— Риск слишком большой, преимущество слишком сомнительно. Я рекомендую этой душе оставаться в Послежизни, пока не наступит время её смерти согласно Акаши.

Я открываю рот. Когда прихожу в себя, наклоняюсь и шепчу Салу:

— Он предлагает, чтобы я ждала здесь до самой смерти? Потому что это дер…

Сал обрывает меня таким взглядом, что я резко замолкаю.

— Пожалуйста, заткнись.

Хочу ответить, сказать «нет», но молчу. Вместо этого поворачиваюсь, слушая, как обсуждают моё будущее, словно меня здесь нет.

Азбаух смотрит влево.

— Твоё слово, Мармарот.

Ангел кивнул.

— Я согласен, что по вине жнеца произошла прискорбнейшая ошибка, но так как перекраивать время, чтобы вернуть девочку к моменту её случайной смерти, придётся мне, я должен тщательно сопоставить её желания с нуждами многих. У меня есть несколько замечаний.

Не думаю, что моё положение может стать ещё хуже.

— Удовлетворив её просьбу, множество событий, хороших и плохих, придётся отменить, — продолжает Мармарот. — Её возвращение к миру может нарушить мирные соглашения и развязать войны. И пускай Хроники Акаши указывают её смерть в далёком будущем, мир продолжает жить без неё. Находясь в здравом уме, я не могу рекомендовать её возвращение, так как нет никаких признаков того, что человеческая раса будет иметь какую-либо выгоду.

Я ошибалась. Всё стало хуже.

— Шепард? — Азбаух обращается к третьему участнику суда. — Каковы твои мысли?

В глазах этого ангела виднеется сострадание, и когда отвечает, он смотрит прямо на меня.

— Я не думаю, что это дитя находится за точкой невозврата. На её жизнь и будущее сильно повлияло её пребывание в Послежизни. Будет прискорбно лишить мир примера могущественного акта милосердия, на которое способен Создатель.

Замечаю, как Мармарот задумчиво кивает, и во мне вспыхивает искорка надежды. Я выпрямляюсь, встречаюсь глазами с Шепардом, умоляя его сказать «да». Он улыбается, и тепло разливается по телу.

В конце концов, Азбаух говорит:

— Это всё хорошо, но мы уже не раз видели, как слабый человеческий разум не способен выдержать опыт пребывания за чертой смерти. Как мы можем быть уверены в том, что время, проведённое здесь, не покажется ей сном?

— Возможно, мы могли бы попросить муз добавить в её жизнь нечто, способное поддерживать эти воспоминания в подсознании, — предлагает Шепард. — Если они могут заставлять писателей составлять шедевры из слов, а скульпторов вырезать красоту из камня, то это определённо не составит для них труда.

— Главный недостаток этой идеи в том, что для девочки слишком тяжело будет выдержать такой груз. Она уже успела за свою жизнь продемонстрировать слабое здравомыслие, — вмешивается Захрил.

Мне очень не нравится этот парень. Не так сильно, как Азбаух, но близко.

Говоря о моём мучителе, Азбаух поднимает руку для порядка.

— Хоть у тебя не было официального права обратиться к суду, ты говоришь здравые вещи, — он поворачивается к Салатилу. — Что ты на это скажешь?

Удивление на лице Сала не вселяет уверенности.

— Я думаю, — начинает он и останавливается. — Ну, я думаю, что человеческий рассудок действительно слаб.

Мне конец.

— Но вы ошибаетесь в том, что нет шанса на искупление. Возвращаясь к аналогии Шепарда про скульптора, эта девочка — не оконченная глыба, а камень, ждущий, когда его облагородят. Она раскроет потенциал.

Хорошо, может быть, не совсем конец.

— Предположение Захрила, что её прошлое определяет её будущее — неверно и безосновательно. Если мы возьмём двадцать случайных жизней, то, я уверен, часть из них будет способна перерасти свои ранние свершения и стать лидерами и примерами для подражания. Кто скажет, что у девочки нет потенциала?

— Если возьмём другие двадцать жизней, — отвечает Азбаух, — уверен, мы также найдём тех, кому были даны привилегии, и кто стал никем. Всего лишь помеха для общества.

Сал пожимает плечами. Вижу, что он пытается собраться с силами, чтобы сказать что-то очень важное. Давай, Сал. Мы ждём.

И тогда он делает то, что, должно быть, шокирует его самого больше, чем меня. Он бросает вызов Азбауху.

— Твой пессимизм по отношению к человеческому роду переходит все грани. Помимо всего прочего, эту душу лишили любого шанса стать лучше. Её сделали жертвой, и теперь она должна нести крест, который вовсе даже не её. Не вернуть её к жизни, значит отрицать милосердие.

С благоговением смотрю на своего защитника, но только мгновение.

— Милосердие, — ревёт Азбаух, — не повестка этого суда! Мы собрались здесь для того, чтобы понять, какой ущерб нанесёт выполнение её прихоти и стоит ли рисковать, отматывая прошлое. Милосердие — лишь один из факторов. Итак, если больше нет комментариев по существу, переходим к голосованию.

После этих слов мой защитник окончательно повержен. Не в силах смотреть на меня, он ждёт вердикт.

— Мармарот, — произносит Азбаух, — твоё решение.

Он качает головой.

— Я не могу, во имя всего святого, согласиться с неизвестными и бесчисленными изменениями, которые последуют, если мы изменим судьбу этой девочки. Не имеет значения, как сильно мне бы хотелось дать ей второй шанс. Я голосую против.

Азбаух одобрительно кивает.

— Шепард?

Ангел сразу переходит к делу.

— Отрицая её шанс на искупление, мы отрицаем само её существование. Я голосую за. Мы должны отправить её обратно, не имеет значения, какой ценой, просто потому, что так будет правильно.

Не могу быть уверена, но мне кажется, что Азбаух закатывает глаза. Когда он, однако, смотрит на меня, его взгляд твёрдый.

— Так как на данном суде решает мнение большинства, то принять окончательное решение предстоит мне. Несмотря на то, что я не сомневаюсь в непогрешимости Хроник Акаши, мне приходится признать, что это событие не случайно, и поэтому я должен…

Я больше не могу сидеть спокойно, пока эти ангелы уничтожают само моё существование. Если Сал не собирается защищать меня, то терять мне уже нечего. Вскакиваю со стула так, что он со стуком валится на пол и кричу:

— Подождите! Это не справедливо, и вы это знаете. Вы не можете просто лишить меня будущего из-за того, что моё прошлое было неидеальным, — Сал пытается заставить меня сесть, но я отмахиваюсь. Он оказался полным неудачником. — Вы не можете решить, что я не достойна жизни всего за пять минут.

— Молчать! — ревёт Азбаух, лёгкое движение крыльев чуть приподнимает его над остальными. — Я принял решение. По этому делу больше сказать нечего. Твой выпад жалок.

Только Азбаух собирается вынести обвинительный приговор, дверь за нами распахивается. За широкоплечим человеком, из которого такой же ангел, как и я, следует сияние. Вьющиеся каштановые волосы скрывают кончики ушей. Глаза, тёмные, почти чёрные, сканируют комнату. Но не волосы, глаза и очевидное отсутствие крыльев заставляют его выделяться. Нет. Моё внимание привлекают гавайская рубашка и шорты-бермуды.

Азбаух наблюдает, как он проходит в переднюю часть комнаты и останавливается на некотором расстоянии от скамьи. Никому даже не нужно сообщать, что между этими двумя отсутствует симпатия. Ангел Правосудия смотрит на новоприбывшего с презрением, но тот смотрит на него с осязаемым высокомерием. Кто этот тип?

— Полагаю, у меня есть право выступить, учитывая, что это мой жнец заварил всю эту кашу.

И тогда до меня доходит.

Это Смерть.

ГЛАВА 12

— Как мило, что ты решил присоединиться к нам, — произносит Азбаух с неприкрытым презрением.

От Смерти не укрывается откровенная враждебность ангела.

— Жизнь в смертельном бизнесе не подчиняется расписанию. Итак, на чём мы остановились? — спрашивает Смерть, после чего достаёт из воздуха чёрное кожаное кресло и опускается в него, задирая ноги и откидываясь назад. Почти ожидаю, что он достанет ведро с попкорном, словно уселся посмотреть фильм.