Валентина заискивающе поглядывает на доктора, по всему видно, что умный, и последняя надежда он для неё. А всё равно сомнения гложут: не зря ли пришла, можно ли в её деле вообще на кого-то надеяться?

   - Найдёте время? Завтра же? Ой, спасибо вам! Лене ничего говорить не нужно? А почему? Ну да, ну да, чтобы зря не волновать, вам виднее. Сами подъедете, на такси? Встретимся в пять утра у подъезда? Хорошо, договорились, до свидания.

  ***

   Горец перекинул меня через плечо и тащит куда-то. Видеть не могу, на глазах повязка, и рот чем-то перетянут под самый нос так, что дышать тяжко. Вонючий детина пыхтит, от страха перепотел. Надеюсь, спящего брата не тронул, по обычаю действует, гад, - не хочешь потом невесту годами прятать, родню не убивай, не калечь. Успеешь девку в горы, к своим увезти - твоя будет.

   Не трепыхаюсь, силы берегу. Брат у меня шустрый, догонит.

   Ого, а помощь ещё раньше поспевает.

   - Рра... - слышу зычное, знакомое.

   Нас с горцем валит на землю нешуточным ударом, это верный Паки пошёл против приказа и догнал. Пёс весом своим недюжинным на детину рухнул, грозно рычит, как бы насмерть не загрыз. Я-то кулем у того из рук вывалилась. Извиваюсь в пыли, а что толку, руки связаны, рот надёжно тряпкой заткнут, бессвязно мычу, ничего псу приказать не могу.

   - Фу, Паки, фу! - кричит подоспевший Гай.

   Слышу недовольный рык пса, шум возни и невразумительные вяки горца. И только после этого ощущаю, как ослабляются путы на мне.

   Порадоваться спасению не успеваю, на самом интересном месте просыпаюсь.

  ***

   Давно не приходил нужный сон, наверное, целый год.

   Я быстро вышагиваю. Город в сумрачном утреннем тумане за спиной. Мокрая от летней росы трава лупит по голым лодыжкам, впереди озеро. Откуда знаю про озеро? Не помню, не важно. Важна скорость. Как только понимаю это, срываюсь с места зайцем, мчусь во всю прыть.

   - Ленка! Стой, Ленка! - взрывает тишину Валюхин крик за спиной.

   Но я боюсь не сестру. Тот горец, во сне, отвратно чёрен и зол. Он брата не потому не покалечил, что по обычаю хотел невесту украсть, а потому, что страшно стало подступиться. Один пришёл, настолько, видно, никудышный, что в родной деревне ему даже сподручных не нашлось для дела. Надеялся на осла, что оставил за пригорком. Думал, что на нём быстро меня увезёт.

   Чую, что сестра отстаёт, а тот, кого бояться надо поболее горца, настигает. Откуда только силы берутся, рву ещё быстрее.

   Вот озеро. Подумать не успеваю, сигаю в пижаме, как есть. Холод и тяжесть воды сжимают тисками. Гребу на дно, стремлюсь к центру. В висках пульсирует, задыхаюсь от невозможности вдохнуть. Вспыхивают искры перед глазами, и раздаётся скрежет. Это железная клешня догоняющего хватает меня за ногу.

   Опоздал, я уже тоже в броне, как и он. Выныриваю с шумом, и снопами цветных электрических искр, как огромная лампочка, освещаю озеро. И я вспомнила всё.

   Помню лихорадочный блеск в глазах брата там, в градовских пещерах для перерождающихся, в мерцающем тусклом свете огонь-камней. Помню, как Гай, волнуясь, быстро объясняет мне. Как придерживает ладонью голову, которую я едва ли чувствую своей, как другой дрожащей рукой засыпает в мой приоткрытый рот порошок, наше с бабулей потайное зелье. Как режет болью по вискам от эха, что грохочет под сводами пещеры, донося снаружи шум битвы гигантских черепах.

   - Держись, Латка, у нас всё получится, - тревожно и надрывно скороговорит брат. - Там Вирта Плешивый и ещё кое-кто, кого ты не знаешь, охраняют вход. Оказалось, эти сволочи черепаховые просто не дают нам перерождаться в кого-то иного, кроме себе подобных. Им не нужны другие переродившиеся, им не нужны бабочки, которые оберегали бы на планете моря. Им нужен мёртвый песок, они и сады хотят уничтожить, загнать селян, как и горцев, в землю. Хотят властвовать на планете одни безраздельно.

   Помню, как скручивало резью нутро, тело то пульсировало каждой клеточкой, то теряло чувствительность. Видно, перерождение уже вовсю шло, а меня тормошение брата выдёргивало из действа, не давало забыться целительным сном.

   - Потерпи, Латка, ещё чуть-чуть! - настойчиво вдалбливал Гай. - Главное, запоминай! Сейчас вы отправитесь на Землю. Не важно как, важно, что у нас получилось. У нас вас целых три! Три перерождающихся бабочки. Латка, целых три! Броня ещё очень слабая, но она всё сделает за тебя. Земля примет, в земных водах броня дозреет и без огненных камней, но будет это долго. Ты, главное, запомни: ваши души, пока зреет броня, будут заключены в земные тела. Ты родишься на чужой планете в теле землянки, но связь с бронёй не потеряешь. Учись жизни по-новой, Латка, а когда созреет броня, найди её и возвращайся. Всё! Пора! - заорал Гай, и огненная боль разлилась по всему телу, а вспышка света оборвала сознание.

   Всё это вспомнилось в один миг, как пришло и осознание - брат погиб там, при финальной вспышке, спасая меня.

   А теперь я переродившаяся и я нашла свою броню. Я огромная перламутровая бабочка. А тот, кто настиг - железный черепаховый чурбан для меня, не более. Молотит лапами-клешнями о мой защитный кокон, но бесполезно, надо было ловить раньше, пока я беспомощной земной лунатичкой была. Да, ты градович, в стальной черепаховой броне, но просто градович. Да, я на треть меньше тебя по размеру, зато совершеннее - переродившаяся от двух миров. У меня два дома и двойная сила. И буду там, где захочу: и на Моросе и на Земле.

   "Не долетишь", - читает мои мысли градович.

   А я и не скрываю их.

   Его черепаховые глаза сверкают злобой, и стальная броня красиво блестит на фоне тихого озера и быстро светлеющего утра. Размеры и грозный вид градовича впечатлили бы кого угодно на Земле, но не меня.

   "Долечу!" - вступаю я в мысленный диалог.