование Екатерины II. В ряды «каменщиков» устремляется почти вся знать, высшие и средние чиновники, военные, нарождающаяся интеллигенция. Мотивы были самыми разнообразными: мода, честолюбивые помыслы, корыстное стремление найти высоких покровителей, вера в возможность достичь некоего «тайного знания», надежда получить импульс к самосовершенствованию, искреннее стремление использовать ложи для распространения идей просвещения в России, желание организовать благотворительную деятельность, виды на использование масонских связей для политических интриг.
Но вначале 1790-х гг. деятельность масонских организаций вызвала репрессии властей. Императрица Екатерина II, резко осудившая Французскую революцию 1789 года, в которой значительную роль сыграли французские масоны, не могла не обратить свой гневный взор и на русских масонов. Сама императрица в своих произведениях высмеивала масонов «кликушами» и «сибирскими шаманами». К тому же до нее дошли сведения о тайных планах русских розенкрейцеров вовлечь в орден наследника престола и нелюбимого сына Павла. В 1792 году Екатерина II издала указ, в соответствие с которым масонская деятельность в России была запрещена. Персонально больше всех пострадал Новиков, приговоренный к 15-летнему заключению в Шлиссельбургской крепости.
В духовном плане масоны привнесли в Россию несвойственный ей до той поры оккультный мистицизм, который стал крайне модным в высших кругах русского общества. В религиозно-философском плане этот оккультизм восходит к иудейскому каббалистическому учению и древней иудейской мистической идее восстановления третьего храма Соломона. Недаром сами масоны именуют себя не иначе, как «вольные каменщики, строители храма Соломона». Масонский оккультный мистицизм изначально противостоял православию (и всем традиционным религиям вообще), ибо предполагал на основе каббалистического иудаизма создание новой всеобщей религии, которая должна заменить собой христианство. В дальнейшем, особенно в начале XIX столетия, этот мистицизм приобретет самое широкое распространение в русских образованных умах.
Надо напомнить, что в годы правления Петра, и до времен царствования Елизаветы Петровны, в России была приостановлена, а фактически запрещена канонизация национальных святых. Это запрещение специально оговаривалось в «Духовном регламенте» 1721 года, как средство борьбы с народными суевериями.
Но в народном понимании «остановить» или «запретить» святость — дело невозможное. В первой половине XVIII столетия в разных городах и монастырях начинают возникать местные почитания святых. Известно, что существовало, минимум, семнадцать святых, чье прославление свершалось местно, но не имело никакой санкции от Священного Синода. В принципе, это была древнерусская традиция, когда местночтимые святые со временем признаются и официальной Церковью.
В Священном Синоде огромное влияние получили полупротестантские настроения, выражаемые Феофаном Прокоповичем, а после его смерти — его последователями. Поэтому Синод начал жестокую борьбу с возникшим местным почитанием святых. Так, в 1722 году направленная Синодом комиссия фактически разгромила почитание собора святых в Переславле-Залесском, причем было запрещено поклоняться не только «новым» святым (Корнилию, Сергию и Адриану), но святым, чье почитание было уже давно признано Церковью — св. князю Андрею Смоленскому и преподобному Даниилу Переславскому. Позднее, в 1730-е годы, началось преследование «новых» культов, сложившихся в Ростове, Вологде, в других российских городах и монастырях. И опять, заодно, пересматривалось почитание традиционных русских святых, в частности, «освидетельствовались» мощи св. князей Романа Угличского, Василия и Константина Ярославских, преподобных Адриана Пошехонского и Сильвестра Обнорского...
Борьба Священного Синода с возникающими «новыми культами» имела свою определенную логику. Поначалу запрещению подвергались только «новые культы», не получившие никакой официальной санкции. В середине 1730-х гг. приходит черед «освидетельствования» реликвий святых, чье почитание в целом не ставится под сомнение, но часто носит, вроде бы, суеверный характер. Во второй половине 1730-х гг. впервые выдвигается требование установления синодального свидетельства для каждого культа. А ведь именно санкции Синода в то время недоставало большинству мощей угодников, почитавшихся Русской Православной Церковью. Иначе говоря, логика действий тогдашнего руководства Священного Синода вела к тому, чтобы «критически» пересмотреть и «переосвидетельствовать» практически весь Собор русских святых! И подобная деятельность, к сожалению, дала свои горькие плоды: почитание некоторых местных святых были пресечены навсегда. Казалось, светская Россия окончательно заменила собой Святую Русь... Но с воцарением Елизаветы Петровны подобные намерения наиболее ретивых синодальных чиновников были остановлены. Впрочем, и в начале XVIII века в высших кругах русского общества идея святости не отрицалась вообще, как таковая. Другой вопрос, что со стороны Петра I и государства изменилось направленность в почитании святых.
В Петровскую эпоху среди сонма святых, прославляемых Русской Православной Церковью, «манием царя» три имени заняли особое место — апостола Петра, апостола Андрея Первозванного и святого благоверного князя Александра Невского.
Особо чтимым становится образ святого князя Александра Невского, что было связано с основанием новой столицы — Санкт-Петербурга. Дело в том, что новый город строился в тех местах, где проходила знаменитая Невская битва, в которой князь Александр одержал блестящую победу над шведским войском. И в этом факте Пётр I вполне справедливо усмотрел символическую преемственность. Поэтому, вследствие целенаправленных действий властей, в Петербурге и в России начинается складываться новый официальный статус святого Александра Невского.
В 1710 году на месте Невской битвы Пётр I устраивает первую в Петербурге обитель, и посвящает ее памяти своего великого предка — Александро-Невский Свято-Троицкий монастырь, в котором через несколько лет была возведена церковь в честь святого князя. В 1710-е годы в Петербурге 23 ноября начинают торжественно праздновать день святого Александра, в который царственное семейство обязательно отстаивало службу в Александро-Невском монастыре. Сам монастырь уже в Петровскую эпоху именовали лаврой, хотя официально этот статус был присвоен обители только в 1797 году.
В 1724 году святой Александр пришел в Петербург. 30 августа состоялось торжественное перенесение мощей святого в Александро-Невский монастырь из владимирского Рождественского собора. Этому событию был придан статус общегосударственного праздника. Причем, перенесение мощей Александра Невского было намеренно поставлено именно на 30 августа 1724 года, ибо этот день стал считаться официальной датой окончания Северной войны. Таким образом, церковный календарь связал имя святого князя, защитившего Невские земли в XIII в., с победой русского оружия в веке XVIII-м.
