Попа, признаться, я ни разу в жизни не видал и не знал для чего они существуют. «А зачем, – спрашиваю, – нам поп?» – «Да нам-то с тобой он ни к чему, а вот бабоньки, похоже, нас не застыдились, а испугались». – «И что теперь?» – «Если они нас за чертей приняли, то ведут попа, чтобы он меры принял». – «Это какие такие меры?» – «Чтобы он помолился, покрестился, и мы чтобы сгинули». – «Как сгинули?» – «Ну, чтобы снова ушли в подземелье, в тартар, в ад, или ещё куда. Я не знаю, где они живут». – «Кто?» – «Черти-то».
До этого момента я думал, что черти – это сказочные существа, не существующие, а выдуманные для богатства сказочных содержаний – забавная игра человеческой фантазии. И вдруг, оказывается, это нечто существующее, чего люди боятся. Я не помню и не знаю, видел ли кто-нибудь их в жизни, чтобы убедиться в правдивости их существования. И тем не менее существуют средства борьбы с ними – поп, крест и молитва.
«А черти на людей что ли похожи?» – спросил я. «Да», – ответил дядя Серёжа. Вот так мы стояли и переговаривались, догадывались и рассуждали, а люди потихоньку приближались. «А что, – спрашиваю, – у попа в руках?» – «Крест». У попа в руках действительно был большой, от подбородка до пояса, крест, который он нёс, прижимая к груди. На голове жёлтая, высокая, без ушей шапка, на плечах жёлтый с рисунками халат. «А во что он одет?» – спросил я. «В ризу». – «Что за риза?» – «Накидка такая, позолоченная».
Действительно, когда поп подошёл к нам на расстояние двадцати шагов и остановился, я невольно залюбовался золотыми рисунками, украшающими ризу. Как я и представлял, что все попы бородатые, этот тоже был с бородой, но с небольшой. Борода была русая, широкая, короткая. Попов часто рисуют толстыми. Этот был не толстый, но и не худой.
Остановился поп, остановились и бабы, боязливо прижимаясь друг к другу.
«Кто вы?» – спросил поп. «Мы – люди», – ответил дядя Серёжа. «Откуда вы здесь?» – «Из-под земли вылезли», – продолжал отвечать дядя Серёжа. «По чьей воле вы сюда пришли?» – «По воле случая».
Поп поднял над головой крест, окрестил им три раза нас, потом взял крест в левую руку и трижды, освободившейся рукой, перекрестился. Похоже поп не поверил, что мы люди. Неужели мы и вправду похожи на чертей? Я посмотрел на дядю Серёжу, потом на себя. Не знаю, почему до этого момента мы не обращали внимания на свой вид? А тут… Мне страшно захотелось рассмеяться. Дядя Серёжа стоял в рубашке с одной полой, в рваных, грязных штанах, босой и весь выпачканный глиной, без фуражки, со взъерошенными волосами. Кроме того, там, где у брюк должны быть карманы, оказались неряшливым образом вырезанные дыры. Я позже узнал, что карманы дядя Серёжа сжёг в сухой пещере. А я рядом с ним, босой, в одних грязных штанах, вымазанный глиной и тоже, вероятно, взъерошенный. Ну, как есть два пугала. Дядя Серёжа тоже посмотрел на меня и на себя, и мы разом расхохотались. «Ну, Васька, – сказал дядя Серёжа нарочно громко, чтобы все слышали, – не знаю, похожи или нет мы на чертей, а на людей точно мало похожи». Потом он обратился к попу: «Напрасно вы нас боитесь. Мы люди, обычные люди. Не лешии, не черти. Просто мы не успели привести себя в порядок. Дело в том, что мы в неприятный переплёт попали. И вот выбрались, опомниться не можем, что живы остались». – «Что же с вами случилось?» – спросил поп. «Да вы подходите ближе, мы всё расскажем. История-то наша длинная».
Поп вроде осмелел и подошёл поближе. Женщины остались на месте.
«А и впрямь на людей похожи», – сказал поп. – Ну, уверуйте нас». – «Я прошу прощения, – сказал дядя Серёжа. – Я не верующий и мне наверное не подобает вас называть батюшкой? Подскажите, как вас можно иначе называть, чтобы мне вас, не дай Бог, оскорбить или обидеть». – «Называйте меня по-мирскому, – сказал поп, – Григорием Порфирьевичем». – «Так вот, Григорий Порфирьевич, Чтобы быстрей и проще вы нас поняли, предлагаю заглянуть в то отверстие в земле, откуда мы вышли. Вы всё поймёте. А если будет что-то непонятно, так мы объясним».
Поп вдруг побледнел, перекрестился несколько раз, загородился от нас крестом и боязливо попятился, торопливо повторяя шёпотом какое-то слово, которое я не понял. Он видимо подумал, что дядя Серёжа приглашает его к тому отверстию, через которое черти грешников утаскивают. Дядя Серёжа улыбнулся и тут же извинился: «Простите меня, Григорий Порфирьевич, я был не осторожен, неверно выразил свою мысль». – «Нет-нет, не соблазняйте, – торопливо сказал поп, – я не грешен».
Слышал я в разговорах взрослых, что попы сами в Бога и в чертей не верят. Просто у них работа такая. Они так деньги зарабатывают. Но этот поп был видно крепко верующий. Дядя Серёжа долго объяснял ему, как мы попали в беду, как блуждали в потёмках и как, наконец, выбрались на свет, вот в этом месте.
«А дерево кто уронил?» – спросил поп. «Я», – честно признался дядя Серёжа. Поп опять несколько раз перекрестился и отрицательно покачал головой. На дороге показалась легковая машина. Бабы забеспокоились, засуетились. Поп тоже оглянулся. Все замерли в ожидании. Машина остановилась около нас. Из неё вышел председатель колхоза – плотный, кругловатый, невысокий, пожилой дядя, подвижный, с весёлыми глазами.
«Ну-ка, что тут за черти у нас объявились? – спросил он и взяв меня за волосы потянул вверх. – Ну и где у тебя рога?» – «Один, – говорю, – у меня только. Вот», – я показал ему шишку на голове, которую посадил ударившись обо что-то в темноте пещеры. Председатель пощупал и сказал: «Ого! Большой! Ну ничего, до свадьбы, думаю, сойдёт. А у вас?» – обратился он к дяде Серёже. «Я комолый, – ответил тот. – А вообще-то тоже один имеется». Председатель опять обратился ко мне: «Ну так ты взаправдашний чертёнок или нет?» А я говорю: «Я – Васька… из Кокошино». – «Васька? Из Кокошино? – переспросил председатель. – А это кто?» – показал он пальцем на дядю Серёжу. «А это, – говорю, – дядя Серёжа». – «Постой, постой… А это не ты на снежной туче на Кавказ улетал?» – «Я» – «А дядя Серёжа, это, стало быть, тот лётчик, который тебя на ту тучу посадил?» – «Да, – говорю, – он».
Председатель повернулся к бабам: «Бабоньки! Вот посмотрите, кто к нам в гости пожаловал – знаменитый путешественник – Васька из Кокошино».
Наш разговор с председателем видимо рассеял сомнения у баб и попа. Они помаленьку стали нас окружать. «Ну, рассказывайте, какая беда вас сюда занесла?» – обратился председатель к дяде Серёже. И дядя Серёжа рассказал всё по порядку. Бабы слушали да ахали. Потом дядя Серёжа попросил прощения у женщин, за то, что мы съели чей-то пирог.
«Ну и слава Богу! На здоровье! – сказала одна молодушка. – Я нездорова сегодня, аппетита нет. Я бы знала так больше принесла».
Потом председатель пошёл посмотреть дыру из которой мы вылезли. Ну и мы с дядей Серёжей подошли. Поинтересовались и некоторые женщины. А поп так и не подошёл. Да и женщины некоторые смотрели только издали. Дядя Серёжа вытянул за верёвку лодку. Фуфайка, куртка и один дядин Серёжин ботинок выпали из лодки, пока он её вытягивал. На дне лодки остались только – фонарик, молоток, насос и три ботинка.
«Вот наши доказательства», – сказал дядя Серёжа. «Это надо в музей. – Ну ладно, поглядели и домой». Глянув на нас он спохватился: «Как же я вас, таких грязных, повезу? У меня в машине ведро есть, а у вас есть верёвка, а там воды – не вычерпать, – показал он на подземелье. – Хотя, нет. Там вода ледяная. Заедем на речку, выкупаетесь. Давайте, в машину». – «А где мы находимся?» – поинтересовался наконец дядя Серёжа. «На границе между Кокошинскими угодьями и Лубянскими. Вон поля-то ваши, Кокошинские. А покосы наши – Лубянские». – «То-то мне показалось место знакомое, – сказал дядя Серёжа. – Я же весной эти поля опылял». – «Мы с вами не знакомы, а ведь я вас давно знаю, – сказал председатель. – Меня зовут – Сергей Семёныч. Мы даже с вами тёзки». – «Да, – сказал дядя Серёжа, – не знаешь, где друга потеряешь, не знаешь, где найдёшь. Спасибо за дружескую заботу. Может когда-то и я вам пригожусь». – «И я так думаю, – ответил председатель и крикнул женщинам: хватит бабоньки, подивились чуду и за работу. А вы, Григорий Порфирьевич, тоже в машину садитесь, я вас подвезу».
