– Ты говоришь, как моя бабка, – засмеялась Рит.
– Понимаешь, – Филия в свою очередь задумалась. – Вот эта книга, да и все эти запрещенные ныне предания – о творце, о трижды пришедшем, все они в прошлом. Мы не возносим этому забытому тройному бедолаге молитвы. Мы не одурманены обрядами и ритуалами. Мы о нем почти ничего не знаем. Таким образом, если он и является кому-то, то является в чистоте. В неведении.
– Тебя являлся? – спросила Рит.
– Нет, – хмыкнула Филия.
– А твоей матери? – спросила Рит.
– Я не спрашивала, – призналась Филия. – Но она говорила, что слышала не только голос своего бога. Не только голос той, что ныне скрыта в Гледе. Еще кое-что.
– А вот к этому недугу моя бабка посоветовала бы крепкий сон и здоровое питание, – заметила Рит.
– Я бы не отказалась, – улыбнулась Филия и добавила секундой позже. – Нет, никто мою мать не окликал с горних высей, не говорил с нею, никто ничего не советовал, не увещевал. Она просто слышала что-то вроде… музыки. Знаешь, как будто высоко в горах пастух, у которого в руках оживает всякая дудка, разговаривает с заснеженными вершинами. С помощью обычного пастушьего рожка.
– И поэтому мы оказались в Опакуме, – поняла Рит.
– Неужели ты не понимаешь, что не моя мать привела нас туда? – посмотрела на Рит Филия. – Это рок. Судьба. Что такое дыхание моей матери по сравнению с ветром, что дует нам в лицо или в спину? Представь себе, что древние боги или бог этой земли кто-то вроде наших родителей. Ушедших родителей. Умерших родителей. Как хочешь. Тех, кто может наблюдать за своими детьми. Представь себя на их месте. И запомни главное – ты не можешь прожить жизнь за кого-то. Что бы ты стала делать, если у тебя есть только… музыка? Или лишь возможность укрепить дух своего ребенка? Или что-то похожее? Пойми, если они есть, они не должны делать что-то за нас. Решать за нас. Они дают возможность людям самим решать свою судьбу. Разве это не благо?
– Переживать жатву, гибнуть, страдать – это и называется – решать свою судьбу? – спросила Рит.
– И это тоже, – ответила Филия.
– А твоя мать тоже относится к тем, кто сам решает свою судьбу? – спросила Рит.
– Да, – проговорила Филия. – Уже семьсот лет. Пусть даже она и не была человеком. В некотором смысле. Во всех остальных смыслах она именно человеком и была. Хотя она и всегда повторяла, что победа никому не обещана. И если она будет достигнута ценой собственной жизни, это будет великим везением, поскольку скорее всего не будет ни жизни, ни победы. Знаешь, она иногда смеялась. Говорила, что если смириться с тем, что занимаешься безнадежным делом, то всякая удача на этом пути будет казаться стократ дороже любой победы.
– Зачем ей все это было нужно? – спросила Рит. – И эта проклятая обреченность или безнадежность в том числе? Зачем? Из-за чего песчинка, пусть даже и золотая, может встать поперек потока воды? Что ею двигало? Любовь к людям? Месть? Любовь к собственной дочери?
– Все, – ответила Филия. – И любовь к собственной дочери, и интерес к людям, и месть. У нее было достаточно причин. К тому же выбирать в таких случаях не приходится. Встаешь ли ты против потока или тихо лежишь на дне, поток разбираться не будет. Унесет всех.
– Унесет всех, – повторила Рит.
– Знаешь, – Филия как будто оживилась, – она рассказывала мне о том прекрасном мире, в котором все это началось. Хотя, даже она не могла точно сказать, где это началось. Но в том мире…
– Там, надо думать, никого вроде твоей матери не нашлось? – перебила Филию Рит.
– Там были другие, – сказала Филия. – Вроде вот этого вашего воина в черной маске, который погиб в Опакуме. Погиб, как и многие. И эти другие гибли и там. Но все было тщетно. Да, там нашлись силы, которые спасли часть людей. И, кстати, ценой собственного бытия. Доставив их сюда. Но в том мире… все обратилось в пепел. Все сгорело. Моя мать очень не хотела, чтобы это повторилось здесь. Но все к тому идет. Зараза, которая сожрала тот мир, жаждет сожрать и этот. Ты понимаешь это? Сейчас, когда вроде бы еще ничто не предвещает такого исхода, я свидетельствую – единственная цель этой сущности – сожрать все…
– И личинка этой беды таится внутри Гледы? – спросила Рит.
– Если бы это было так, я бы убила ее, – прошептала Филия. – Не задумавшись ни на секунду. Прости, но даже вместе с Гледой. Вместе с тобой, будь она в тебе. Вместе с собой, будь она во мне. Не по желанию моей матери, а по необходимости. Но это не личинка. Это ключ. Вихрь. Ураган. Но и всего лишь ключ. Его нельзя ни убить, ни удержать, выпустив однажды. Мы уже говорили об этом. Вся разница между нами и теми, кто надеялся на воплощение этой силы, в том, что они боятся, что этот вихрь рассеется, и им придется начинать все с начала. Уверена, они уже теперь ломают голову над новым обрядом.
– Эта личинка… – пробормотала Рит. – Или вихрь. Эта зараза… Был… Была среди тех, кто доставил людей из того мира сюда? Среди тех, кто спасал их?
– Да, – кивнула Филия. – Она ведь своего рода божество. Одна из пяти. Богиня. Или же высший демон, если угодно. У таких сущностей не может быть точных определений.
– И она… – неопределенно повела плечами Рит, – отказалась от этой миссии? Отказалась уже здесь? Пробравшись сюда на спинах тех, кто спасал?
– Что ты хочешь услышать? – спросила Филия. – Или что я могу тебе сказать? Во-первых, предполагать, догадываться и знать – не одно и то же. Во-вторых, это как пытаться понять мысли огромной горы. Ее состояние. Как это сделать, если для горы год – все равно, что один день? А уж влезть в шкуру бога или великого демона – это и представить невозможно. Но мать говорила, что если бы та, которая была среди пяти высших, среди тех, кто управлял умбра, не отказалась, то не было бы ни жатв, ничего. Просто, на этой земле появился бы еще один народ немалым, но не бесконечным числом. Но она не смогла. Да и вряд ли пыталась. Думаю, у нее был свой собственный план… Не совпадающий с планом оставшихся четырех.
– То есть, она их предала? – уточнила Рит.
– Разве может предать чужак? – удивилась Филия. – Тот, кто изменился непоправимо? Тот, кто перевернулся внутри себя? Тот, кто по сути является твоим врагом? Тот, кто охвачен безумием?
– Безумием? – переспросила Рит. – Она лишилась ума?
– Безумный – это не глупый, – заметила Филия.
– Если я правильно поняла, – сдвинула брови Рит, – то выходит, что если бы она была разумна, той беды в том мире могло ведь и не случиться?
– Когда я спрашивала об этом мать, она всякий раз погружалась в долгие размышления, – засмеялась Филия.
– Почему эту… пятую не остановили те, кто был равен ей? – спросила Рит.
– Может быть, не смогли? – предположила Филия. – Или же она была их частью, как та же рука часть тебя? Что мы можем об этом знать? Может быть, ее безумие наделило ее большей силой?
– Боги не смогли ее остановить, а мы сможем, – с кривой усмешкой пробормотала Рит.
– Нам придется, – ответила Филия. – Знаешь, мать говорила мне, что эта сущность даже против своей воли, но участвовала в общем действе. Она выжила, но тоже потратилась. Ослабла. И только поэтому она не начала пожирать эту землю сразу.
– Кто она? – спросила Рит.
– Враг, – ответила Филия. – Бездонная пропасть, ставшая сутью высшего существа.
– И сейчас она в Гледе, – вновь повторила те же слова Рит.
– Ее ядрышко, – ответила Филия. – Ее малая часть. Иначе Гледу сразу бы испепелило. Или порвало в клочья. Или разбило бы вдребезги. Но и того, что есть – хватит. Этой сущности хватит.
– Для чего? – спросила Рит.
– Для ее возрождения, – прошептала Филия. – И для того, чтобы в том или ином виде жатва на этих землях не кончалась.
– Знаешь, – Рит вновь окинула взглядом горизонт, посмотрела на небо, погладила холку лошади, что несла ее, – я же из кимров. Кимры никогда никому не подчинялись. Они вольный народ. И в степи порой они встречают странных существ. К примеру, танцующего шамана или дервиша, который проносится словно вихрь. Мать говорила мне, что это тоже демон. Но из прежних, понимаешь? Из тех, что были еще до этого… трижды пришедшего, хотя я все еще не уверена, что и он был на самом деле.
