Два дня спустя я увидела в кампусе афиши «Монологов вагины». На следующий день по дороге на занятия меня случайно представили режиссеру этой пьесы. Знаешь, бывают такие моменты в жизни, когда кажется, будто кто-то стучит в твою дверь все громче и громче и ты уже не можешь это игнорировать. Это был тот самый момент. Во время нашего с ней разговора я сказала: «Что ж, я много слышала о вашей пьесе» (отчасти в шутку, потому что эта пьеса откровенно преследовала меня). Она ответила: «О, прекрасно! Так ты придешь сегодня на прослушивание?»

Естественно, не имея никакого актерского опыта, я рассмеялась и быстро ответила: «О, хм… я совсем не актриса». Она как будто была готова к такому ответу и быстро парировала: «Я не спрашиваю, умеешь ли ты играть. Меня интересует, придешь ли ты на прослушивание на роль в моей пьесе».

Как назло, вечернее занятие, которое могло бы избавить меня от этой необходимости, отменили, так что технически я могла пойти на прослушивание. Однако мысль о том, чтобы выйти за пределы своей зоны комфорта, мгновенно вызвала тошноту.

Оглядываясь назад, я понимаю, что единственная причина, по которой я пришла на прослушивание, заключалась в страхе сказать ей «нет» прямо в лицо. Можешь назвать это давлением или запугиванием, но несколько часов спустя я оказалась в комнате с листком бумаги в руках. Передо мной было несколько монологов. Меня мучил вопрос, как, черт возьми, эта консервативная техасская пацанка собирается прослушиваться на роль в долбаной феминистской пьесе со словом «вагина» в названии.

Прежде чем я сообразила (и прежде чем неуверенность в себе успела вытащить меня за дверь), назвали мое имя. Как только режиссер увидела меня, я поняла, что пути назад нет. Было всего несколько секунд, чтобы нервно пробежаться по монологам, ведь последние 15 минут были потрачены на то, чтобы придумать вескую причину уйти. Но только когда я направилась в середину комнаты, услышала, как сердце выскакивает из груди. Паника в чистом виде. В этот момент я спросила себя: «Во что ты только что вляпалась, Лекс? И что ты теперь собираешься делать?»

Я села перед теми немногими людьми, в чьи обязанности входило критиковать каждый шаг. Смирившись с тем, что с этой пыткой нужно покончить как можно быстрее, я начала читать монолог под заголовком «Моя единственная дочь».

Я понятия не имела, как читать этот монолог, поэтому просто начала. Я не слышала, как слова слетали с губ, и когда закончила, то просто встала и направилась к выходу. Именно тогда я услышала слова режиссера: «Алексис, можешь повторить?» Вы что, издеваетесь? В тот момент я была в агонии. Каждая секунда, проведенная в этой комнате, где я соревновалась с девушками с многолетним опытом, которые по-настоящему знают, что они делают, причиняла мне физическую боль. «Но на этот раз, когда будешь читать, – продолжала она, – представляй себе, что происходит. Это слова иранского мужчины, который говорит о своей единственной дочери. Ее тело жестоко сожжено кислотой, и они оба знают, что жизнь в том виде, в котором они ее знали, закончилась. У тебя есть отец, так что представь, каково было бы вам, если бы вы жили в культуре, согласно которой позор бы лег не только на тебя, но и на всю твою семью. И теперь, пожалуйста, прочти еще раз».

Никакого давления. Я сделала глубокий вдох и начала снова. Только на этот раз представляла отца и как сильно он любит меня. Весь его мир рухнул бы в одночасье, если бы со мной случилось что-то подобное. Через несколько секунд голос начал срываться и я изо всех сил пыталась прочесть текст. Несколько мгновений спустя я подняла глаза, с ужасом осознавая, что теперь по моим щекам катятся потоки слез, явно приглашая мою тушь прокатиться вместе с ними.

Я вытерла черные следы тыльной стороной ладони и размазала их о джинсы. Мне казалось, я знаю, что такое стыд. Но все то, что я испытывала раньше, с этим попросту не сравнится. Сидя в полнейшей тишине, опустив взгляд, я смотрела на кроссовки, желая умыкнуть в какую-нибудь дыру. Я росла с четырьмя старшими братьями и все время слышала, что «плачут только девочки», что это слабость, из-за которой можно лишь заслужить ужасный ярлык «плакса». Я была девочкой, которая никогда не плакала. Не плакала, даже когда падала или когда меня дразнили на детской площадке.

И что еще хуже – когда ты чувствуешь, как подкрадываются слезы. Тебе знакомо такое чувство? Когда тебя вот-вот должен накрыть поток слез? Те тридцать секунд, что я просидела, выковыривая грязь из-под ногтей, тянулись, словно целое столетие. Я чувствовала себя так, будто с меня сорвали маску сильной девушки. Мне все еще не хотелось поднимать взгляд. В конце концов я встала и направилась к выходу, потому что именно так поступают люди, которые испытывают чувство стыда. Они просто неуклюже устремляются к двери, потому что засунуть голову в землю – совсем не вариант, а бегство с места происшествия – вполне себе неплохой выход.

В метре от двери снова услышала свое имя: «Алексис». Я остановилась, закрыла глаза и начала просить Бога, чтобы все это поскорее закончилось. Не оборачиваясь, я услышала: «Ты прошла. Увидимся в следующий понедельник на репетиции».

По дороге домой в тот день состоялся один из самых запутанных внутренних разговоров в моей жизни. До сих пор не могу до конца объяснить, как именно тогда жизнь изменилась навсегда в простенькой старой театральной аудитории при университете.

Несмотря на сценический страх, я исполняла «Монологи вагины» не просто перед целой аудиторией, но и перед своими родителями и четырьмя старшими братьями, которые приехали по такому важному случаю. Мой отец плакал, когда я зачитывала монолог, с которым проходила прослушивание. Лица братьев застыли от шока и волнения. Эти пятеро мужчин, сидевших бок о бок в первом ряду, побледнели от услышанных слов ужаса, представляя себе реальность, с которой приходилось сталкиваться стольким отцам и братьям. Мама хоть и была под таким же впечатлением, сохраняла властное и царственное выражение лица, которое указывало, что она гордится мной и признает важность истории, которой я делилась со зрителями. Все они заметили, что во мне что-то изменилось, что в душе разгорелся пожар и глаза, наполненные страстью, предвещали приключение, которое меня ждет впереди.

В тот день я сделала полароидный снимок своей страсти. Стоя на сцене, я поняла, что любовь к рассказыванию историй, к сфере развлечений и публичных выступлений станет моей судьбой. Я знала, что у меня есть дар, природный талант, подаренный Богом. Я знала, что могу провести остаток жизни, развивая и используя голос, чтобы вдохновлять людей, обучать их, развлекать и возвращать к жизни. Я не знала, как именно это можно осуществить, но была уверена, что впереди меня ждет много открытий.

Ключи к разгадке твоей страсти всегда находятся где-то рядом. Цепочка событий, которая привела меня к этому этапу, берет начало тогда, когда я меньше всего этого ожидала, но была в поиске чего-то большего, чего-то значимого в жизни. И даже тогда пришлось бороться с инстинктами, чтобы отважиться на этот опыт. Ты найдешь свою страсть, только если будешь искать и бороться.

В большинстве случаев нужно просто выйти в свет и сделать то, что тебя пугает (например, пройти прослушивание на роль в спектакле, записаться на новое занятие или отправиться в путешествие с другом). Ты должна поверить, что, попробовав достаточно вещей, что-то попадет прямо в цель, и ты это поймешь, когда в сердце завоет сирена.

Прямо сейчас ты думаешь: «Тебе хорошо. Ты нашла свое призвание. А я даже не знаю, в чем моя страсть».

Так как же найти свою страсть?

Сначала я задам тебе простой (и, по словам моей матери, неуместный и не подобающий для леди) вопрос: что тебя бесит? Я серьезно. Что по-настоящему выводит тебя из себя – так сильно злит, что готова стену бить кулаками, – или настолько расстраивает, что ты готова заплакать прямо на месте? Потому что где-то посреди всех этих эмоций зачастую можно найти ключ к тому, что тобой движет.