День двадцать седьмой.
Итак, с огромным трудом, Алексей заставил себя вчера вечером отдать приказ Мартышке: отправить за борт последний ящик с шампанским. Он сидел теперь небритый, с отёкшим от беспробудного пьянства лицом, в единственной на станции просторной каюте - гостиной и угрюмо размышлял. Это давалось ему, надо сказать, нелегко. Неминуемое чувство стыда навалилось и грозило перерасти в ещё более тяжёлую депрессию. Алексей прекрасно понимал, к чему это может привести. К сожалению, попытки самоубийства в дальнем космосе до сих пор не редки.
Именно над этой проблемой он и работал все последние годы. Как сделать психику человека более устойчивой к тесным пространствам звездолётов и нехватке общения, как помочь астронавту в экстренной ситуации подавить негативные эмоции, не дающие конструктивно действовать - задача не лёгкая, но он до сих пор уверен, решимая. Эх, если бы ему сейчас хотя бы несколько препаратов из собственных последних разработок.
Алексей посмотрел на, вытянутые перед собой, большие трясущиеся руки и, наконец, подумал о том, чего упорно не хотел до сих пор признавать: с женой что-то случилось, что-то явно нехорошее, иначе она давно уже забрала бы его отсюда. Нет, он никогда не был фаталистом, просто все реальные сроки миновали. В маленькой спасательной шлюпке уже дней пять, шесть назад, в любом случае закончился кислород. И даже если её подберут, то бездыханный труп его несчастной жены вряд ли сможет ему чем-нибудь помочь.
Подумав ещё, он с тяжёлым сердцем решил, что будет по-прежнему надеяться, что она жива, но только где-то в глубине, не позволяя больше надежде травить понапрасну душу. Алексей теперь безусловно жалел, что отправил неопытную Маришу, а не полетел сам, но тогда это было очевидным. Не мог же он оставить слишком впечатлительную и такую юную ещё молодую жену в этом проклятом, железном "гробу" совсем одну. Это сейчас понятно, что полети он сам, они давно уже были бы дома. И вообще, вся затея с медовым месяцем на этой дурацкой станции казалась теперь полным бредом.
Ну, хорошо, Мариша предложила по неопытности, она то хотела как лучше: оградить его хотя бы на месяц от нескончаемой работы. А вот как он мог проглотить такую глупость, до сих пор не понятно. Ведь сам лично приказал снять роботу-технику рацию с лайнера. Конечно, поначалу идея казалась блестящей. Без рации их никто не сможет найти, и целый месяц они будут совершенно одни. Восторженный щебет любимой звучал тогда, как музыка в его ушах. Стандартной программы автопилота вполне достаточно, чтобы беспрепятственно вернуться, когда они только пожелают. Станция Мариши на самой окраине солнечной системы - ерунда, разве это расстояние в наше время.
Даже, когда на четвёртый день их счастливой жизни пришёл конец, они всё ещё верили, что всё обойдётся, что вся эта галиматья с исчезнувшим топливом лишь мелкая неприятность, не более. И даже Мариша не запаниковала на следующий день, когда они решили всё-таки проверить состояние спасательного шлюпа. Бедняжка, правда, сильно расстроилась, когда выяснилось, что и с ним не всё в порядке. В чём винил Алексей только себя: надо было лично проверить технику перед стартом.
Разве можно было теперь винить жену в том, что ещё, будучи на Земле она, ничего не сказав ему, однажды воспользовалась шлюпом для прогулки. И ведь это так естественно для женщины - забыть потом дать роботу-технику соответствующие распоряжения. Так шлюп перед самым стартом оказался не дозаправленным и с очень ограниченным запасом кислорода. Не важно, что он рассчитан на двоих, рисковать не стоило: вернуться на землю мог только кто-то один.
Вот и выходило по всему. Что виноват Алексей во всём сам. Лишь благодаря собственной глупости, он не видел теперь абсолютно никакого выхода и был обречён, медленно сходить с ума в одиночестве в этой треклятой консервной банке.
День тридцать пятый.
Алексей шумно вздохнул, обнаружив, что уже несколько минут стоит перед дверью в свою спальню. Он перешёл в эту каюту ещё на седьмой день ожидания, когда уже стало совсем невыносимо смотреть на бездушные вещи жены и ощущать едва уловимый её сладкий запах в постели. Недолго думая, быстро собрав скромные пожитки, он перебрался сюда. Кровать здесь, правда была заметно скромнее и вместо вместительного шкафа обстановку завершала простецкая походная тумбочка. Ничего, зато Алексей заставил Мартышку притащить небольшой овальный стол из буфета, не очень подходящий, но единственный не приваренный к полу и устроил в углу тесной спаленки, нечто вроде кабинета. Правда, свои драгоценные черновики и контейнер с колбами, с порошками-заготовками тогда так и не перенёс и работать не начал. Вместо этого стал дико и методично напиваться каждый день шампанским. Сначала от тоски, а потом уже и сознательно, как врач, понимая, что это послужит своеобразным лекарством и поможет хотя бы на какое-то время.
Помогло, но ненадолго. Бросил. Велел Мартышке очистить палубу от спиртного - и что? Прошло чуть больше недели трезвой жизни, как он уже пожалел об этом.
Избавившись от выпивки, Алексей потерял единственную отдушину в череде бесконечных, тоскливых дней. Он устал уже от нескончаемых раздумий на одну и ту же тему: что делать? Как хороший врач и безусловно неплохой учёный он прекрасно понимал, к чему может привести такое упадническое настроение, но ничего не мог с собой поделать.
Хорошо ещё, что он придумал для себя распорядок дня и мало-мальски придерживался его. Дел, конечно, набралось немного: умыться, побриться, позавтракать и пообедать вовремя, да ещё работа с привезёнными черновиками которая, к сожалению, пока совсем не клеилась.
Подумав, Алексей позвал Мартышку. Теперь он уже был благодарен жене за неё: можно хоть ненадолго сделать вид, что ты не совершенно один.
День шестьдесят пятый
Счастливый доктор не спешил просыпаться. Прекрасные, каштановые волосы щекотали щёку, легонькая головка крепко спавшей жены покоилась на его плече. Ему нравилось всем телом ощущать её рядом родную, юную, нежную и одновременно пылкую и искусную любовницу. Алексей давно потерял счёт времени. Зачем рассчитывать, прикидывать и думать заранее о будущем, когда им так хорошо сейчас, сию минуту вместе.
